Двухколесное счастье (СИ) - Изольда Рыбкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чем, интересно, он сейчас занят?» — глупый вопрос: чем может быть занят человек, прикованный к кровати? — «Спит?» — продолжал рассуждать мой неугомонный внутренний голос. — «А если не спит, думает ли обо мне? Вспоминал ли меня сегодня?»
«А может он хочет забыть о моём существовании? Вдруг я ассоциируюсь у него с аварией, и он действительно вычеркнет все, что напоминает о неё, из своей жизни?».
«А если завтрашняя операция пройдёт плохо? Вдруг Давид навсегда останется в инвалидном кресле?» — я всегда буду рядом! тут же отвечаю своим мыслям.
«Ты еще обрадуйся этому! Собираешься воспользоваться его немощью, чтобы стереть своё падение?» — какой же проницательный этот внутренний голос…
«Нет, Ася, пообещай: даже если Давид не сможет встать на ноги, ты дашь ему право выбора и расскажешь о том, что совершила. Пусть он узнает правду, и тогда решает, нужна ты ему или нет».
«Я лучше буду молиться, чтобы он встал на ноги, — отвечаю самой себе. — Он поправится, женится на Татевик и будет счастлив. А я не достойна его».
С такими мыслями возвращаюсь домой. А уже на следующий день в означенное Анаит в сообщении время, я снова стою под окнами.
А что? Тут свежо. Мелкий дождик совсем не холодный, разве что самую малость. Не холодней, однако, взглядов родственников Давида, которые находятся внутри и так же, как и я, ждут вестей. Хороших вестей. Мы все надеемся на лучшее. А там — на всё воля Божия.
38
Когда мы все толпимся у дверей отделения реанимации, то внутри поселяется какое-то липкое ощущение дежавю. Всё это уже было — этот коридор, эти стены, в которых я знаю каждую трещинку, эти же люди, такие чужие и такие близкие в единении одной цели — мы ждали, когда Давид очнется. Тогда от этого зависела его жизнь в прямом смысле слова. Сегодня от исхода четырехчасовой операции будет зависеть его жизнь, но уже в совершенно другом смысле. Однако волнуются все не меньше.
Вот уж как удивительно устроен человек… Сначала ты мечтаешь просто жить, дышать… Спроси в тот момент: а если навсегда будешь, например, слеп? Ничего — главное это жизнь. И вот ты получаешь жизнь. Но как же не видеть мира вокруг? Не посмотреть в любимые глаза, не узнать как выглядит твой новорожденный малыш? И уже ты молишь Бога дать тебе зрение.
Проходит время, и видеть становится нормой. Ты привыкаешь к полноценной жизни и хочешь большего. И вот тут два пути — вниз и вверх. Деградация человека начнется в момент, когда он начинает желать материального. Если первой молитвой к Богу становятся просьбы о новом доме, машине, повышении зарплаты — считай, что ты не оправдал подаренной тебе жизни.
Я сейчас думаю, что получив свою заветную мечту, не нужно больше просить ни о чем у Бога. Не злоупотребляй милостью. Благодари! Всю жизнь. До последнего вздоха — благодари.
Эта мысль так решительно ворвалась в моё сознание, что мне вдруг стало очень легко на душе. Я перестала теребить край своей кофты, моё лицо озарилось таким спокойствием, что это не осталось незамеченным для других.
— Ася, у тебя всё хорошо? — обеспокоенно спросила подошедшая Анаит.
— Да, — просто ответила и улыбнулась.
Улыбки в этом маленьком коридорчике были под негласным запретом, поэтому меня, видимо, приняли за умалишенную. Чтобы далее не провоцировать никого своим внезапно нахлынувшим счастьем, я решила отойти в сторонку. И в эту минуту заветная дверь открылась…
— Операция закончилась, — констатировала медсестра. — Доктор скоро вам всё расскажет.
Опять вздохи родственников, метания от одного к другому. Нервы накалены.
Наконец, спустя минут двадцать, из той же двери выходит Максим Сергеевич. Выглядит он уставшим и сосредоточенным. Моё спокойствие начинает постепенно таять…
— Максим Сергеевич, ну что? — тут же обрушивается с вопросами мама Давида. — Как прошла операция? Он будет ходить?
— Это вы далеко замахнулись, — серьёзным и даже недовольным тоном отвечает доктор. — На сегодня могу сказать только то, что операция прошла успешно. Впереди теперь реабилитация. И тут уже всё будет зависеть только от него. Простите, я должен идти. Завтра на осмотре всё расскажу подробнее.
— Подождите, доктор! — практически бежит вдогонку тетя Мариам. — Он уже отошел от наркоза? Когда мы сможем его увидеть?
— Сегодня Давид Ашотович останется в реанимации. Наркоз уже постепенно отходит, но ему нужно постоянное медицинское наблюдение. Если всё хорошо, то завтра с утра сможете прийти к нему в палату.
Максим Сергеевич пронесся мимо очень быстро. Однако я успела заметить, как он притормозил возле Анаит и едва уловимо кивнул ей, получив такой же полукивок в ответ. Поймала испуганный взгляд девушки, но так и не нашла причин для него. Ладно, всё это пока не так важно.
— Ася, пойдём, я тебя провожу, — окликает меня Анаит и, догнав, вдруг подхватывает под локоть. Раньше она не демонстрировала перед своими родственниками наши теплые отношения.
Мы идём к выходу, перебрасываясь общими фразами, но я чувствую, что Анаит хочет о чем-то поговорить. И мои подозрения подтверждаются сразу же, как только мы оказываемся на улице.
— Ася, что тебе сказал Давид? — прямо без предисловий спрашивает Анаит.
Я теряюсь от такого внезапного вопроса.
— Он сказал, чтобы ты не приходила, так ведь? — отвечает за меня.
— Откуда ты знаешь?
— Ниоткуда. Я знаю Давида, и поэтому предположила, что он тебя оттолкнёт.
— Но… почему? — всматриваюсь в глаза девушки, ища в них ответа.
— Потому что Давид такой. Он всегда готов пожертвовать собой и своими интересами ради других.
— Я тебя не понимаю. Как это связано с тем, что он решил жениться на другой?
— Какой другой? — пришло время Анаит удивляться. — Как жениться? С чего ты взяла?
— Он сам мне об этом сказал. Даже хотел представить меня своей невесте, Татевик, кажется, — ничего мне не кажется, я прекрасно помню её имя — еще в первую встречу с его семьёй запомнила.
— Невеста? Татевик? — усмехается Анаит. — Это возможно только во снах и фантазиях моей дорогой невестки! Давида она не интересует, как и он её. Но то, что он так её представил только подтверждает мои подозрения.
Мы садимся на нашу любимую лавочку под опавшим кленом и она продолжает.
— Давид боится… Хотя нет, «боится» — это точно не про Давида. Он думает, что может не встать на ноги и остаться в инвалидном кресле навсегда, поэтому не хочет обрекать тебя на такую участь — жить
