Убить зверя - Виталий Гладкий

Жизнь казалась прекрасной и удивительной…

Глава 16. Очередной удар

Что делать? Этот вопрос торчал под сердцем, как заточка, лишая старого вора покоя и аппетита. Он совсем извелся, укрывшись за стенами своей лесной крепости. Если раньше Базуль мог себе позволить прошвырнуться в кабак или на собачьи бои, то теперь исходящий откуда-то с глубин подсознания страх удерживал его взаперти почище лагерной охраны. Ладно бы только опасения покушений на свою жизнь присутствовали в мыслях "положенца" – такое состояние ему было в общем-то привычно, но добавились еще и ночные кошмары, от которых не спасали ни замки, ни алкоголь, ни снотворное, которое он начал глотать горстями.

Может, уехать за границу? Такая мыслишка все чаще посещала его раскаленную от непривычных переживаний голову, заставляя страдать еще больше. Уехать можно. Но это значило лишение статуса, что немедленно влекло за собой массу неудобств и даже неприятностей, в том числе и финансового плана.

Базуль, не в пример своим приятелям, более молодым ворам "в законе", держателям "общаков", долго не решался запустить руку в своеобразную кассу воровской взаимопомощи. Воспитанный на старых традициях, он поначалу даже не помышлял об этом жестоко наказуемом проступке. Но жизнь нередко ломает не только человека, как физический объект, но и его моральные устои. И постепенно под напором новых капиталистических реалий Базуль стал сдавать свои кондовые позиции. Конечно, "общаковые" деньги, как думают обыватели, не лежали где-нибудь в тайнике мертвым грузом. Они работали и приумножались в различных официальных фирмочках и липовых конторах. Но что могло помешать ему, главному, так сказать, банкиру местной братвы, повернуть часть этого денежного потока в другую сторону?

Ничто.

И Базуль, поднаторевший за годы перестройки в различных финансовых аферах, постепенно начал работать и на себя. Его заграничные счета стали наполняться, словно вымя хорошо кормленной коровы, принося на первых порах счастливое успокоение и радужные мечты о безмятежной старости. Но, как неглупый человек, он знал, что долго продолжаться все эти махинации с общественными деньгами не могут. У сообщества воров были и свои банкиры – настоящие, обученные не в зоне на нарах, а в престижных учебных заведениях страны, и свои ревизоры, собаку съевшие на проверках финансовой отчетности по жизни не очень чистых на руку воров и бандитов, надевших личину респектабельности и богатства. Выводы этой своеобразной налоговой полиции были иногда хуже приговора официального суда. Никакие смягчающие обстоятельства во внимание не принимались, и проворовавшийся "братан" отправлялся на последний в своей жизни этап – прямиком к могиле, вырытой где-нибудь на свалке.

Правда, бывали и исключения, когда такому шустряку сходняк говорил всеобщее "фе". Но от этого легче не было – вор, укравший у своих, объявлялся вне закона, что влекло за собой потерю уважения, а значит моральную смерть. И неизвестно, что было хуже – могилка в лесу, а возможно на строящейся дороге под асфальтом, или превращение в изгоя, которого и "опустить" не грех. Поэтому Базуль никак не мог допустить в подведомственное ему хозяйство финансовых ищеек сообщества. А это можно делать только тогда, когда рулишь лично. Будущий преемник, конечно же, не преминет обвинить его во всех мыслимых и немыслимых грехах, чтобы после под этой дымовой завесой спокойно продолжить разворовывать "общак".

Так было всегда и так в свое время – правда, не сразу после вступления в должность – поступил и сам Базуль.

Заграница Базуля не ждала, это точно. Конечно, многие из его приятелей – как те же Япончик и Михась – на первых порах пристроились там неплохо. Но что потом из этого вышло, старый вор тоже знал. Тюрьма, она и есть тюрьма, пусть даже с теплым унитазом, видиком и холодильником, забитым жратвой. Свободу не заменишь никакими благами, особенно если ты пользуешься ими за решеткой. Да и, откровенно говоря, заграницу Базуль просто побаивался и даже презирал. Воспитанный социалистическим обществом – пусть он и смотрел на него в основном из-за колючей проволоки зоны – старый вор просто не мыслил себя в другой обстановке. К концу жизни перейдя в лагерь капиталистов и эксплуататоров, он по инерции продолжал их ненавидеть лютой ненавистью. Политинформации, которых он наслушался в заключении по самое некуда, оковали его путами почище рабских цепей…

День тянулся словно молочные конфеты-ириски его детства. Сладкая патока ничегонеделания осязаемо налипала на тело, лишая воли и доводя до исступления своей нескончаемостью. Базуль неприкаянно слонялся с угла в угол, терроризируя несправедливыми придирками Шатоху и охранников. В воздухе явно слышался запах опасности, и от того, что "положенец" не мог определить ее истоки, он раздражался еще больше.

Наконец около двух часов дня нарыв прорвался. Траурный телефонный звонок раздался в тот момент, когда Базуль стрелял в своем подземном тире из пистолета "беретта". Охранник с телефонной трубкой в руках жестикулировал с минуту, пока босс обратил на него внимание – "положенец" был в звукоизолирующих наушниках.

– Кто звонит? – недовольно спросил Базуль.

– Он не назвался. Но говорит, что очень важный вопрос…

Поморщившись, будто ему на зуб попался кусочек лимона, старый вор аккуратно уложил сверкающий никелем и золотом заказной пистолет в обитый черным бархатом футляр и гаркнул в микрофон:

– Чего надо!?

По этому номеру звонили только свои, предварительно называя пароль. Потому Базуль и не стал миндальничать. Специальная аппаратура искажала голос говорящего, и надумай кто-либо поставить телефон на прослушку, он услышал бы лишь набор скрежещущих звуков, которые, проходя на выходе через фильтры и дешифраторы, превращались в человеческую речь, похожую на разговор киношного робота.

– Федор Лукич, горим! – возопил неузнаваемый металлический голос.

– Кто это?

– Гарик! Федор Лукич, пожар… – в трубке всхлипнуло.

Гарик Арутюнян заправлял одной из самых доходных точек финансовой мини-империи Базуля. Под началом шустрого армянина находился ночной клуб-казино, распложенный едва не под памятником Ленина, на центральной площади. Базуль выписал оборудование для игорного дома из самой Америки, обошлось оно в немалую копеечку, но себя уже оправдало. "Положенец" гордился своим детищем, справедливо считая себя первопроходцем игрового бизнеса в городе и области.

– Как, где!? – всполошился Базуль.

– Казино горит. Уже час. Господи, какие убытки… – в трубке опять послышались рыдания.

– Вытри сопли, мать твою!.. – гаркнул старый вор. – И объясни толком, что там у тебя случилось.

– Не знаю! Сначала загорелся подвал – туда мы свалили все старое барахло, оставшееся от прежних хозяев, а затем, спустя несколько минут, вспыхнул игорный зал. Федор Лукич, это поджог! Я не виноват!

– О твоей вине поговорим потом. Пожарные работают?

– Пять машин.

– Вызови еще! Ночную выручку сдали?

– Не успели…

– Что-о!? Где она?

– В сейфе… – в трубке как-то странно захрипело, а затем что-то грохнуло.

– Гарик! – Базуль потряс телефонную трубку, будто оттуда мог вывалиться Арутюнян. – Отзовись, сучий потрох?!

– Босс… – голос армянина был приглушен и тих, даже несмотря на усилительную аппаратуру. – Извините… сердце прихватило…

– Мне плевать на твое сердце! Где сейф с бабками?

– В подвале…

– А вот за это ты мне ответишь, – зловеще прорычал в микрофон "положенец". – По полной программе. Если деньги сгорят, я из тебя шашлык сделаю. Вытащи сейф из огня, ты, урод! Любой ценой!

– С-слушаюсь…

Вот оно, началось… Базуль ни на миг не усомнился, что пожар в казино – дело рук Чингизовых ублюдков.

Нет, он этого так не оставит! Старый вор едва не бегом поднялся на второй этаж и прямо с порога гаркнул Шатохе:

– Вызови Балагулу! Мигом! Пусть бросит все дела и мчится сюда. Что ты стоишь, как столб!

Пошевеливайся…

Балагула приехал через час. Все это время Базуль, сгорая от ненависти к Чингизу, мотался по кабинету словно тигр в клетке. Когда помощник "положенца" появился на пороге, перед его глазами предстал полный бардак: перевернутое кресло, разбитые вазы, разбросанные по полу бумаги и разные безделушки.

– Ну тебя ждать, бля!.. – вызверился Базуль. – Про пожар в казино знаешь?

– Мне доложили…

– И ты так спокойно об этом говоришь!?

– От того, что я буду слезы лить, ничего не изменится.

– Вот это ты верно сказал… – Базуль постепенно успокаивался. – Мы заставим плакать Чингиза. Кровавыми слезами. Готовь операцию. Хлопнем парочку его магазинов. Это для начала.

– Может, казино загорелось не с его подачи? – осторожно спросил Балагула. – Пусть сначала пожарные разберутся, что там случилось.

– Все еще надеешься на переговоры? Не-ет, хватит базар разводить. Болт ему, а не мирное соглашение! Если после нашего предупреждения Чингиз не уймется, замочим его, как бобика. Я все сказал! Иди, занимайся моим поручением.