Тень Скорпиона - Александр Плахотин

Вы задействуйте воображение… этакое батальное полотно себе набросайте… Нафантазировали? А теперь представьте, что устроил драгоценный супруг, после того как восстал из э-э-э… пепла?

Надо отдать должное графине — условие «заговора» она выполнила. То бишь отстояла до конца всю экзекуцию, ни на шаг не отходя от милого. А может, и хотела отойди, да как?! Веревочку же так никто и не отвязал… С рассветом слуги подтянулись — «а то как же всю ночь за топоры держались, думали, убивают нас воры ночные». Те их, так сказать, и освободили.

Отпричиталась, значит, графинюшка, — переведя дух, повествовал брат Юкола дальше. — Вручила мне эту бечевку, замызганную, исстрадавшуюся. Я над нею пошептал, руками поводил, в водице помочил и что-то там повелел с ней сделать для замыкания. Не то в саду закопать, не то в подушку мужу зашить… Не помню. Расплатилась она со мной по-королевски, все чин по чину, сказать ничего не могу. Но на этом все еще не кончилось! Не проходит и четверти дня, как является предо мной ейный муженек. Зашел ко мне, смотрит пристально, словно выбирая, какую руку с корнем первой выдрать, и молчит. Я тоже стою и молчу. А что еще делать? Когда молчать стало неинтересно и жутко тягостно, я решаюсь-таки открыть рот. Граф будто ждал этого. «Ты, — говорит, — моей жене мозги хороводил?» Я, сама наивность, ему: «Меня спросили, я ответил». Он мне: «А что моя спрашивала?» А я ему: «Что спрашивала, на то и ответил, а ты, коль желаешь знать, у нее спроси!» Граф, понятное дело, кровью налился, за грудки меня было брать, а я ему прямо в лоб: «Худо мне сделаешь, завтра же мужиком быть перестанешь!» Тот замер, ждет, что я дальше скажу. Я же, не будь дураком, продолжаю: «Ты, — говорю, — прекращал бы на молодух заглядываться. У них ведь тоже мужья есть, могут и за ножички взяться». Смотрю, граф затих, пальчики маленько ослабил, опять выжидает.

Я напор не ослабил, говорю: «Слышь, козел старый! Вот ты на окраину ходишь, а жена-то знает! А коль молчит, то это все пока! А «пока» у тебя на днях кончается — вот и думай! Тем паче, что полюбовница твоя, как и все остальные, впрочем, тебя за мужика-то и не считает, им лишь бы монеток урвать да на улице силой погрозить вроде того: «Кто к нам ходит, он все может, и вообще!» Так что ручонки свои убери, не обрекай себя на позор!» Мужичонка прискорбно заткнулся, думает… А потом и признается: «У меня девка одна есть, дочка знакомца. Для нее-то я хоть как?» Вижу, мужик в себе сумлевается — надо бы гонор поддержать. «Нормально, — говорю, — конечно, и круче тебя полюбовнички по миру имеются, но ты, главное, в себе не сумлевайся — для этой ты царь и бог!» Граф расцвел, по хате заходил, аж насвистывать начал. Затем достает кошель, сначала было отсыпать хотел, а потом плюнул, весь сует. «Заработал, — сквозь зубы цедит. — Но учти, чтоб завтра твоего духу в городе не было! Иначе…» Я же ему поперек: «Ты это кому и что говоришь, а?» — а у самого коленки дрожат, дыхание от страха сперло — одно дело бабам, зажравшимся от безделья, головы морочить, а здесь… Граф ничего не сказал напослед, лишь пальцем в дверях погрозил и удалился восвояси.

Как только он за порогом скрылся, я манатки в охапку, и только меня и видели!

— Вот так наш драгоценнейший брат и показал себя самым настоящим народным целителем. Из тех, что по земле неприкаянными шатаются да из людей денежку вытягивают, — подвел черту Осиф. — Я сам поначалу хотел этим заняться — дело-то прибыльное, но… Конкуренция, понимаешь! А ведь и способностей особо здесь не нужно — ведь главное что: уметь слушать да понимать, что человеку перво-наперво надобно. Вот хотите, уважаемый Каяс, я скажу, что тяготит вашу душу? Поверьте, недорого возьму… так сказать, по знакомству.

— Давайте! — улыбаясь, махнул рукой Скорпо.

— А беспокоит вас, готов ли Инвар к испытанию, что этой зимой состоится? И когда же наконец прибудут гости, которых вы с таким нетерпением ожидаете?

Волшебник даже не попытался скрыть удивления.

— Мэтр, вы постоянно смотрите в сторону дороги, — монах скромно улыбнулся, — значит, кого-то ожидаете. Все очень просто, не так ли? И заметьте — никакой магии или других чудес!

Когда Ост Шагар, сын Ажатона в сопровождении еще двух орков вышел к пещере, Скорпо с облегчением вздохнул.

— Прихвет тебе, великхий шахман! — тяжело спрыгнув с коня, вскинул руку орк.

— И тебе привет, сын славного отца! — поклонился навстречу маг. — Я ждал тебя и рад видеть тебя живым и в добром здравии.

— Хочу знакомить тебя с сыновьями! — гордо кивнул Шагар себе за спину.

«Боги! Ну и уроды!» — Выйдя на голоса из пещеры, Инвар чуть поклонился гостям и сразу же встал позади учителя с самым равнодушным выражением лица. «А где у нас нынче братья-монахи? Что-то их с утра не было видно…»

— Гархан, Ра. — Молодые орки по очереди сдержанно поклонились.

— Инвар, — обращаясь к ученику, Каяс даже не повернулся, — покажи молодцам, куда поставить лошадей.

Кивнув «идите за мной», Мийяра повел орков к дальнему краю леса, где у выступа скалы было сооружено подобие загона. Идя впереди братьев, молодой маг, не удержавшись, попытался проникнуть в разум ближайшего к нему свинорылого.

Первое, что сразу же насторожило юношу: входить в разум Ра было очень тяжело. Словно пытаешься идти по пояс в тягучем месиве болота. «Выходит, учитель был прав, говоря о том, что древние народы устроены по-другому, чем люди. Ну-ну… сдается мне, что это будет даже забавным». Предельно сосредоточившись, Инвар приступил к задуманному. Разум «внешне» был похожим на человеческий, но здесь ощущалось присутствие чего-то более могущественного, даже, скорей, древнего. Как в земле, что хранит в себе тайны прошлого, давно ставшего историей.

Поколебавшись, Инвар, обратив лезвие мысли в один тонкий стержень, усилил давление и продвинулся сразу на целую…

Ра захрипел и встал, хватаясь за голову. Мийяра мгновенно убрался из разума орка, меж тем разворачиваясь всем телом к нему. Гархан, подхватив брата под мышки, осторожно опускал его на землю.

«А, Отродье! Надо же было!..» — Инвар бросился к Ра, мысленно прикидывая, чем же ему помочь.

Молодой орк дергался в конвульсиях, по клыкастой морде толчками ползла желтая пена. Налитые кровью, по-детски испуганные глаза метались из стороны в сторону, словно пытаясь что-то сказать. В них отражался страх беспомощности.

— Ажигаи[7]… ажигаи… — в ужасе шептал Гархан, держа голову брата на своих коленях, одновременно обшаривая взглядом ближайшие кусты, словно именно там и прятался враг.