Барбаросса - Валентин Пикуль

– Мой корпус со временем превратится в «Итальянскую армию в России». Сокращенно назовем ее так – АРМИР.

– АРМИР… я не против, – согласился Гитлер. – Но ваш генерал Мессе будет подчинен моему генералу Эвальду Клейсту.

– Прошу, фюрер, напомнить о его заслугах.

– С удовольствием. Клейст недурно катается на роликах…

Из Бреста диктаторы, окруженные свитами, отбыли в Умань, где располагалась командная ставка Рундштедта. Здесь, в райском уголке Украины, на Гитлера обрушилась лавина почестей, криков и восторженных приветствий. Несчастного дуче оттерли подальше, с сиротским видом он жаловался Кавальеро:

– Ничего, Уго! Скоро я их всех перепугаю…

Гитлер пригласил дуче к столу с оперативными картами. Рундштедту велели изображать великого стратега с указкой в руках. Гитлер сказал Муссолини:

– Для фоторепортажей нужно, чтобы мы склонились над картой. Заранее сделаем сосредоточенный вид. А вы, Рундштедт, не дергайтесь со своей палкой, будто ковыряетесь на помойке. Вы нам точно указывайте на Киев, чтобы берлинские и римские читатели газет ясно видели: битва за Днепр продолжается!

Наконец фотоблицы перестали вспыхивать.

– Будут отличные кадры, – сказал Гитлер, отходя от стола, а дуче подвигал кувалдой челюсти, словно давно не сытый бульдог, которому разрешили облизать пустую миску…

«Вот я их напугаю», – предвкушал он.

Вереница автомобилей покатила в село Ладыжинку, на всем пути следования были расставлены стога сена, в которых сидели автоматчики, охранявшие кортеж от партизан. Дуче успокоился при мысли, что война с Россией изнурит Германию до такого скотского состояния, что уже не Гитлер будет диктовать волю Италии, а, чего доброго, он, Бенито Муссолини, станет грозно цыкать на Гитлера… Они въехали в Ладыжинку, где дуче произнес речь, потом состоялся парад «моторизованных» частей КСИР, вызвавший новое унижение Муссолини и ядовитый смех напыщенных гитлеровцев. Берсальеры с петушиными хвостами на касках прокатились по деревне на спортивных мотоциклетках с таким страдальческим видом, будто их посадили на гвозди. Грузовики с пехотой постыдно буксовали в лужах, водители сидели в открытых кабинах, словно в прогулочных «фиатах», потом дружно свернули в кювет.

– Уго, – вспылил дуче, – где ты набрал эту рухлядь?

– По-моему, – отвечал начальник генштаба, – это легко выяснить, прочтя на бортах машин еще римские рекламы: «Пейте свежее пиво Черрони», «Стиральные машины у Пестикки»…

Показались и мулы, которые отчаянно брыкались, пытаясь сбросить пулеметы, привязанные к их тощим спинам. Наконец это мотозрелище Гитлеру надоело, он вдруг заторопился в свое прусское «Вольфшанце». На аэродроме в Кросно под Уманью их ждал самолет с уже работающими моторами. Муссолини не понравилось, как он взлетел. «Юнкерс» фюрера еще только набирал высоту, когда дуче решительно проследовал в кабину пилота.

– Я вам покажу, как надо водить самолет. Не волнуйтесь. Ведь я имею диплом «первого пилота Италии»…

Охрана вытянула шеи, глядя на Гитлера.

– Что делать? – помертвел Кейтель от ужаса.

– Покоримся судьбе, – отвечал Гитлер. – Только бы он не вздумал хвастать своим мастерством пикирования. Но если мы останемся живы, то на аэродроме в Кракове дайте понять Муссолини, что он еще не «первый шофер Германии».

Дуче вел самолет. На целый час полета в салоне воцарилось гробовое молчание. Кейтель, кажется, молился про себя. Гитлер утопил себя в глубоком кресле, поднял воротник и взирал в потолок, наблюдая за тем, как там ползает уманская муха, которой суждено пожить в Кракове. Каждый из свиты фюрера мысленно уже прочитывал свой некролог в «Фёлькишер бео-бахтер». Наконец самолет, ведомый Муссолини, коснулся шинами колес посадочного поля в Кракове.

– Иногда везет даже Муссолини, – ожил Гитлер и очень сухо простился с дуче, поспешая к своему автомобилю.

Муссолини с нетерпением ожидал в Риме граф Чиапо.

– Имелись ли отклики на мою речь в Ладыжинке?

– Были, эччеленца, – отвечал зять. – Так, из Катании пришло письмо одного графомана, который со времен д’Аннунцио и футуриста Маринетти сидит в доме для помешанных. Этот псих в восторге от вашего красноречия. Он обещал, что, если ему подарят сто лир на сигареты, он переложит вашу речь в стихи, а затем дело за композиторами и балетмейстером…

– Пошли ему сигарет, Чиано! Симфоний и балета не надо, ибо с первого сентября я ввожу в Италии карточки на продукты…

Когда возле мясной лавки в Риме женщины с кошелками стали упрекать торговца, почему так мало дают мяса по карточкам, лавочник оказался храбрецом, не боясь высказать истину:

– А не вы ли аплодировали нашему дуче, пока он толкал свой речи с балкона «Палаццо Венеция»? Не вы ли, бабье поганое, не давали своим мужьям всунуть вам между ног, пока эти мужья не запишутся в партию фашистов? Так перестаньте вопить, клячи старые, иначе я совсем прихлопну свою лавочку!

«Эй-ялла! – горланили фашисты. – Дуче всегда прав…»

– А скоро сдохнет от рака, – говорили итальянцы…

Муссолини после возвращения из России долго изучал карту Украины и наконец уперся пальцем в одно место:

– Вот где я оставлю след своей львиной лапы…

Из-под когтей «львиной лапы» граф Чиано прочитал трудно произносимое для итальянцев название: ХАЦЕПЕТОВКА.

………………………………………………………………………………………

Лиддел Гарт, британский историк, еще в 1941 году выпустил в Лондоне книгу, в которой писал: давний опыт политиков Англии обязывает их щадить противника, который со временем обязательно станет союзником, и, напротив, надо всячески ослаблять союзника, который после войны станет противником. Это была заявка на будущее, которой Уинстон Черчилль и придерживался.

Я, автор, очень уважаю Черчилля, крупнейшего политика нашего века, но при этом замечу, что он желал бы тогда «стоять с ружьем, прислоненным к ноге». Иначе говоря, Англия собрала большую и хорошую, но бездействующую армию. Чтобы оправдать бездействие армии, англичанам свыше внушалось:

– Не забывайте: еще не исключена опасность вторжения, германского вторжения с моря, а Германия еще способна прогнать русских даже до самого Урала…

Официальная Англия восприняла нападение Германии на СССР как чудесный отдых от недавнего напряжения, бомбежки городов сделались реже, были уже не так эффективны, от утесов Дувра война отодвинулась в пески Ливии и в страны Ближнего Востока, где английская армия подменяла полицию в конфликтах между евреями и арабами. Черчилль бдительно охранял целостность своей колоссальной империи, мало того, эта война предоставляла Великобритании удобный случай для еще большего расширения колониальных владений королевства…

Утро 11 августа 1941 года Черчилль встретил на борту дредноута «Принц Уэльский» – подле берегов Ньюфаундленда; сюда же с дивизионом эсминцев прибыл и президент Рузвельт. Заунывному гласу «Боже, храни короля» корабельные оркестры США отвечали бойким мотивом «Звездного знамени». Рузвельт, как богатый дядюшка на именинах бедного племянника, подарил каждому британскому матросу по апельсину, по 500 граммов сыра и по целому блоку кубинских сигарет.

Атлантическая конференция началась. Черчилль сразу же напомнил Рузвельту, что для Англии важно сохранить контроль в Азии и в Северной Африке, с Германией же можно расправиться одними стратегическими бомбардировками – лучше по ночам, чтобы не давать фрицам выспаться, а в странах Европы, оккупированных немцами, победных результатов следует добиваться вспышками народных восстаний:

– Мы совсем не собираемся сколачивать грандиозные армии пехотинцев, как это было в первую мировую войну…

Улыбчивый Рузвельт, сидя в инвалидной коляске, отвечал, что, наверное, его страна принесет союзникам больше пользы, оставаясь нейтральной: 

– Наш боевой потенциал еще недостаточно развит.

Черчилль настаивал на том, что удар по Гитлеру выгоднее наносить со стороны Африки, вторгаясь в Европу через Сицилию или через Балканы. Конечно, в беседе премьера с президентом постоянно присутствовал и тяготеющий над миром мощный актив советско-германского фронта.

– Планы немцев четко определились, – докладывали военные эксперты, – после Киева они устремятся в Донбасс и, возможно, предпримут наступление в сторону Баку и Майкопа… Как бы ни были велики запасы нефти в Плоешти, но вермахт сосет их с таким усердием, что у румын скоро ничего не останется, а предстоящие операции вермахта будут нуждаться в новых источниках нефти – на Кавказе!

Черчилля волновали ароматы Гонконга, Индии и Бирмы (Рузвельт шепнул советникам: «Уинстон удивительно закоснел»).

– Он хочет, чтобы эта война закончилась для Англии так же, как кончались другие, – новым разбуханием его империи! – сказал далее Рузвельт. – Я не скрыл от него, что еще месяца два буду таскать японцев за нос, а в отношении Германии поведу себя даже провокационно. Что мне это даст – не знаю! В лучшем случае этот чумовой парень из Берлина объявит Америке войну…