Чары - Хилари Норман

– А я? – спросила разумно Симона. – Где же буду жить я?

– Ты можешь остаться здесь, с Ноем, – Мадлен предусмотрела все. – Ему нужна горничная – но это будет гораздо более легкая работа, чем та, к которой ты привыкла. Он – добрейший, тишайший и заботливейший человек на свете.

– Но он меня даже не знает. Ты же ничего не знаешь обо мне – ты просто подобрала меня с пола в кафе. Я для тебя – полная незнакомка, ты даже не знаешь моей фамилии.

– А я ведь могу ее узнать?

– Дайя.

– А что это за фамилия?

Впервые за время их знакомства Симона улыбнулась.

– Мой отец – алжирец, а мать – француженка.

– Bon,[44] – сказала Мадлен. – Теперь я знаю твое полное имя.

Когда Ной вернулся домой, Мадлен была уже наготове. Велев Симоне оставаться в спальне, она встретила кантора самой трагической передачей истории девушки, на какую только была способна, и выпалила планы на свой собственный счет.

– Я могу сама представиться мадам Люссак в ее grand appartement[45] – они занимают два этажа на бульваре Сен-Жермен в районе Бурбонского дворца – прежде чем она даже узнает о ждущей ее проблеме. Это же здорово, Ной! Ей даже не придется тратить время и нервы на поиски новой горничной – ведь я могу приступить к работе сразу же, как только ее оставит Симона.

Она в первый раз перевела дух и посмотрела на реакцию Ноя.

– Теперь я могу высказать свое мнение? – спросил он мягко.

– Конечно.

– А как это поможет Симоне?

Мадлен приступила ко второй части своего плана.

– И, пожалуйста, не говорите, что вам не нужна прислуга – потому что она вам нужна. Господин такого положения, как ваше, просто должен иметь экономку. У вас есть более важные, более духовные вещи, о которых вы можете думать – а не тупые однообразные домашние дела. Симона может ходить за вас по магазинам…

– А мне нравится покупать самому, – вставил он.

– Конечно, отдельные вещи – но не все эти утомительные и скучные необходимости… такие, как мыло или крем для чистки ботинок. Да и потом, вы не очень любите мыть и стирать, правда, не любите? И я знаю, как вы ненавидите гладить рубашки. А Симона гладит просто превосходно!

– Вы уже видели ее за работой? – поинтересовался Ной.

– Еще нет, но она говорила мне, и я ей верю – у нее честное лицо.

– А, может, мне тоже покажут это лицо? – предложил Ной. – Думаю, именно поэтому Хекси скребется в вашей спальне.

– Я позову ее.

– Будьте так любезны.

Симона была скованной от смущения, глаза ее еще больше покраснели.

– Мне так стыдно, мсье, – прошептала она.

– Где живет ваша семья?

– В Авиньоне, мсье.

– А может, вам лучше вернуться к ним, домой?

– В свое время, – допустила Симона. – Может случиться так, что у меня не будет другого выбора… но все же я надеюсь, что… – Она густо покраснела.

– …что мой друг женится на мне.

– Вы любите его?

– Очень.

– А он знает, что вы ждете от него ребенка? – спросил осторожно и вежливо Ной.

Симона кивнула.

– Думаю, он испугался… Но он – неплохой парень… может, он вернется ко мне. Но если я сейчас уеду из Парижа, тогда – надежды никакой.

– Понимаю.

– Правда? – быстро подхватила Мадлен. – Я знала, что Вы поймете.

– Я понимаю, что мадемуазель Дайя в плачевном положении.

– Но оно не настолько плачевное – по крайней мере, теперь, – глаза Мадлен блестели ярче, чем обычно. – Это такое чудесное волшебное разрешение проблемы – оно поможет нам всем.

– Это невозможно, – сказал Ной.

– Ерунда! Это не только единственно возможное решение – оно и еще очень удобное. Для всех нас. Вы говорили, что если я найду подходящую безопасную работу и место, где жить, вы одобрите мои действия, а мсье и мадам Люссак – очень почтенные уважаемые люди.

– Так оно и есть, – эхом отозвалась Симона.

– А чем занимается мсье Люссак? – спросил Ной девушку.

– Он имеет дело с антикварной мебелью, мсье, у него галерея на Фобур Сент-Оноре, и вся квартира полна красивыми вещами.

– Звучит чудесно, – подхватила Мадлен. – Я не могу дождаться, когда увижу все это.

– Конечно, я не могу удержать вас от попытки… – мрачно посмотрел на нее Ной. – Но мне кажется, будет лучше, если мадемуазель Дайя сама расскажет мадам Люссак о своем положении, прежде чем вы пойдете туда, думая, что есть свободное место.

– Но для Симоны это слишком тяжело, да и потом, если она может остаться здесь…

– Нет, – твердо ответил Ной.

Симона опять начала плакать, и Мадлен, словно защищая, обняла ее за плечи.

– Но это только на время. На оговоренное время, – взывала она к Ною. – С вашей помощью Симона сможет переговорить со своим другом и выйти замуж – а если нет, она вернется назад, в Авиньон, в любом случае – когда родится ребенок.

Ной молча смотрел на обеих девушек: на одну, такую импульсивную и настойчивую, и на другую – несчастную, отчаявшуюся и потерянную.

Даже если б я и мог что-то сделать, – сказал он, – я не могу не учитывать мнения моих прихожан. Они, конечно, не одобрят этого, и нельзя ждать, что мадам Вольфе станет опекать ее – я в этом уверен.

Мадлен взглянула на часы на каминной доске и поняла, что через какие-то минуты в квартире должна появиться la dame respectable. И еще Мадлен вспомнила еврейское слово, которое мадам Вольфе часто повторяла за эти двенадцать дней – в основном, в отношении Ноя. Мицва.[46] Оно означало хорошее доброе дело, особенно благотворительного толка.

Она вынула свой собственный платок из кармана и протянула его Симоне, чтобы та вытерла нос. А потом она взглянула на Ноя – в упор, вызывающе, прямо в его карие глаза.

– Вы сделаете такое чудесное мицва, – сказала она торжественно, зная, что это была ее козырная карта, и что если она будет бита, дело пропало.

Улыбка появилась на губах Ноя, как долгожданный луч солнца из-за туч, прорывая его внутреннюю оборону, – что и нужно было Мадлен. А он понял, без тени сомнения, что она убедит неизвестную ему мадам Люссак и станет возможно самой необычной bonne à tout faire, какую только эти добрые люди когда-либо знали.

И еще он понял, что ему будет ее не хватать.

9

– Так у вас нет опыта, так, Мадлен?

– Нет, мадам, но я молодая и сильная.

– Вы, конечно, умеете шить?

– Oui, Madame.[47]

– И гладить?

– Naturellement, Madame.[48]

– Отец Бомарше сказал мне, что вы выросли в приличной семье, и что в вашем доме было много красивых вещей. Он считает, это означает – вы будете бережно обращаться и с нашей собственностью.

– О да, мадам.

– Ваши волосы довольно неопрятны, Мадлен. Мсье Люссак и я хотим, чтобы вы были чистой и опрятной всегда.