Овация сенатору - Монтанари Данила Комастри

— Зуб! — громко позвал Аврелий, стараясь перекричать невероятный галдеж, царивший в помещении.

И тотчас все смолкли. Люди шарахнулись от патриция, как от прокажённого, и посмотрели на него с немым укором, ведь каждый клочок пространства здесь был отвоёван с большим трудом, и если какой-то чужак рассчитывает добыть тут место для ночлега без помощи ножа, то сильно ошибается…

— Говори со мной, главарь тут я! — остановился перед ним зверского вида мрачный громила.

— Я ищу Фамулла по прозвищу Зуб… — заговорил сенатор.

— А ты разве не знаешь, — прервал его главарь, — что нужно заплатить деньги, если хочешь войти сюда? — и указал на жалкую тунику Аврелия, которую эта голытьба могла посчитать нарядной, едва ли не шикарной.

— Ты что же, хочешь ограбить меня? — спросил сенатор.

— А если бы и так! — хохотнул здоровяк.

— В таком случае я ошибся адресом, — с совершенно неуместной наглостью заявил Аврелий. — Я надеялся встретить добрых людей, пострадавших от пожара, а не шайку разбойников.

Он не успел договорить, как здоровяк, схватив его за грудки, приподнял одной левой, оторвав на минутку от пола, правда, тут же и опустил.

— Нет здесь больше добрых людей. Тридцать лет я работал кузнецом, каждый день с утра до ночи, чтобы содержать семью. Все на Эсквилин-ском холме знали Зверя и спокойно доверяли ему ключи от дома. А теперь посмотри: моя жена лежит на этом соломенном тюфяке и так больна, что встать не может, а дочери продают себя на перекрёстке как проститутки, чтобы принести сюда хоть какую-нибудь еду!

— А я тут при чём? Там был поджигатель…

— Ну да, вроде тебя!

— То есть как это? — навострил уши сенатор.

— Я видел, как он убегал после поджога. И он не был, конечно, бедняком, хотя и хотел казаться таким! Я этого негодяя могу узнать по носу. Фамулл тоже клянётся, что может узнать его…

— Но если дело обстоит так, почему не обратились к стражам порядка? — задал Аврелий наивный вопрос.

— Думаешь, не обращались? Я потерял старшего внука в этом пожаре… Но главный пожарный даже разговаривать не захотел со мной, прислал своего прислужника, который, лишь бы я отстал от них, пообещал, что проведут расследование… Ну и где оно, это расследование! — взревел он, указывая на огромную комнату с погорельцами. — Увидев, как Рим обходится со своими гражданами, я тоже перешёл на другую сторону, так что хватит болтать и снимай тунику!

— Я пришлю вам еду и одежду, если поможете, — пообещал Аврелий.

— Еду? — ухмыльнулся верзила. — А ты, часом, не Сатурн будешь, бог урожая? Как же! Стоит выпустить отсюда, так только тебя и видели! И ещё я подумал сейчас, а может, ты какой-то другой интерес прячешь за всем этим?

Патриций отступил.

— Если посмеешь тронуть меня… — твёрдо произнёс он, но кузнец прервал его, громко рассмеявшись.

— А что ты мне сделаешь? Накажешь? — рассмеялся он, нарочито изображая испуг, чем вызвал всеобщее веселье.

«Дёрнул меня чёрт за язык, — подумал Аврелий, — и будь прокляты мои предки, консулы и сенаторы, которые наградили меня патрицианским высокомерием…»

— Мне говорили, что, если хочешь, чтобы тебя тут приняли, нужно помериться силой, — отважился заявить он.

Раз уж всё равно его разорвут на части, есть смысл побороться…

— И ты, наглец, готов биться? — опять посмеялся кузнец.

Аврелию пришлось признать, что сглупил: у него, конечно, крепкие мускулы, и он хорошо натренирован, но рядом с этим огромным, могучим кузнецом он выглядел тонким прутиком. Однако теперь слово сказано, отступать некуда…

Зверь потёр руки, а бедняки тем временем обступили их полукругом, собираясь насладиться неожиданным спектаклем.

Сенатор перевёл дыхание. Он надеялся только на то, что сможет одолеть противника сразу, с первой же атаки. Для этого гиганта удар кулаком — просто щекотка…

— Готов? — спросил кузнец, принял боевую стойку и, опустив голову, бросился на Аврелия. Патриций уклонился от удара, ловко уйдя в сторону, и в то же время схватил его за шею особым приёмом, которому научился у одного старого мудреца из Страны шёлка.

Приём получился точный, и на мгновение великан отшатнулся, чуть не потеряв равновесие. Прежде, чем он успел выпрямиться, Аврелий ухватил его за бедро и нанёс под рёбра прямой и сильный удар, который повалил бы и лошадь, но Зверь даже не заметил его.

Удивившись внезапному напору противника, Зверь наклонил голову, открыв шею, и Аврелий увидел путь к спасению: ударить нужно в то место на горле, откуда вены несут кровь к голове. Такой удар уж точно остановит гиганта, решил он, собираясь нанести его.

«И убьёт», — подумал он и задержал уже занесённую руку.

Кузнец выпрямился, бешеными глазами глядя на него.

«Какой же я дурак, — упрекнул себя патриций. — Зверь не ответит мне таким же милосердием…»

— Клянусь Плутоном, брат, да ты просто молодец! Ещё немного, и добил бы меня! Пойдём, выпьем, и давай спрашивай меня о чём угодно, ты заслужил! — проговорил кузнец, дружески ткнув Аврелия в плечо, едва не сломав ему при этом пару рёбер.

Спустя некоторое время оба сидели с глиняными чашами в руках и слушали рассказ широко улыбавшегося беззубым ртом Фамулла.

Часом позже сенатор покинул склад вполне довольный: на пальце железное кольцо — свидетельство нерушимой дружбы со Зверем, он запомнил и условный знак, чтобы городские бандиты узнавали его, а также кое-какие интересные подробности, которые помогут найти поджигателя.

На ступенях старого здания он опять встретился с африканской служанкой, сверкнувшей на него белками глаз. Сенатор достал из туники монету в один асе, которую взял с собой, и бросил ей. И сразу же почувствовал, как кто-то тянет его за тунику — это оказалась девочка с братишкой на плечах, она протягивала руку.

Тот, кто ест каждый день и спит в чистой постели, нередко бывает доброжелателен к беднякам: милостыня стоит немного и, подав её однажды, можно со спокойной совестью вернуться к мягкому ложу и накрытому столу и даже почувствовать себя добрее.

Вот так и получилось, что патриций, обнаружив в складках туники ещё только один серебряный денарий, с улыбкой отдал его маленькой просительнице.

Девочка побежала показывать всем это сокровище, обращая к своему благодетелю восторженные взгляды, и Аврелий подумал вдруг, что похож в этот момент на ягнёнка, окружённого стаей голодных волков.

Он попытался уйти, но толпа изгоев молча двинулась следом за ним. Потом кто-то самый смелый оторвался от неё и подошёл к нему совсем близко. Вокруг Аврелия столпились дети с протянутыми руками и умильными улыбками.

Сенатор показывал им, что у него больше ничего нет, но просители, не веря, подходили всё ближе и теребили его за тунику.

Аврелий прикинул расстояние до моста через Тибр, за которым высились портики и колонны мраморного Рима: оно оказалось гораздо больше, чем он понадеялся.

В сопровождении процессии оборванцев он прошёл по виа Аурелия и направился к своей вилле на Яникулийском холме, собираясь бросить потом, как только окажется в безопасности, несколько монет на дорогу.

Поднявшись на вершину холма, он обернулся: их было более сотни — женщин и детей, стариков и калек, но он, по счастью, уже добрался до дома. Перескочив через четыре ступеньки, он схватился за дверной молоток. В зарешёченном окошке показался чей-то глаз.

— Прочь отсюда, жалкое отребъе!

— Открой, я — хозяин! — повелел Аврелий самым властным тоном, но сторож хлопнул ставней прямо ему в лицо.

Тем временем толпа попрошаек собралась у него за спиной и прижала к дверям, тогда он принялся ещё сильнее колотить кулаками в дверь и громко требовать, чтобы его впустили.

Наконец дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы он мог втиснуться в неё, не впустив своих преследователей.

— Наконец-то до вас дошло, — проворчал сенатор, и в тот же миг почувствовал, как его схватили чьи-то железные руки, бросили на землю и кто-то из рабов наступил ему ногой на горло так, чтобы он не мог поднять голову.