Огненный шторм. Стратегические бомбардировки Германии. 1941-1945 - Ганс Румпф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, наиболее близко к нему подошел Герман Кестен в своем простом рассказе «Дети Герники», где он устами детей пытается выразить невыразимое. Постепенно дети все больше оказываются втянутыми в центр событий, в самый ад бомбежек. Так же неторопливо автор рассказывает о мечтах и желаниях детей. Все это выглядит так, будто взрослые уже не жалуются на свою собственную судьбу, а просят всего лишь проявить сочувствие к страданиям детей.
Мадрид был первым городом, испытавшим воздушную бомбежку в современном смысле слова. За четыре недели в октябре — ноябре 1937 г. было убито около тысячи человек и ранено примерно 3 тысячи. Некоторые кварталы города были серьезно разрушены.
Это преступление против морали и традиций западного мира также вызывает двойственное впечатление. Ужасает не столько сам факт совершения воздушного налета на город, что само по себе ужасно со всех точек зрения, но и непростое осознание того, что наступила новая эра тотальной, ничем не ограниченной воздушной войны, эра тотального ужаса.
Новости о том варварском событии, произошедшем в Испании, были запрещены в Германии. Вряд ли хоть одна живая душа знала об этом, хотя весь западный мир отреагировал на это сразу же с ужасом и возмущением. Имя Герники стало символом. Пока еще не было с чем сравнивать это событие, но впереди можно было ясно ощутить нарастающую лавину грядущих событий.
Тот безмолвный крик возмущения, выраженный Пикассо, можно было с полным основанием назвать и «Ковентри», «Гамбург», «Дрезден» или «Хиросима», поскольку все эти города также олицетворяют собой воздушный террор в самом худшем его проявлении. Понятно, что под железной пятой авторитарного режима никто из немцев не смог бы в голос высказать моральное осуждение подобной авиационной войны, но это не значит, что никто не испытывал подобных чувств.
Воздушный террор вызывал в людях скорее чувство страха, чем одобрения, и там, где общественное мнение, пусть оно и было ограничено в своем выражении жесткими рамками войны, все еще существовало как таковое, оно всегда давало это почувствовать.
Во время войны в Англии поднимали голоса те, кто призывал быть более умеренными, но такие протесты исходили из небольших групп, не пользовавшихся влиянием, поэтому они не имели достаточно силы, чтобы добиться какого-то результата.
Акция, предпринятая папой Пием XII в надежде остановить массовые убийства и вернуться к принципам обеспечения защиты от ударов беззащитного гражданского населения, нашла поддержку в Англии в лице Комитета по ограничению бомбежек, который все время войны был подобно колючке в боку британского правительства, так как постоянно обращался к палате общин британского парламента с призывом ограничить цели бомбежек только чисто военными объектами. Об этом написано в воззвании комитета «Прекратите бомбить гражданское население!». Но к сожалению, этот высокий с точки зрения морали поступок не дал никаких практических результатов. Призыв папы остался монологом. Уши руководителей воюющих стран были закрыты.
Во время войны Международный Красный Крест несколько раз обращался с предложениями вести стратегическую бомбовую войну более гуманными средствами, с установлением нейтральных территорий и специальных зон неприкосновенности там, где располагаются городские госпитали и больницы. Безжалостная и бесчеловечная директива, принятая в Касабланке, которая обеспечила «зеленый свет» сторонникам «бомбистов», была критически встречена в Англии. Оппозиция ей была достаточно сильна, чтобы привести к дебатам в палате общин, которые как минимум создавали препятствия британскому правительству в этом вопросе.
Британский военный кабинет даже начал чувствовать, что ему необходимо как-то оправдать свою политику бомбежек перед населением страны. Высокопоставленный гражданский служащий министерства авиации И. Спейт, прикомандированный к военному кабинету в качестве советника, опубликовал книгу под названием «Бомбардировки оправданны», которая до сих пор сохраняет свое значение. Конечно, она была написана во время войны и в связи с этим не избежала влияния царившей в то время жажды разрушения. Сейчас это произведение рассматривается как классический пример политического и морального оправдания неограниченной бомбовой войны. В книге делается все для того, чтобы Англия предстала в виде невинной жертвы, однако доводы не вполне убедительны. Из-за своей официальной должности Спейт считается выразителем воли «бомбистов» в британском военном министерстве. За рубежом его воспринимают как Макиавелли неограниченного применения бомбардировочной авиации.
Как и Макиавелли, Спейт, будучи в плену собственной доктрины, настаивает на том, что в современной воздушной войне единственным мерилом боевых действий с участием авиации является успех. Для него решение сеять смерть и разрушения в тысячелетних центрах городской культуры Запада является «прекрасным», «героическим» и даже «жертвенным». Он стремится прикрыть вызывающие отвращение массовые убийства, которые последовали за этим решением, фальшивой аурой величия и достоинства, которые здесь совсем не к месту.
Наверное, важно, что сторонники неограниченной бомбовой войны всегда остро нуждаются в оправдании, и иногда это приводит к курьезным результатам. О чем, кроме как об интеллектуальной стерильности, можно говорить в случае, когда некто настаивает на том, что пять лет тотальных бомбежек следует считать новым крестовым походом! Авторы мемуаров всегда склонны к месту и не к месту пользоваться определением крестового похода, однако в случае с неограниченными бомбовыми ударами эта шутка явно является неудачной. Идея использовать термин, который вызывает столько героических ассоциаций, скорее всего, имеет целью придать неограниченным бомбежкам более респектабельный вид, а также успокоить совесть тех, кто в них участвовал.
Когда, наконец, все лежит в руинах, тут же начинает проявляться новая тенденция: уничтожение и опустошение стратегической бомбовой войны начинают представлять как результат какой-то сверхъестественной ярости. Тот факт, что в самый ее разгар пострадавшей стороной оказалась только Германия, объясняется как результат Божьего суда. А бомбовый террор подается как некое воздаяние Господне. Когда первая атомная бомба была сброшена на Хиросиму, интеллектуальная путаница приобрела еще более гротескные формы.
В течение всего конфликта в Англии, разумеется, присутствовали и тенденции к ведению войны более гуманными средствами. По свидетельству лауреата Нобелевской премии профессора Блакетта и других писателей, английский народ постоянно обманывали в том, как дела обстояли на самом деле. Даже 11 марта 1943 г., когда неограниченная бомбовая война против городов Германии была в полном разгаре, британский министр авиации в ответ на вопрос в палате общин заверил собеседника: «Нет, сэр, бомбардировки осуществляются только по военным целям».
Конечно, тот факт, что на последнем этапе Битвы за Англию люфтваффе не ограничивали свои рейды ударами по аэродромам и другим военным объектам, может создать ложное чувство моральной оправданности ударов возмездия. На разных этапах бомбовой войны ее оценки в обществе некоторым образом менялись, однако по большей части общественное мнение выступало за нанесение бомбовых ударов. И все же англичане являются слишком политически просвещенной нацией. К тому же они достаточно честны, чтобы долгое время получать удовлетворение результатами неравной, а в конце войны почти односторонней битвы. Однако на некоторых представителях высшего духовенства, к сожалению выступивших в поддержку войны против женщин и детей, получившей историко-теологическое наименование бомбовой войны, и на тех представителях английских кругов, кто ее развязал, лежит великий грех. И вопрос о том, как безжалостная война далеко за линией фронта будет рассмотрена в самых высших инстанциях, как она обернется против ответственных за ее развязывание политических деятелей и военных стратегов этой страны, наверное, так навсегда и останется открытым.
Одной из первых жертв колебаний и путаницы, образовавшихся в умах англичан, сознание которых болезненно реагирует на факт и результаты этого нового вида боевых действий и мечется в поисках достойного выхода, был сам командующий бомбардировочной авиацией Англии. В течение четырех лет он олицетворял собой дух безжалостной агрессии, являясь «рекордсменом-долгожителем по сроку нахождения на посту руководителя одного из важнейших оперативных командований». Однако человек, которого называли «Нельсоном авиации», вдруг обнаружил, что теперь превратился в вопросах бомбовой войны в мальчика для битья. Его личность внезапно стала предметом настолько жарких дебатов, что сразу же по окончании войны он попросил об отставке и намеренно отсутствовал на официальном праздновании победы. Его имя красноречиво отсутствует в почетном списке, где красуются его высокопоставленные коллеги из Королевских ВВС, получившие титул лордов. Только спустя годы после коронации королевы, когда Черчилль снова занял пост премьер-министра, Харрису наконец был пожалован титул баронета. Вскоре он покинул Европу, однако его имя останется в памяти европейцев как олицетворение самых жестоких событий, через которые им довелось пройти.
