История третья. Так не бывает - Женя Сергеева

влекомая Тимофеем, а сама мечтала о той самой короткой передышке. Мне надо было собраться, а стремительное движение вкупе с мечущимися мыслями не способствовали спокойствию.

Что такого мог сделать или сказать Тим, такого, что отвернет Глеба от нас? Я осознавала — он уйдет не просто от меня, а бросит всех нас. Как это странно бы ни звучало.

Глеб и Тим казались в моих глазах неразлучным, гармоничным, слаженным тандемом. Так что произошло? И каким образом к развивающейся ситуации причастны те двое из парка?

— Тим… — Окликнула мужчину, надеясь на то, что он все-таки остановится и хотя бы в трех словах расскажет в чем дело. Мне больше и не надо. Хотя бы несколько слов. Можно основных, через точку.

Но Тим молчал и продолжал движение. Упрямо, настойчиво, беспощадно. Около очередной двери с табличкой “Белов Г.М.” он остановился, глубоко вздохнул и сразу же распахнул ее, без стука.

Господи.

Она даже восстановить дыхание не успела.

Теперь, зная, кем является Глеб на самом деле, входила в кабинет, как в логово к зверю. С сильно бьющимся сердцем, на деревянных ногах и со вспотевшими от волнения ладонями.

Только Тим, за которым сейчас стояла, был единственной поддержкой.

Сделав шаг в сторону, вправо, я увидела часть кабинета, просторного, обставленного темной мебелью, в стиле минимализм и с огромными окнами, не во всю стену. От пола оставалось места примерно в метр, или больше и подоконники были большими и крепкими на вид.

На одном из таких подоконников и сидел сейчас Глеб. В своей любимой позе — лицом к окну, он курил.

Сердце защемило. Сколько раз я видела его почти вот так, и в своей квартире, и у Саши.

Все было таким же. Почти. Никогда раньше я не видела, чтобы даже спина Глеба выглядела настолько напряженной и ни разу он на Тима не смотрел с таким тяжелым холодом в глазах.

Без улыбки, без усталого равнодушия, что часто поселялось на его лице.

Меня Глеб заметил не сразу, он несколько секунд смотрел на Тима и продолжал курить. Потом все-таки перевел взгляд на меня. И не дрогнуло ничего. Ожидаемое тепло или хотя бы чуть смягчившееся выражение отсутствовало. И лишь уголок губ с правой стороны потянулся вверх, образуя нехорошую, глумливую ухмылку.

Таким страшным Глеб не казался даже в первую нашу встречу.

Затушив одним резким движением сигарету, буквально вдавив ее в пепельницу, Глеб неспешно поднялся и ленивым, медленным шагом, слегка вразвалочку, направился к нам.

Тим ощутимо напрягся, затем расслабил плечи, опустил руки и чуть согнул ноги в коленях, словно подсознательно готовясь к драке.

Я чувствовала, что напряжение, витавшее вокруг мужчин растет, скользит холодным змеиным телом по затылку, поднимая короткие волоски на дыбы. Не удовлетворяясь этим, опускается на шею, оборачивается вокруг грудной клетки и сжимается. Душит.

Руки чуть дрожали, но я не смела даже шевельнуться.

Он шел на меня. Не просто к нам, а на меня. Все с той же маской глумливости вместо привычного выражения лица и почти с ненавистью в глазах.

Мужчина, чьим именем пугали пол города.

Мужчина, чье лицо, наверное, не раз мелькало в новостях, но, увы, я не смотрела местные каналы.

Совладелец "Эйфории" и человек, частично контролирующий нелегальные бои.

И занимающийся черт знает еще чем. Я была слишком далека от теневого Питера, чтобы сейчас даже вспомнить хоть половину слухов, блуждавших вокруг его личности и делающих конкретно этого человека чуть ли не кровавым деспотом, не гнушавшегося ничем.

Глеб Максимович Белов.

Не дойдя до меня буквально двух шагов он посмотрел на Тима:

— Я правильно понимаю, что скрывать уже нечего? — Ровный, безжизненный голос, резко контрастирующий с ухмылкой на лице.

Тим молча смотрел на Глеба не издавал ни единого звука. Короткий поединок взглядов.

— И зачем? — Продолжил Глеб. — Ты посмотри, она же вся трясется. Тьфу. Противно видеть.

И столько презрения. Как пощечина.

Несправедливо. Если до этого я и правда боялась, боялась не столько самого Глеба, сколько недосказанности со стороны Тима и ожидания худшего.

То теперь меня отключили.

Это презрение со стороны мужчины, который еще вчера оставил букет на кровати, пока я спала, а вечером не брезговал разминать мои ступни после долгого трудового дня и неудобных туфель, остановило все эмоции.

И сердце стучало в тишине, в образовавшемся эмоциональном вакууме.

Это было не как пощечина, а хуже, гораздо хуже. Это было как предательство, как крушение. Нет, не надежд. Сложившегося образа. Он разбился в дребезги и разлетелся, впиваясь каждым невидимым осколком в душу. Мелкие, жалящие порезы, которые, наверное, должны кровоточить.

Но нет.

Слишком уж эфемерная материя эта душа.

Только почему так болит?

Тим не успел ничего ответить, когда в дверь постучались, и с вопросом: “Шеф, вызывали?” в кабинет зашли те самые двое из парка.

***

— Это кого я вызывал? — Обернулся от рабочего стола Глеб, еще не успевший за него сесть.

— Так нас. Официантка, Катя которая, подошла, сказала, что шеф вызвал в кабинет. Что-то с оформлением… — Под пристальным взглядом Глеба мужик со сломанной рукой все больше и больше тушевался, а когда рассмотрел нас с Тимом, то и вовсе замолк.

— С бумагами? — Протянул холодно Глеб и все-таки переместился в большое кресло, сразу оказавшись как бы в тени, в более выгодном положении относительно остальных. Нас было видно, как на ладони.

— Змей, может расскажешь, что у ребят не так с бумагами? — При обращении к Тиму теплоты ни в голосе, ни во взгляде не прибавилось.

— Ты лучше поинтересуйся у своих орлов по чьей указке они на Лену напали полторы недели назад. В парке.

— Значит все-таки не каблук? — Усмехнулся своей привычной полуухмылкой Глеб, но знакомое выражение только и успело отозваться болью в сердце, как снова уступило место холодности и безразличию.

Глеб пристально и молча рассматривал подчиненных.

— Вас кто-то нанял, чтобы вы напали на эту, — кивок в мою