Незавидный холостяк - Ашира Хаан

– Купишь электронное. Зато соседи тебя не проклянут.

На кухне мама потрогала свежий листик авокадо, но ничего не спросила. Наверное, она не запомнила, как я возмущалась, что Костя мне его не вернул. Или решила, что я вырастила новое.

На каждом шагу я боялась, что мама наткнется на признаки присутствия в моей жизни Кирилла и придется ей все рассказать. Даже кольцо сняла, спрятала в косметичку, как делала это перед работой. Но мама не пыталась высматривать у меня на раковине сбритую рыжую щетину или проверять шкафчики в ванной – не прячется ли там зубная щетка сурового синего цвета.

Так делала Женькина матушка, когда та начала жить одна, и я запомнила на всю жизнь, как не надо. Тем более, что та не знала, что бы стала делать, найди она улики. Женька, впрочем, и узнавать не хотела, поэтому ее любовник всегда строго уносил щетку с собой, а брился на лестничной площадке электробритвой.

– Хорошо, что ты такая спокойная, – сказала мама, обнимая меня. – Я боялась, что ты рыдаешь ночами в подушку. Или вообще вернулась к этому козлу, только скрываешь от меня. Но я посмотрела – вроде плита грязная, на столе крошки. Значит, все-таки здесь живешь. И ремонт делаешь, молодец!

Упс! Пока я мысленно нахваливала маму, она все-таки сыграла в шпиона и все вычислила. Может быть, даже Кирилла, только не признается.

– Мам! – возмутилась я. – Ну за кого ты меня держишь? Чтобы я… с Костей?!

– Любовь так просто не проходит, – вздохнула она. – И доводам разума не подчиняется. Твой отец тоже набедокурил на нашей свадьбе. Только уже после регистрации. Забрал все деньги, что нам надарили – и умотал в Сочи с друзьями. Отмечать. А гости-то в ресторане ждут!

– Ой… – я чуть не села мимо табуретки. – Ты мне не рассказывала никогда!

– Чего уж теперь… – мама машинально смахнула в ладонь те самые крошки со стола и высыпала их в раковину. – Мы с бабушкой и дедушкой всем врали, что ему плохо с сердцем стало, он ведь уже в возрасте был. Потом и спрашивать перестали, только пили да гуляли, только иногда кричали «Горько!», но быстро отвлекались.

– И ты его простила? – я никак не могла подобрать челюсть с пола.

– Простила, – вздохнула мама. – Говорю же, любила очень. Да и Андрюшкой я уже беременна была. Он вернулся, живот мой увидел, на колени упал – я и простила.

– С ума сойти… Это у нас семейное, да? Мужики, которые в загсе косячат?

– Не успели мы бабушку расспросить, – печально улыбнулась мама. – Может, и у нее что неладное было.

– Не успели…

После маминого ухода я что-то совсем загрустила.

Может, она разбередила мою тоску по бабушке, может, еще не зажившую рану от предательства Кости не нужно было трогать, а может…

Дело шло к вечеру, и все сложнее становилось отгонять от себя мысли о том, что сейчас Кир в какой-нибудь очередной шикарной тачке из своей коллекции кормит пирожными Гюрзу. А она открывает рот, облизывает губы и смотрит на него, как смотрела Юльчик – нагло и спокойно, словно никуда он не денется из ее когтей.

Интересно, а он-то кольцо снимает перед своими свиданиями, или его подружек это не парит?

Я шаталась по комнатам, бездарно тратя выходной. Могла бы ободрать оставшиеся обои или почитать, как разводить шпаклевку. Или хотя бы разобраться, в каком порядке ремонтировать комнату.

Вместо этого я то смотрела в окно спальни, упираясь коленкой в корявую гармошку батареи, пока не становилось больно, то одной рукой пыталась сыграть «собачий вальс» на пианино, то открывала холодильник и долго смотрела в его глубины.

В очередной визит в маленькую комнату, где присутствие бабушки ощущалось сильнее всего, я уперлась лбом в холодное окно, закрыла глаза и заплакала.

– Я так по тебе скучаю… – прошептала я. – Так скучаю. Ты меня всегда могла утешить. Или отругать. Или накормить чем-нибудь. Вот как я теперь без твоих щей из квашеной капусты буду, а? Никто на свете мне не сварит их, как ты! Мои любимые!

Если бы я чуть-чуть больше верила в мистическое, я могла бы представить, как бабушка обнимает меня за плечи и… ну, например, нашептывает на ухо свой секретный рецепт.

Но я просто плакала, пока лоб не стал горячим, и стекло, в которое я упиралась – тоже. А потом открыла глаза и увидела, что прямо под окнами, в желтой кляксе света фонаря стоит мальчик лет четырех, смеется и показывает на меня пальцем.

Острый стыд полыхнул огнем, разогревая щеки.

Я отшатнулась и потерла руками пылающее лицо. Жуть какая. Взрослая тетенька воткнулась в окно и ревет всем напоказ. Еще свет в комнате включила, чтобы виднее было распухший нос и красные глаза.

Чего реветь-то? Бабушку же не вернешь.

А вот щи…

Я вернулась к буфету и выдвинула один из ящиков.

Облезлая, распадающаяся на странички, заляпанная жиром «Книга о вкусной и здоровой пище» лежала на своем обычном месте. Бабушка хвасталась, что за всю свою семейную жизнь приготовила из нее все-все блюда. Но второй раз – только самые лучшие.

Щи там тоже были.

Правда почему-то без картошки.

Без картошки я была не согласна, поэтому прикинула – и решила внести поправки на ветер.

Курьера ждать сил уже не было, и я сама метнулась в ближайший магазин, запомнив немудреный список продуктов. Больше всего в рецепте меня волновали загадочные «коренья», которые надо было пожарить с томатами. Почему-то в голове вертелся только корень сельдерея, но я таких извращений в бабушкиных щах не помнила.

Так что решила не выпендриваться и купила лук с морковью. Еще хорошей говядины на костях, картошки и, собственно, квашеной капусты.

Ингредиентов было мало, но возни с ними предполагалось изрядно.

Сначала я поставила вариться бульон, потом заняла вторую конфорку почищенной и порезанной на суповые куски картошкой, на третью встал ковшик с толстым дном, где тушилась капуста, в которую я добавила стакан воды и две ложки масла. И наконец на четвертую