Подробности мелких чувств - Галина Щербакова

К ушам прилагалась бутылка "Амаретто". Это-то соединение и стало ее беспокоить. Но потом. Попозже...

- Я думал, думал, - объяснял себя Гриша, - но водка - было бы грубо?

Он нашел ее по телефонному номеру, который дала ему сестра из Челябинска, и знакомые, у которых он остановился.

- Вы меня искали. У вас что-то случилось? - спросил он прямо, не понимая, почему она сейчас плачет, и сокрушаясь о ходе времени: в его памяти Нора была красивой молодой женщиной, от которой пахло духами. Эта же была стара, и от нее просто разило мятной жвачкой. "Удивительно тонкий вкус. Зимняя свежесть".

Нора поняла, что ничего не сможет объяснить. Ни-че-го.

Гриша рассказывал о своем способе выживания. Он его называл "моя метода". Маленькие услуги большим клиентам. Нет, ничего криминального. Но кому охота мотаться, чтоб получить достоверную информацию о том и сем? Не ту, которую вложили в компьютерную башку, а ту, что на самом деле проживает в Обнинске, а нужна позарез Челябинску. "Я почти шпион, - говорил Гриша. - Взять, к примеру, кобальт..." "Я тебя умоляю, - смеялась Нора, - давай не будем его брать. Скажи лучше... Тебе нравится так жить?" "Вполне, - ответил Гриша. - Во-первых, я свободен в выборе. Во-вторых..." На "вторых" он замолчал, и Нора поняла, что есть только "во-первых", а процесс саморекламы "своей методы" у Гриши не отработан.

- Материально как? - спросила Нора.

- Свою штуку в месяц имею...

"А сколько это - штука?" - подумала Нора. Спросить было неловко. Теперь это не принято. Вполне может быть, что они думают на разные "штуки". Но после того как Гриша оказался живой, свести разговор к деньгам было не то что противно, а разрушительно по отношению к состоянию ее радости. Мелкий свободный порученец Гриша закрыл своим живым телом черный проем ее балкона, и стало возможным думать, что смерть Вадима Петровича действительно случайна, страшна, трагична, но не ее рукой вычерчена. И тот, первый, все-таки бомж, просто задел ее перила, дурачок, не смог спроектировать траекторию падения, потому как был пьяный, а то и хуже - накуренный незнамо чем.

Жизнь на глазах побеждала смерть, случай что ни говори уникальный, чтоб не сказать неправдоподобный. Но ведь и Нора - человек странной профессии, в которой главное не то, что есть на самом деле, а то, что надобно назвать, изобразить главным... Нора удивилась бы, скажи ей кто, что раньше она никогда сроду не забывалась в роли, больше того - не верила, что так может быть у кого-то, сейчас же вела себя в сущности непрофессионально. Верила в чушь. И это уже второй раз. Первый, когда у нее на репетиции укоротились ноги от произносимых слов, а сейчас вот - от присутствия Гриши. Ей уже близнится, что вообще никто с ее балкона не разбивался. Просто недоразумение. Раз Гриша тут.

Вот тут-то и стало быстро-быстро раскручиваться беспокойство. Вдруг ясно, до деталей, увиделся поворот головы с приподнятым ухом и донышко бутылки. И между атропинным мальчиком и этим лысоватым шпионом новой экономики был еще один, которого она видела так четко и ясно. Легко все свалить на свойства актерского глаза: он уж высмотрит, он уже выковырнет. Издержки профессиональных накоплений. Склад забытых вещей. Но внутри что-то бибикало.

Параллельно с этим пилось "Амаретто" - и выпилось. И она сказала Грише, что раскладушка вымерена и впритык становится к кухонному окну, так что...

Гриша ответил, что может спать на любом данном ему пространстве пола, раскладушка - это для его кочевой жизни почти пять звездочек. Нора подумала, что, пожалуй, представления о "штуке" у них одни и те же.

Она заснула крепко, как не спала уже много времени.

Виктор же Иванович Кравченко знал: у артистки ночует мужчина.

У него странно вспотела спина: будто кто-то мокрым пальцем поставил ему на ней точки и мокрота... Витек прислонился к косяку двери и потерся.

- Чего это вы, как животное? - ядовито спросила Анна Сергеевна. С той поры, как он грудью падал на ее пустые бутылки, в результате чего сбежала Олька и от нее ни слуху ни духу, Анна Сергеевна Витька не полюбила. Все в ней завязалось в странный такой узел, а зачем ей это, зачем? А получается - конца нет, вот опять явился - не запылился милиционер и чешет спину об ее косяк, как какая-нибудь собака.

- Разрешите выйти на ваш балкон, - сказал Виктор Иванович, запомнив навсегда слово "животное". "Помнить - не забыть, - говорил капитан-психолог, это не то что взлетело-вылетело. Выдвинь в голове ящик и положи наблюдение".

"Положил", - подумал Витек.

Его приятно удивили убранность балкона и отсутствие на нем новой опростанной тары. Он посмотрел снизу вверх и представил след падения как след сдвинутого с места мешка.

- Какое у вас мнение? - спросил Витек Анну Сергеевну.

- Мое мнение будет такое, - четко ответила женщина, - я на шахматы сроду бы не могла лечь спать. Значит, мы с ней разные. Я из другого мяса... Но сегодня у нее уже другой. Молодой. А времени прошло всего ничего...

В шахматы Виктор Иванович не врубился, но не переспросил, потому что за так, за здорово живешь получил наиважнейшую информацию. Спина была уже мокрая вся, он выскочил на свежий воздух и стал смотреть на Норины окна, взобравшись на крышу трансформаторной будки.

5 ноября

Гриша лежал на неудобной и коротковатой раскладушке, и ему было хорошо. Хорошо от неудобства тела. Что коротко. Что провалились чресла. Что комковатая подушка. Физике Гриши не нравилось все, зато - о Боже! - как хорошо было в том нежном пространстве, которое разные люди называются по-разному, а Гриша определял это место как "то, что кошки скребут" или попросту "скрибля". Как всякий ленивый человек, Гриша любил словообразования. Это занимало его и развлекало.

Последний месяц ему было ой как нехорошо. Он потому и сбежал в Обнинск, где у него была в запасе нежная грудь, к которой в любое время припасть - не было проблем. Грудь была вдовая, пожилая и даже собой не очень, но для случаев побега лучше не сыщешь.

Возвращался он в Москву осторожно, опасливо, сразу узнал, что его искала Нора, чуть было не сбежал снова, но потом стал наводить справки...

12 октября

...Началось все с конфет. Девчонка торговала польской "Коровкой", а у Гриши они - слабость. Девчонка оказалась болтливая, разрешила за так попробовать и маковые, и ореховые.

- Вообще-то нельзя, - смеялась она. - Да ладно! Абдулла меня любит.

- Кто ж такую не полюбит! - сказал Гриша, но сказал так, для тонуса общения, потому что барышня была не в его вкусе. Крепковата на вид, а Гриша ценил в дамах ломкость и одновременно как бы и мягкость. Но могли ли быть ломкими женщины, если они родились в городе Пятихатки? Девчонка даже паспорт показала - истинно Пятихатки, на фамилию внимания Гриша не обратил - зачем? А вот имя глазом выхватил - Ольга. То да се. Живет девушка у тетки, но хочет снять жилье ("Видишь объявление?"), потому что тетка - зануда: никому не прийти, никому не уйти. "Я ей кто - крепостная?"

Гриша - мастер цеплять слово за слово. Почти подружились.

Через несколько дней подошел еще.

Возле Ольги стоял мужик из этих, приплюснутых жизнью, когда уже не стригутся и не бреются. Ольга шепнула: "Земляк. Не может найти работу, а детей аж четверо. Соображаешь степень?" И она незаметно покрутила пальцем у виска. У Гриши детей не было, но он знал в жизни одну историю, как его маму с тремя детьми увел от мужа большой человек, воспитал их, а от родного папы как раз толку не было. Тут не сразу сообразишь, где Пятихатки, а где Гришина мама, но поди ж ты... В каком-то тонком Гришином составе жило представление о Женщине-Подарке (пишется с большой буквы), которая не зависит от такой случайности, как муж-неудачник. Подарок как эстафета переходит к удачливым, ведя за собой детей, родственников и остальные бебехи. Сам Гриша потому и не женился, что, с одной стороны, он ждал такую же, а с другой же - никакой логики! - совершенно не хотел нести последующие неудобства в виде чужих детей.

Гриша узнал, что звали земляка Ольги - Пава! Именно так его называла "коровница", уточняя: "Ну Павел он, Павел! Но Пава! Я знаю почему? Так все зовут!" - судя по всему, жена Павы Подарком, видимо, не была, если он торчал в Москве, зарастая густым волосом. "Продай свой скальп с кудрями!" - смехом предложил Гриша. Но Пава не понял юмора, потому как не знал слова "скальп". А когда Гриша объяснил, ответил, что продал бы. Грише в тот момент стало даже как-то неловко, и он стал рассказывать, какие у него в детстве были волосы, не поверишь! Меховая шапка! И где это все, где?

3 ноября

Могло ли ему тогда прийти в голову, что именно из-за волос его будет искать Нора? Ведь Нора ему ничего не сказала. И про разбитого Паву тоже. Хотя к теме волос возвращалась. "У тебя был такой крутой завиток!" - "И не говорите! - смеялся Гриша. - А ведь я еще, считайте, мальчик. Ха-ха. Однажды увидел себя на старой фотографии..."

Как говорила на все случаи жизни Норина гримерша: "Переспать - еще не повод познакомиться". С какой стати грузить на Гришу превратности собственной судьбы? Поэтому Нора ничего ему не рассказала ни про бомжа, ни про Вадима Петровича.