Студенты - Юрий Трифонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот концерт закончился. Сейчас же принялись сдвигать стулья к стенам, чтобы очистить зал для танцев. Появился Лесик с аккордеоном, кто-то сел за рояль, и танцы начались. Оля пошла танцевать с Кузнецовым. Рядом с ним она выглядела совсем маленькой, хрупкой девочкой, но двигалась так легко и уверенно, что, казалось, танцует она одна, а он — высокий, тяжеловесный — зачем-то неуклюже топчется рядом с ней. Глядя на ее порозовевшие щеки и сияющие глаза, Вадим подумал, что она, должно быть, самая юная и самая счастливая сейчас в этом зале.
Танцевать ему не хотелось. Он невольно искал среди танцующих Лену, но ее нигде не было. Начались сольные выступления на приз: парень с первого курса, грузин, плясал наурскую лезгинку, Лагоденко «оторвал» матросскую чечетку, но приз получили Иван Антонович и Ольга Марковна, по всем правилам бального искусства протанцевавшие мазурку.
В зале появился Палавин — он быстро шел между танцующими, ища кого-то глазами. «Сейчас подойдет ко мне и скажет: что же ты, Ленский, не танцуешь?» — подумал Вадим.
Палавин действительно заметил его и стремительно подошел.
— А, Вадик! — сказал он радостно. — Как Чайльд Гарольд, угрюмый, томный… Что стоишь?
— Нравится, и стою.
— Танцевать надо! Ты посмотри, — он сделал широкий жест, — какое вокруг тебя непосредственное веселье! Займись вон хоть той девочкой, с которой Кузнецов танцевал, — видишь? Юная, свежая, глазки блестят… наверно, какая-нибудь многостаночница, дает двести процентов, — он подмигнул Вадиму. — Займись, серьезно!
— Я сам знаю, что мне делать, — сказал Вадим и, взяв Палавина за плечи, повернул его к себе спиной.
— Тюлень ты, тюлень! Левчука не видел?
— Где-то здесь был.
— Его срочно Сизов ищет. Я сейчас… — И он так же стремительно, как и появился, исчез в толпе.
Вадим увидел вдруг Мусю — диспетчера цеха 12. Она подошла к нему, осматривая его с ног до головы, и, поздоровавшись, спросила удивленно:
— А вы… вас тоже пригласили?
— Да, конечно, — сказал Вадим, улыбнувшись. — Ну, как поживает товарищ Ференчук?
— Ой, вы не знаете, как на него подействовало! Прокладку прямо ночью привезли, в половине двенадцатого. И он прилетел. «Только, говорит, не думайте, что я из-за этой дурацкой „молнии“ старался. Как штамп наладили, так и даем». А сам к Гуськову побежал: «Давайте снимайте! Повисела — и хватит!»
— И сняли?
— Сняли, конечно. Он вообще-то дядька хороший, только очень упрямый. Скажите, а почему я вас на собраниях никогда не видела? Вы разве не в нашей организации?
— Нет, Муся, я студент. Идемте танцевать, и я вам все объясню…
Глубоко за полночь в уже наполовину опустевшем зале появился заспанный швейцар Липатыч и объявил, что пора гасить свет. Вадим так и не увидел Лену. Марина сказала ему, что кто-то заметил, как Лена сразу после концерта оделась и вышла на улицу. И тогда Вадим понял, что в глубине души у него были на этот вечер какие-то особенные, тайные надежды, которые он сам скрывал от себя. И только теперь, когда уже гасятся лампы и выстраивается шумная очередь в раздевалке, они исчезают — так же, как появились, — скрытно, угрюмо, точно стыдясь чего-то.
Вадим ночевал в эту ночь у Сергея. В квартире все давно спали, Сергей открыл дверь своим ключом. Потом вышла на шум Ирина Викторовна в халате и, шепотом поздоровавшись с Вадимом, спросила:
— Весело было? Как твой «капустник», Сережа, имел успех?
— Имел, мать, имел! Полный аншлаг! — сказал Сергей, громко зевая. — Устрой-ка нам поскорее ночлег. Вадиму идти далеко, он у нас ночует. Постели ему у меня на диване.
Сергей был навеселе, и спать ему, видимо, не хотелось. Он долго ходил босиком по комнате и, покуривая трубку, разговаривал с Вадимом. А Вадим испытывал то состояние расслабленности и глубокого утомления, когда спать не хочется, потому что время прошло и уже скоро рассвет, а чего хочется — неизвестно. Во всяком случае, не спорить с Сергеем.
Разговор начался с пустяков — с репортажа о «Химснабе», с футбольных болельщиков и с того, кто как болеет. Сергей заявлял, что болельщики в большинстве случаев люди азартные и никчемные, даже вредные для общества. Подумать только, сколько душевной и физической энергии они отдают. Куда? Буквально на ветер!
— Кстати, наш Спартак ведь тоже болельщик, — сказал Сергей; — Я с ним познакомился знаешь где? На стадионе. Он протянул мне руку и говорит: «Спартак», а я ему: «Динамо». Ух, он обиделся на меня, ха-ха-ха!.. А я думал, что он спартаковский болельщик. Да… Теперь вот он заводом заболел. Он-то заболел, а температура у нас.
— По-моему, мы заболели так же, как он, — сказал Вадим.
— Ну да! К тебе подходил сегодня? Нет? А ко мне раз пять. Чтобы я, видишь, организовал на заводе лекцию: «Облик советского молодого человека». Я это там брякнул сглупу, когда на заводе у парторга совещались, — дескать, можно такую лекцию провести, а Кузнецов сейчас же на ус намотал. Конечно, предложение разумное; так надо сказать спасибо за предложение, верно? А не взваливать все на одного. Вместо благодарности — вот тебе еще нагрузка, тяни-потягивай…
— Сергей, ты же сам говорил, что тебе необходимо бывать на заводе.
— Хватит, побывал. Ну еще раза два схожу. Я посмотрел людей…
— За один день?
— Мне достаточно. Мне надо было посмотреть на завод спустя три года после войны. А так как завод я знаю, то все изменения, которые произошли за это время, сразу бросаются мне в глаза. Ты понимаешь? Не забудь, что по своей работе мне приходилось бывать на различных заводах, сталкиваться с людьми, вникать в производство. Ведь ответственному исполнителю приходится все время разъезжать…
— Разве ты был исполнителем? А не техником?
— Ну, техником, исполнителем — это одно и то же. Вернее, я был ответисполнителем, но оформлен как техник. По отделу кадров. Не в этом дело… Вот я решил написать повесть.
— А труд рабочих ты знаешь? Ты сам-то работал?
— Я знаю, — Сергей сел на кровать. — Но еще важнее знать, как писать о рабочих. Это главное. Как писать? Это самое важное, а остальное… Остальное уже не суть. — Он засунул в рот палец и, оттопырив щеку, выдернул его — раздался громкий стреляющий звук, похожий на звук вылетевшей пробки. — Ты понял?
Он тихо рассмеялся, откинувшись к стене и шлепая по полу босыми ступнями. Вадим не видел в темноте выражения его лица, но чувствовал, что Сергей смотрит на него в упор.
— А для чего ты пишешь повесть? — спросил Вадим.
— Для чего? — Помолчав мгновение, Сергей негромко сказал: — Для себя.
«Он пьян», — решил Вадим. Несколько секунд длилась пауза, потом Вадим спросил:
— Ты пьян?
— Я? Нисколько! — Сергей расхохотался. — Я свеж и крепок, как майский бутон. Будь ты девушкой… — Он снова расхохотался и зашлепал ногами.
— Ложись-ка ты спать, — сказал Вадим.
— Не хочу. Я говорю пошлости? Может быть. Но ведь ты не девушка, как я уже с грустью отметил… Да… Ты, Вадим, плохо знаешь людей. Это твоя беда.
Он зевнул и поднялся, чтобы набить трубку. Да, он был пьян, и Вадим подумал, что продолжать этот разговор дальше не имеет смысла. Все же он сказал:
— Почему ты решил, что я плохо знаю людей? Может быть, потому, что я плохо знаю тебя?
— Нет, братец, не то… Говорят, для того чтобы знать женщин, достаточно узнать одну женщину — свою жену. Но для того чтобы знать людей, понимать их, надо обладать способностью перевоплощения. И кроме того, самостоятельно мыслить.
— Ты, конечно…
— Я — да. Я перевоплощаюсь. И от меня… — он подошел к Вадиму и потряс перед его лицом растопыренной ладонью, похожей на темный веер, — не скроется ни-че-го!
Вадим вдруг засмеялся.
— Нет, ты определенно пьян! Или ты очень удачно перевоплотился в пьяного.
— Это не важно. А ты не знаешь людей! — повторил Сергей, повысив голос. — Скажи, для кого нужна вся эта кутерьма с заводом?
— Как для кого? Для нас, для них.
— Чушь! Для одного только Галустянчика, чтобы его похлопали по плечу в райкоме и, может быть, пропечатали в «Комсомольской правде». Он хитер. У него спина няньки, но он хитер, как бес, — уу!
— Врешь ты! Спартак искренний, честный парень…
— У него спина хитрой няньки, — с упрямством повторил Сергей. — Узкая, круглая… Это точно, у него такая спина.
Вадим поднялся и, взяв Сергея за плечи, толкнул его на кровать.
— Ложись и спи! Мне надоел этот бред — слышишь?
Сергей не ответил. Некоторое время он неподвижно сидел на кровати, потом медленно поднялся и почему-то на цыпочках подошел к дивану. Сев на край, он осторожно положил ладонь на одеяло Вадима и спросил шепотом:
— Скажи честно… любишь Лену?
— Что вдруг? — пробормотал Вадим, вздрогнув от неожиданности.