Принуждение к любви - Александр Звягинцев

- Ну, и чего ты добился? - жестко спросил отец.

И я, привыкший за время болезни к всеобщему чрезмерному сочувствию, растерялся.

- Ты что, не видел, что он в два раза тяжелее тебя? Если бы он попал в тебя пару раз по-настоящему, изо всей силы, ты мог бы просто умереть, ты понимаешь это? Или ослепнуть, как мне сказал врач. Ты это понимаешь?

Ничего я не понимал.

- Ты, прежде чем лезть в драку, подумай - у тебя шансы-то есть? Ты же не самоубийца. Ну, тебе своей жизни не жалко, ты о матери подумай, обо мне. Запомни - лучше в драки вообще не вступать. Это занятие для дураков, поэтому они их так любят. Умный и сильный сделает все, чтобы боя не было. Вас что, этому в айкидо не учили?

Я ничего не ответил. Но обидно было очень. Однако чуть позже я нашел что сказать.

- А если тебя оскорблять будут, унижать?

- Ты должен запомнить: дурак оскорбить тебя не может. Никогда. Оскорбления дурака - это дерьмо на асфальте. Ты же не лезешь в него руками? Ты просто обходишь его стороной. И потом, кто тебя оскорбил? Этот здоровенный придурок? Да он про тебя знать не знал!

- Он мою девушку оскорбил! - краснея, проговорил я. Этой темы мы с отцом еще никогда не касались.

- Ах, вот оно что! Ну, давай разбираться. Во-первых, почему ты решил, что эта девушка твоя? Я был в школе…

- Зачем? - в отчаянии спросил я. Мысль, что отец был в школе, своим обычным насмешливым взглядом изучал ее!..

- Меня попросил приехать ваш директор. Сам я, кстати, не собирался. Я видел эту девушку. Валя, она не твоя девушка. Она вообще не из тех, за кого стоит драться. Совсем не тот случай. Это как раз с твоим соперником она пара, они как раз стоят друг друга. А тебе между ними делать нечего. Вы с ней разные люди, и никогда ничего серьезного между вами не будет. И не было.

Ужас был в том, что отец был прав, и он высказывал мысли, которые и мне самому приходили в голову, однако я боялся в них всерьез углубиться. И все-таки было страшно обидно. Твои самые тайные мысли, в которых даже боишься себе признаться, выкладывают на всеобщее осмеяние!

- Во-вторых, ты уверен, что он ее тогда оскорбил? - безжалостно продолжал отец. - А я думаю, она тебе просто наврала. С не очень умными женщинами такое часто бывает. И на самом деле ей нравится, когда он тискает ее в углах. А вполне возможно, не только тискает, - безжалостно закончил отец.

Ну, тут я чуть не задохнулся, поняв, что он имеет в виду.

- И в-третьих, то, с чего мы начали. Ты сам полез в драку, не имея шансов победить. Что очевидная глупость. Мало того, ты даже не задумался, что тебе это даст? Кроме сотрясения мозга, ты не получил ничего. В школе мне сказали, что она, эта якобы твоя девушка, с ним как встречалась, так и встречается… Кажется, это так называется.

Тут я, все дни болезни смаковавший упоительные детали нашей встречи с потрясенной моим героизмом подругой, окончательно скис. Отец оказался прав в каждом своем слове. И это сразу выяснилось, как только я вернулся в школу. Мы только посмотрели друг на друга, и стало ясно, что я подставлял свою голову под грязные кулачища Гака вполне напрасно. И сегодня я бы ничуть не удивился, если бы узнал, что моя красавица давно уже носит удивительную фамилию Гак…

Смешно, конечно, но Разумовская час назад втолковывала мне то же, что отец тогда. Не уверен, что достанет сил, не лезь в драку с большими дядями. Даже если сильно влюблен. Тебе же хуже будет.

Глава 24

Трупные пятна

[24]

Телефон разбудил меня так рано, что я никак не мог сообразить, кому это нужно. Оказалось, Сереже Прядко.

- Ледников, ты давно не выезжал на место происшествия? - весело поинтересовался он.

- В смысле? - не понял я.

- В смысле на место преступления? - все так же весело сказал он. Почему-то все никак не мог угомониться.

- А что такое?

- Давай руки в ноги и выезжай.

- Куда?

- Запоминай адрес…

Очумелый, я несколько раз повторил адрес, который он продиктовал. Почему-то Люсиновская улица…

- Слушай, ты можешь сказать, в чем дело! Чего ты развеселился-то?

- Ну вот, - огорчился Прядко. - Стараешься сделать человеку с утра приятное, а он на тебя еще и орет. Труп у меня, понимаешь? Труп, на который тебе будет очень любопытно взглянуть. Давай гони, а то прокурорские примчатся, поздно будет - не подпустят!

И Сережа отрубился.

Какое-то время я сидел, ничего не соображая. И даже не сразу понял, что я не у себя дома, а в квартире Разумовской. Видимо, я слишком орал, разговаривая с Прядко, потому что в дверях появилась заспанная Анетта.

- Что случилось? - встревоженно спросила она.

- Не знаю, - пробурчал я, хватая джинсы. - Мне надо ехать.

- Куда?

- На место происшествия.

- Какого происшествия? Ты можешь сказать ясно?

- Господи, да не знаю я, какого! Но раз Прядко говорил про труп, значит - на место убийства.

Разумовская на миг застыла. Она выглядела искренне встревоженной, но я-то знал свою Анетту… И потому словно видел, как лихорадочно заработал, застучал, осмысливая услышанное, ее мозг. Как она деловито прикидывает: кто? когда? почему? А что, если…

- Кто? - коротко спросила Разумовская.

- Он не сказал.

- Странно, - задумалась она. - Почему этот твой Прядко не сказал, кто убит?

- Потому что Сережа - профессионал, который хочет с моей помощью выйти на след. Он знает, что я что-то знаю. Он хочет меня немного помариновать, - объяснял я, натягивая свитер. - Хочет, чтобы я помучился в догадках и сомнениях. Чтобы по пути не придумал, как мне себя вести и что отвечать. Ему нужно, чтобы все было неожиданно.

- И ты не догадываешься, кто это?

- Догадываюсь, - сказал я. - Скорее всего, это Кошкарева.

Разумовская задумчиво посмотрела на меня. Нет, она не стала падать в обморок и шептать «этого не может быть». Она просто задумалась.

А потом сказала:

- Странно.

- Почему?

- Потому что… смысла нет. Никакого.

Теперь пришла моя очередь задумчиво молчать.

Но в голове у меня гудело от недосыпа, поэтому ни до чего интересного я не додумался.

- Ладно, - сказал я. - Мне пора.

- Так мы с тобой и не позавтракали, - вдруг печально сказала Анетта. - Опять.

И что-то вдруг сжало мне сердце, такой искренней и глубокой показалась мне ее грусть. И так это было не похоже на ту Анетту, к которой я привык.

Но было еще что-то, что не давало мне покоя. Я подошел к ней и взял за плечи.

- Дорогая, - сказал я. - Ты действительно не имеешь к этому отношения? Мне не надо спасать тебя?

Она посмотрела мне в глаза и просто покачала головой. И я увидел, что это правда.

На улице я поймал машину и неожиданно быстро добрался до Люсиновской. Когда я вышел из лифта, увидел двух молодых милиционеров, тихонько куривших у открытой двери квартиры. Я попал по адресу.

Квартира была, видимо, совсем недавно отремонтирована и обставлена и потому выглядела какой-то необжитой. И что-то мучительно напоминала. Так выглядят выгородки в мебельных магазинах, вдруг сообразил я. Вроде бы нормальная комната, а на самом деле макет.

Прядко сидел на богатом кожаном диване желтого цвета, по-хозяйски раскинув руки, с явным удовольствием ощущая ласковую упругость подушек, благородную шелковистость кожи. Он окинул меня профессиональным взглядом опера, которому нужно быстро обработать подозрительного лоха. Во взгляде были и угроза, и легкое презрение. И еще его взгляд был такой откровенно оценивающий. В общем, многообещающий был взгляд. Но меня он не напугал. Ибо я был чист перед ним. Больше того, я был чист перед всеми. Если не считать самого себя.

- Ладно, - сказал я. - Не пугай. Не на того напал.

- Ну, как знаешь, тебе жить, - непререкаемым тоном хозяина положения сказал Прядко.

А может, он вел себя так просто потому, что не выспался, ведь ему пришлось вставать даже раньше меня.

- Куда идти? - спросил я.

- На кухню, - мотнул он головой в глубь квартиры. - Там…

В просторной кухне, как и все комнаты, напоминавшей интерьер магазина, на полу лежал Юрий Алексеевич Литвинов. Как всегда элегантный. В надраенных до блеска туфлях. Казалось, что это он сам улегся на полу и долго устраивался так, чтобы не задрались брюки, не сбился галстук, не рассыпался пробор в волосах. И только лужица черной крови возле затылка свидетельствовала о том, что дело обстояло совсем иначе. Но и лужица была какая-то очень аккуратная, словно искусственная…

- Знаешь его? - раздался строгий голос у меня за спиной.

Я обернулся. Это был Прядко. Он стоял, засунув руки в карманы, и сверлил меня все тем же взором опера, только куда более суровым.

- Виделись несколько дней назад, - честно сказал я.

- Ну, пошли - расскажешь, - безапелляционно приказал Прядко.

Сережа уже устроился на столь полюбившемся ему диване, когда его позвали на кухню. Чертыхнувшись, он вернулся на кухню, и я сразу воспользовался моментом - достал мобильник и позвонил Разумовской.

Она ответила моментально, видимо, ждала моего звонка, хотя я и не обещал ей звонить.