Урожденный дворянин - Антон Корнилов

– Хрен вам, – сказал он, глядя прямо в перед сквозь нечистое лобовое стекло. – Хрен вам, твари! Бьете и плакать не даете? Хрен. До конца стоять буду, до конца…

Он позвонил дочери, спросил, все ли в порядке, позвонил жене, выслушал ее недовольную реплику о том, что она, видите ли, только что заснула… Потом завел машину и выехал с больничного двора. «Покружу часок рядышком, – подумал он, – побомблю. Потом опять сюда, звякну своим. Ничего, выдержим, родные. А на ночь надо с местным сторожем договориться, что машину оставлю во дворе. И сам в машине останусь. Суну пару сотен, разрешит. Только их заработать надо сначала, эти пару сотен…»

Телефон зазвонил снова. Переверзев аж подпрыгнул, чуть не выпустив руль. Свернул к тротуару и осторожно взглянул на мобильник. «Гога» – высвечивало табло.

Переверзев с облегчением выругался.

– Да! – крикнул он в трубку.

– Здорово, брат Колян, это я! – запыхтел ему в ответ возбужденный голос Витьки Гогина. – Выхожу на связь, как и обещал, раз в день… Долго говорить не могу, сам понимаешь.

– Что у тебя там?

– Тут тако-ое… – далеко от городской клинической больницы, в Елисеевке, Гога довольно засмеялся. – Круто! Репортаж получится – будь здоров! Я даже не ожидал, брат Колян, что такое здесь найду! Эта сволочь даже и не стесняется…

– Ты бы поосторожнее там все-таки, а?

– Не переживай. Охрана тут, конечно, серьезная, но моя башка все еще у меня на плечах. Эх, Колян, знал бы ты, как мне хорошо сейчас! Вот она – настоящая, полная жизнь! Если меня все-таки грохнут… тьфу-тьфу-тьфу… все равно я перед смертью буду знать, что сделал в своей жизнь кое-что значимое! Ну, хотя бы попытался сделать…

Переверзев невольно улыбнулся, представив себе Гогу, облаченного в грязную рвань, хоронящегося за кустами, в какой-нибудь канаве, и вещающего оттуда, что жизнь его, оказывается, все-таки чудесна и удивительна.

– Мы тут тоже не скучаем, – сказал Николай Степанович.

– Ага, ага… Все, брат Колян, я завязываю. Через пару деньков планирую вернуться, завтра, как договаривались, отзвонюсь – в какое время, правда, сейчас точно сказать не могу. Как получится. О!.. Меня уже бригадир зовет. Слушай, бригадир у нас – таджик, а как по-русски матерится!.. Ни разу не слышал, чтобы так матерились. Велик все-таки русский язык. Велик и… интернационален…

– Постой, постой! – вспомнил вдруг Переверзев. – Я вчера твой номер ребятам раздал. Всем нашим. На тот случай, если я вдруг… ответить не смогу.

– Что, все так серьезно? – встревожился Гога.

– Да… Не бери в голову. В общем, то, что ты каждый день на связь выходить должен, я им тоже сказал.

– Понял! Ладно, брат Колян, бригадир уже близко… Орет, сволочь… Пойдем мы купальню делать. Эх, видел бы ты, что это за купальня…

На этом разговор прервался. Переверзев услышал еще, как отдаленно гаркнул Витькин голос:

– Да иду я, иду… Личинку отложить человеку уже нельзя… – и трубка запульсировала короткими гудками.

Разговор с Гогой успокоил Николая Степановича. Выезжая с больничного двора, он держал в руке телефон, готовясь набрать номер Ломова. Буквально в нескольких метрах от выезда располагался перекресток. Когда «девятка» Переверзева подъезжала к перекрестку, светофор как раз перемигнул с желтого на зеленый. Держа в поле зрения стоявшую впереди машину – красную малолитражку, – Николай Степанович слегка сбросил скорость. Малолитражка, дернувшись было вперед, вдруг остановилась, Переверзев резко затормозил, но его «девятка» все же ткнулась передним бампером в зад ни с того ни с сего замершего автомобиля.

– Обезьяна! – крикнул бывший прапорщик – он отчего-то был уверен, что малолитражкой управляла женщина. – Коза слепая! Дура!

Сзади нетерпеливо засигналили. Мельком глянув в зеркало заднего вида, Переверзев увидел там внедорожник «хонда». Движения на этой трассе, лежащей вдалеке от центральных, вечно перегруженных проезжих дорог, не было почти никакого, поэтому Николай Степанович высунул руку в окно и махнул внедорожнику: мол, давай, обгоняй. Но уровень шоферского мастерства водителя «хонды», видать, был не выше уровня водителя красной малолитражки – как еще объяснить то, что вместо того, чтобы просто объехать столкнувшиеся машины, внедорожник вновь заголосил протяжным сигналом.

– Дороги тебе мало, идиоту! – с раздражением проворчал Переверзев, глуша мотор и открывая дверцу.

Из малолитражки выскочила девица в джинсовых шортах и короткой, оголявшей живот маечке. Прижав ладони к щекам, она заторопилась осматривать повреждения своего автоконя.

– На велосипеде катайся, раз на машине не умеешь! – сурово начал было Николай Степанович, выходя из своей «девятки».

Девица не обратила на него внимания, качала сокрушенно головой, всплескивала руками.

– Звони папке своему! – рявкнул на нее бывший прапорщик. – Купил тебе игрушку, пусть теперь раскошеливается и мне на ремонт!..

Тут девица повернулась-таки к Переверзеву. Но никакого страха, никакой паники и растерянности на лице ее не было. Она весело улыбалась – но не Переверзеву, а кому-то другому, находившемуся за спиной у Николая Степановича.

Уже ощущая стремительно распухавший в животе ледяной шар тревоги, но все еще не веря, что все это – вовсе не банальная авария, Николай Степанович начал оборачиваться.

И не успел.

Стальная безжалостная игла вонзилась ему в шею, плюнув в кровь тошнотворным ядом. Голова Переверзева закружилась, моментально и страшно, ноги подкосились – и он упал. Но не на асфальт, в заботливо протянутые к нему руки…

Сознание возвращалось неравномерными толчками. Раз – человек осознал, что он вернулся из небытия. Два – сквозь розовую муть проступили контуры окружающего мира: пыльная земля, из трещин которой торчат невысокие пожелтевшие стебли какого-то растения, несуразная туша большого автомобиля рядом. Три – человек вдруг вспомнил, кто он такой и что случилось с ним до того, как небытие поглотило его.

Бывший прапорщик ППСП Николай Степанович Переверзев пошарил вокруг себя руками и понял, что сидит на земле, раскинув ноги. Голова была тяжелой, словно накрытая свинцовым шлемом. Он провел рукой по груди: рубашка была расстегнута. Кроме того, Николай Степанович заметил, что карманы его брюк вывернуты – очевидно, только что его тщательно обыскали. Кто-то придерживал Переверзева сзади за плечи, не давая упасть. Слева и справа ограничивали поле зрения машины: внедорожник «хонда» («Как это я сразу его не узнал?» – подумал тут Переверзев) и красная малолитражка. Прямо напротив прапорщика, на фоне глухой кирпичной стены, стоял высокий наголо обритый мужчина в белой рубашке и черных брюках. Было тихо. Только где-то неподалеку гудели проезжающие автомобили, да в малолитражке приглушенно долбила однообразная музыка.

– И снова здравствуйте, Николай Степанович, – мягко выговорил мужчина, поправив на костистом носу очки без оправы.

– Здра… здрасте, – ответил бывший прапорщик. Он узнал этого мужчину безо всякого труда – главным образом, по сверкающей на солнце голой макушке и еще по колючему блеску голубых глаз за стеклами очков.

– Не скажу, что чрезмерно обрадован тому обстоятельству, что пути наши снова пересеклись, – замысловато высказался мужчина. – Скорее, наоборот. Поэтому хочу заметить: лично я заинтересован в том, чтобы эта наша встреча стала последней. Итак, перейдем к делу.

Он сунул руку в карман и достал оттуда пачку купюр в банковской упаковке. Николай Степанович сумел разглядеть, что за купюры были в пачке: пятитысячные. Мужчина бросил деньги на колени Переверзеву.

– Буду краток, – сказал он. – И откровенен, насколько это возможно. Мне поручено уладить дело, по досадному недоразумению возникшее между вами и… небезызвестной вам персоной. Право выбора средств было предоставлено мне лично. И я предпочел вариант, который – как я полагаю – устроит и вас, и меня. Этого… – мужчина небрежно указал на скатившуюся с ноги Николая Степановича на землю пачку, – вполне хватит на погашение больничных счетов и компенсацию… так сказать, морального ущерба. Вполне хватит.

Переверзев молчал.

– Хочу, чтобы вы поняли, Николай Степанович, – заговорил снова его собеседник. – Мое предложение действительно прямо сейчас. Отвергнете вы его – что ж… проблема будет решена другим путем. Но она будет решена – так или иначе. Вы понимаете? – мужчина чуть наклонился к Переверзеву. – Я иду вам навстречу и от всей души советую вам воспользоваться моментом. Вы хорошо меня понимаете?

– Да не соображает он ни хера, – сказал кто-то за спиной бывшего прапорщика. – Щас, айн момент.

Что-то коротко пшикнуло и зашипело – и на голову Николая Степановича обрушился поток ледяной влаги. Жидкость попала в рот, и Переверзев ощутил приторно-сладкий вкус фруктовой газировки. Вслед за этим его сильно толкнули в плечо.