Подчини волну! - Катерина Снежинская

— Тогда бы он просто адрес сообщил, где он Ли… дока держит, — Дем потер татуировку. — Нет, смысл этих тараканьих забегов в другом.

— Например? — спросил Вар у собственной самокрутки.

— А ты сам подумай. Он нам карту нарисовал, флажки расставил. Ему осталось только сидеть и смотреть, как мы суетимся. Причем в определенных местах сидеть. Им же и определенных. Сколько из нас во время таких трепыханий засветится? И что засветят? Мальчик явно нацелился на большую охоту, действительно большую. И пока мы суетимся, он нас как крыс по одному перекоцает.

— Дерь-мо, — озвучил общее мнение Вар.

— Ладно, хорош. У тебя есть предложения? — поинтересовался Из, складывая на спинке стула пальцы домиком.

— Поохотиться, — заверил его Дем, усмехаясь нехорошо, недобро так, показывая влажно блеснувшие зубы. — С первой гребанной подсказкой разобраться придётся. Надо понять, какое дерьмо у него в башке плещется и как оно работает. Давайте, шевелите извилинами. Про какую змею он плел? Это должно быть что-то простое, до чего додумается любой придурок.

— Видимо, среди нас придурков нет… — горько вздохнул Яр.

— Будут, — пообещал ему Дем. — Если мы до вечера ничего умного не придумаем, то я сам вам мозги вышибу.

— Наверное, это любовь… — протянул блондин.

Три лейтенанта одарили его абсолютно одинаковыми взглядами. Причем мрачен был не только Дем.

— Понял, понял, уже думаю, — заверил их красавчик, закидывая руки за голову, а скрещенные ноги — на спинку кровати.

Дверь не скрипела, ни шелестела, и не клацала. Открывалась она вообще бесшумно. Но Вейр каким-то нутряным чутьем знала, когда появлялся черный. Это знание выдирало доктора из зыбкого, неуверенного, как туман, сна.

Пока ракшас отсутствовал, Ли все время дремала. При нем врач не могла глаза закрыть. Даже моргать старалась пореже. Да и когда она оставалась одна, доктор не столько спала, сколько плавала в бульоне полусознания, на грани сна и бодрствования. По крайней мере, это помогало пережить еще несколько часов. А, заодно, не свихнуться окончательно.

Правда, в полном здравии своего рассудка врач начала сомневаться. Сильно сомневаться. Ни один нормальный человек не смог бы… привыкнуть к ситуации. А она начала. Не смирилась, но стала принимать как данность. И уже не вздрагивала, когда в дверном проеме появлялась чернильно-черная фигура. Черт побери, да Вейр даже испытывала что-то похожее на радость. Просто вместе с ракшасом приходило хоть какое-то разнообразие.

Ошейник с кодовым замком перестал причинять неудобства. Честно говоря, она его уже почти и не замечала. Как не замечала и твердости бетонного пола, на который было брошено только тонкое одеяло. Лежать на нем стало так же естественно, как и на собственной кровати. Доктор научилась орудовать скованными руками: есть, стягивать и надевать штаны во время похода в туалет, даже расчесываться пальцами.

Она привыкала.

Правда, ее еще лихорадило. Необработанная рана, пересекающая щеку от угла глаза до нижней челюсти, воспалилась. Иногда боль дергала так, что даже мысли о том, какой на лице образуется рубец, когда все заживет, переставали волновать. Впрочем, и об этом она думала все реже. Как-то все чаще Ли посещала мысль: этот подвал станет ее последней остановкой.

Но и страха почти не осталось. Так, плескалось нечто мутненькое на самом донышке души. Гораздо больше места занимала обида. Ни на кого-то конкретного, а вообще на весь мир. Казалось, что доживать стало бы легче, знай Вейр, что кто-то волнуется за нее, пытается спасти. Пусть от этих попыток толку никакого. Но само осознание собственной важности, нужности уже помогло бы. Только вот имелась маленькая, но довольно неприятная проблема: ни одной живой душе в этом мире врач и даром не сдалась.

И, наверное, жила Вейр ровно до тех пор, пока того же не понял ракшас. Тогда она станет ненужной, бесполезной. А, не смотря на привычку и обиду, умирать не хотелось. Теперь она точно это знала. Ли очень-очень тянуло жить. Пусть даже и в этом подвале, со скованными руками и ошейником на шее. Только бы подольше.

Ракшас, привычно пригнув голову под дверной притолокой, вошел в подвал. Он только мельком глянул на Вейр, сидевшую, прислонившись спиной к стене, и молча прошел в противоположный угол. Там у него было оборудовано нечто вроде рабочего места. Стол, офисное кресло, вполне приличный компьютер. Правда, чем именно он занимался, доктор не видела. Черный предусмотрительно развернул монитор непрозрачным задником к ней.

— Акшара тупые или они умнее, чем я? — спросил «кошачий капитан».

Вейр от такой неожиданности даже вздрогнула. С ней ракшас не разговорил. Вообще. Все его внимание ограничивалось единственным взглядом, когда он входил, и швырянием пакетов с сухой лапшой.

— Я задал вопрос, — черный решил простимулировать ее мыслительный процесс, подстегнув его утробным урчанием.

Верно, задал. Только вот как еще на него ответить?

— Я не знаю уровень твоего интеллекта, — прокашлявшись, хрипнула Вейр.

Откашлялась она не потому, что у нее горло перехватило. Просто связки от долгого молчания как будто заржавели и нуждались в разминке.

Ракшас кивнул, будто принимая ее ответ.

— Почему они до сих пор не пришли на первую точку?

— Наверное, еще не нашли… — «Или им плевать и на меня, и на твои подсказки».

— Тупые, — вынес вердикт ракшас, уставившись в монитор и барабаня крепкими ногтями по столу.

— Да нет, они не тупые. По крайней мере, у них хватает мозгов быть… — «быть людьми» в данной ситуации звучало бы странно. Пришлось поправляться, — … не быть животными.

— Животное — это я? — Черный посмотрел на нее поверх экрана. И Вейр, уверенная, будто страха почти не осталась, почувствовала, как сердце ухает вниз. — Почему?

— То есть, ты считаешь, что резать женщине лицо — это нормально? — одеревеневшими губами прошелестела Ли.

Промолчать она просто не рискнула. И такой ответ был, пожалуй, самым нейтральным из всех, какие только приходили на ум.

— Тебе больше устраивает вариант с избиением, изнасилованием и отрубанием пальцев? — усмехнулся он, показывая темные, почти серые, зубы. — Я не развлекаюсь, а работаю. Информация должна быть достоверной и получить ее нужно быстро. От слишком сильной боли объект может отключиться. А это потерянное время. И ты мне еще можешь понадобиться. Зачем тебя калечить? Женщине — порезать лицо. Мужчине — яйца.

— А ребенку?

Вот сейчас Вейр стоило бы и промолчать. Но, видимо, стремление общаться заложено в человеческой природе. И нечеловеческой, кстати, тоже. Даже на ракшасов, оказывается, находит желание поговорить. Особенно если тема для беседы такая… увлекательная.

Правда, увлеченным он не выглядел. Скорее просто излагал факты. Он вообще был таким, факты излагающим. И она еще Дема называла автоматом! Да по сравнению с ракшасом парень мог стать олицетворением жизни и эмоциональности!

— Все то же самое. Но с детьми я не люблю работать. Они не обладают информацией. Только если нужно воздействовать на родителей. Гражданских акшара я трогаю редко. Они меня не интересуют.

«Гражданские». Сами акшара называли их «мирные». Есть разница? Понять бы еще, о чем она говорит. И почему это Вейр вообще заботит.

— Ты воюешь только с солдатами, да?

— Я не воюю. Я — ликвидирую, — пояснил ракшас, щелчком пальца отключив компьютер.

Видимо, на сегодня лимит общения себя исчерпал. Черный вылез из-за стола, размял шею, наклонил голову сначала к одному плечу, потом к другому. И глядя при этом на доктора.

— Но для тебя разницы нет. Если они через сутки не появятся, то придётся их простимулировать. Тебе это не понравится.

— Тебе приносит удовольствие запугивать?

Голос у Вейр сел, но уже не от недостатка практики.

— Да, — кивнул головой черный.

Он достал из шкафа очередной пакет лапши и швырнул его через всю комнату. Но брикет все равно приземлился точно у врача на коленях. Как обычно. И кому какая разница, что это для нее стало «обычно»? Сейчас это монстр уйдет и можно будет опять лечь. Лежать лучше, чем сидеть. Закрыть глаза легче, чем держать их открытыми.

И думать о желтых глазах приятнее, чем смотреть в черные. Ну и подумаешь! Теперь она может себе это позволить. Собственно, сейчас она могла позволить себе все. Кто бы другой разрешил ей это «все».

Ли поправила свою подстилку, повозилась, пристраивая голову на руке. И только тут заметила рядом со столом темный прямоугольник пластика.

К сожалению, додумались они гораздо раньше, чем наступил вечер. Собственно, обсуждать стало ничего уже к двум часам дня. Но отправляться проверять свои идеи было еще рано. Большинство кабаков и баров, вне зависимости от того людям они принадлежали или акшара, функционировали исключительно в ночное время. А днем там разве что уборщиц можно найти.