Знамя Журнал 7 (2008) - Журнал Знамя

На секунду обернулся и посмотрел на валявшееся в углу комнаты ружье. “Брать - не брать?” - подумал он. Чертыхаясь, подбежал и поднял ружье. Переломил, глянул - пусто. “Ай, блин!” Где Мансур хранит патроны, Антон не знал, а искать не было времени. Он с досадой отшвырнул бесполезное оружие и выбежал в дверь.

Поребриков тем временем, испуганно глядя на безжизненное тело, медленно двинулся к телефону. При этом он прижимался спиной к стене, как будто шел по карнизу небоскреба. Добравшись до заветной цели, он дрожащей рукой набрал номер отделения.

Разговор с сержантом был долгим и бессмысленным. Уставший после волокиты с Сериковым Черепицын вяло пытался разобраться, что же произошло.

- Какая толпа? Куда? К библиотеке? А Мансур тут при чем? Какая Додар?

Ничего толком не поняв, Черепицын повесил трубку. Через десять минут в кабинет зашел одетый майор.

- Сержант, я пойду к Серикову загляну, в смысле к покойнику, тьфу ты! Ну ты понял. Если кто звонить будет, Митрохин там, скажешь, что по делам отлучился… хотя у него и мой мобильный есть.

- Товарищ майор, - вскочил Черепицын. - Тут это… Поребриков звонил.

- Ну и? - нетерпеливо отозвался майор, надевая перчатки.

- Да, я думаю, опять хулиганит, за старое принялся. Начал какую-то чушь молоть.

- Какую чушь?

- Ну, в общем, я сам не очень понял… Вроде, как Мансура… убили?

“Убили” сержант произнес в вопросительной форме.

- Говорит, что, мол, народ поддал у Серикова и… а сейчас к библиотеке все пошли. И Антон туда же побежал. Ну, так мне занести это в журнал? В смысле звонок. Потом припаяем Поребрикову. Снова пьянство, телефонный… этот хулиганизм.

Бузунько, который на протяжении всего короткого монолога сержанта молчал, вдруг посмотрел сержанту прямо в глаза и едва слышно, но, артикулируя каждую букву, произнес: “Какое, мать твою, пьянство, сержант? Поребриков в завязке”. И через секунду заорал: “Быстро в машину!”.

29

Вывалившись из дома Мансура на улицу, толпа, повинуясь какому-то внутреннему голосу (а такой бывает даже у толпы), резко взяла курс на библиотеку. Сейчас уже неважно, почему именно на нее. Потому ли, что она находилась недалеко от дома Мансура и кто-то из толпы предложил “заглянуть в нее”? Или, может, вспомнили слова Климова и действительно рассчитывали застать там Пахомова (вопрос “зачем?” был уже почти риторическим). Сопротивление Мансура как будто убедило большеущерцев в том, что они на правильном пути - так милиционер, чувствуя испуг задерживаемого, принимает это за потенциальную вину и хвалит себя за хороший нюх. И большеущерцы, хотя уже и не помнили, зачем они ищут Пахомова, почувствовали в испуге и сопротивлении Мансура какую-то скрытую вину, какой-то скрытый заговор, какое-то преступление, которое они прямо-таки обязаны раскрыть. Им и в голову не могло прийти, что Мансур схватил ружье не потому, что собирался защищать от народного гнева жизнь Пахомова, а потому, что собирался защищать свою собственную и жизнь своей дочери.

Антон бежал к библиотеке, но, как и толпа, плохо отдавал себе отчет в том, зачем. Ему почему-то казалось, что он еще что-то может исправить.

Толпу он заметил, как только вышел на финишную прямую, ведущую к знакомому зданию. Зрелище было красочным. Мерцая сигаретными огоньками и чиркающими зажигалками, хрустя по свежевыпавшему снегу и скандируя что-то отдаленно напоминающее “Вперед!”, толпа эта была похожа скорее на армию, марширующую к бастиону противника.

И этим бастионом была библиотека. А что делают на войне с бастионами, Пахомов знал и безо всякого исторического образования. Он на секунду остановился, перевел дыхание и снова бросился вперед. Он не знал, как сможет остановить толпу, не знал, что будет говорить, и он, конечно же, не догадывался, что и Сериков, и Мансур, и он, и даже Бульда - звенья одной цепи. Набирая скорость, чтобы опередить толпу прежде, чем она подойдет к библиотеке, Антон думал совсем о другом.

“Вот она! Государственная единая национальная идея во всей своей красе. ГЕНАЦИД, воплощенный в жизнь. Пусть другие народы верят в счастливую жизнь, пусть они в едином порыве куют свое светлое будущее. Нам же надо совсем другое. Нам нужна беда. Нам нужен враг. А где беда и враг, там и страх. А где страх, там и желание защититься, спастись, размолотить все к едреной фене, но выжить. “Весь мир насилья мы разрушим до основания”. Кто там борется за идеалы? Ха! Да в гробу мы видали ваши идеалы! Мы не воюем “за”, мы воюем “против”. Дайте нам все разрушить сначала. Дайте нам беду! Потому что беда - это не какие-то сказки о светлом будущем. Беда - это светлое настоящее. Беда развязывает руки. Только она и дает ту свободу, которую никогда не даст ни какой-то там абстрактный идеал, ни тихое счастье, ни демократические принципы. Хаос. Вот что нас сплотит по-настоящему. И его составляющие. Беда, страх и желание выжить.

Не в этой ли святой троице и заключается подлинное единство? То, что действительно объединяет и вдохновляет русского человека? Нам нужен вызов. А если его нет, мы его выдумаем - раз плюнуть! Или нет, не так. Нужна беда - мы ее создадим. Нужен враг - найдем. Но если мы сами создаем беду, так и враг, выходит, совершенно не нужен. Мы сами враги себе. И сами себя боимся. Вот тебе и страх. То есть, чтобы начать действовать, надо просто найти врага, а нет его, так найти его… в своем лице. Ха-ха. Забавно. Нет, слишком парадоксально. Да, а почему бы нет? Мы сами - беда. Мы сами - враг. Мы сами себя боимся. Перпетуум мобиле, так сказать. Нет, стоп! А может, так все и было задумано в этом чертовом эксперименте? Не книжками объединять (вот еще глупости! слишком просто и бесполезно!), а, наоборот, всучить эти книжки так, чтоб они зуд по всему телу вызвали, чтоб пошло такое расстройство желудка от этих культурных ценностей, что и не надо никакой беды и никакого врага - все вам на блюдечке поднесем. И в зубы ткнем. Тут вы блюдце хвать - и вдребезги! И вот тогда начнется настоящее понимание и объединение. Такое, что все вздрогнут. “Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем”. И будет такой ГЕНАЦИД, что… Интересно, а все-таки что это передо мной? Порядок или хаос? Видимо, естественное для русского народа состояние - хаотичный порядок. Или порядочный хаос, ха-ха! Черт возьми, прямо хоть диплом дописывай! Я за хаос. Но в этом хаосе есть какая-то упорядоченность, которая ему совершенно не противоречит. Разрушающая и целенаправленная сила, которая заставляет этот хаос крутиться, как будто с какой-то целью. Может, это и есть богоизбранность? Везде либо хаос, либо порядок, а у нас и то и то в одном флаконе? Путано, путано, Антон. Эх, кабы сюда бумагу с ручкой!” Перепрыгивая с мысли на мысль, Пахомов постепенно догонял толпу большеущерцев, подходящих к библиотеке. Он решил сделать небольшой крюк, чтобы не оказаться в задних рядах марширующих - там не услышат, а затолкают, затопчут. Надо встретить их лицом к лицу. Только так и говорить с ними. Чтоб только до библиотеки не добрались. И Антон взял левее. Петляя по сугробам между деревьями, он понесся, оставляя справа от себя толпу, которая была настолько увлечена собственным маршем и приближающейся кульминацией, что даже не заметила маленькую фигурку, призрачной тенью мелькающую на обочине.

Следя краем глаза за двигающимся шествием, Антон чувствовал, что возбужден. Но возбуждение это имело какой-то странный, почти восторженный оттенок. Давным-давно писал он свой диплом, но все это было теорией, пустыми словесами, сухой казуистикой. История была абстрактной величиной, которая не имела ни формы, ни веса. Теперь она оживала, обретая объем и плоть.

Маневр с опережением удался. Когда толпа почти подошла к дверям библиотеки, на ступенях неожиданно возник запыхавшийся Антон. Он поднял руки вверх, стараясь привлечь всеобщее внимание, хотя все и так смотрели только на него.

- Явился - не запылился! - раздался чей-то развязный женский голос.

- Явился, явился. Искали? - спросил Антон громко, стараясь казаться спокойным и смелым.

- Искали, было дело, только теперь на хер ты нам нужен? - выкрикнул кто-то из толпы.

- Нам теперь твое логово нужно, - крикнул другой.

Пчелиным роем одобрительно загудели остальные.

- Как это? - удивился Антон, чувствуя, что не справляется с логикой оппонента.

- Да так это! - снова крикнул кто-то. - Отвали на хрен с дороги!

И снова одобрительный рев.

- Да подождите! - закричал Антон, теряя самообладание. - Какое логово? Вы с ума, что ли, посходили?! Что вы собираетесь делать? Ну, хорошо, разрушите архитектурный памятник, дальше что?!

- Оттащите этого говоруна, ребята, да отметельте так, чтоб жизнь клубникой не казалась, - сказал Денис и засмеялся пьяным смехом.

К Антону бросились несколько человек.

- Стойте! - закричал он. - Я вам кое-что хочу сказать!

- Да хули, епт, слухать его, рукосуя шепельнутого? - осклабился Гришка, и все засмеялись.