Ребенок Сары - Линда Ховард

— Это чтобы вы больше не простужались, — сказала старушка, моргая бледно-голубыми глазами.

Сара, прослезившись, обняла старушку. Эта пожилая леди вязала безрукавки, чтобы сдать их в магазин для продажи, и Сара знала, что деньги за эти изделия составляют солидную прибавку к её пенсии. То, что она потратила своё время и силы, чтобы сделать подарок, много значило для Сары.

Перед самым обедом в магазин вошёл Роум. Услышав звук колокольчика, Сара подняла взгляд. Глаза её удивленно расширились, когда она увидела его.

— Давай на минутку пройдем в офис, — мягко предложил он, и Сара позвала Эрику, чтоб та сменила её у кассы.

Когда дверь маленькой комнатушки, которую использовали в качестве офиса, закрылась за ними, она обеспокоено посмотрела на него.

— Что случилось?

— Мне нужно будет уехать, чтобы привести в порядок всё, что я бросил, вернувшись домой, когда ты заболела. — Кривая ухмылка тронула его губы. — Я мог бы сказать тебе об этом и не уединяясь здесь, но ещё я хочу поцеловать тебя, а целовать тебя так, как собираюсь, лучше не на публике.

Она почувствовала слабость и опёрлась спиной о письменный стол.

— Да? И как же это? — промурлыкала она севшим вдруг голосом.

На его лице появилось почти хищное выражение. Он подошёл к двери и запер её.

— Голым, — ответил он на её вопрос.

Этой ночью, лёжа в одиночестве в кровати и скучая по теплу его тела гораздо больше, чем она могла себе вообразить, Сара уже знала. Даже теперь, с почти телепатической проницательностью, она знала… рука её неосознанно касалась живота. «Роум, мне так жаль», — шептала она в тёмную пустоту комнаты.

— Ничего необычного, — спокойно заявила доктор Истервуд. Обследование уже дало все необходимые результаты — даже без подтверждения тестов, лежащих на столе. — Вы принимали минимально возможную дозу таблеток. Беременность весьма вероятна, если прервать приём, как произошло с вами. В вашем случае, беременность — это реальность.

Сара была абсолютно спокойна. У неё были недели, чтобы привыкнуть к этой мысли. Она не знала, что ей делать, но уже приняла реальность маленького живого существа внутри неё — и уже полюбила его. Она любила его с самого момента зачатия. Как ещё она могла относиться к ребёнку Роума?

— Когда ребёнок родится, вам будет тридцать четыре, — продолжала доктор Истервуд. — Поздновато для первого ребёнка, но организм у вас здоровый, и хотя никаких осложнений не предвидится, вместо ежемесячного осмотра мы будем встречаться раз в две недели. Единственная проблема, вероятность которой можно предположить на данном этапе, — это если ребенок будет крупным и вам придётся делать кесарево сечение. У вас очень узкий таз.

Сара слушала, но другие мысли заботили её гораздо больше, чем способ рождения ребёнка. Это случится через несколько месяцев, а уже сейчас ей нужно решить очень серьёзную проблему. Как сказать об этом Роуму? И, что ещё важнее, как он отреагирует?

Доктор Истервуд выписала достаточно витаминов, чтобы поддерживать здоровье всего организма в новом его состоянии, а затем сделала странную вещь. Она обняла и поцеловала Сару в щёку.

— Удачи, — сказала она. — Я знаю, вы давно хотели этого ребёнка.

Всегда. Она всегда хотела его. Как это будет жестоко, если ей придётся выбирать между Роумом и его ребёнком!

Вечером она рассказала Роуму. Соблазнительной была мысль о том, чтобы скрывать всё как можно дольше во избежание конфронтации и насладиться каждой минутой покоя, но он имел право знать. Если она скроет правду, он рассердится не меньше — или даже больше — чем на сам факт беременности. В течение всего ужина она собиралась с силами, чтобы сообщить ему — но слова застревали в горле. После ужина он отправился в кабинет — поработать с бумагами, которые принёс с собой. Наконец, Сара решилась войти в кабинет.

И просто сказала.

Краски покинули его лицо.

— Что? — прошептал он.

— Я беременна, — она старалась говорить спокойно, сложив перед собой ледяные ладони, чтобы унять дрожь.

Он выронил ручку, и закрыл глаза. Через минуту он открыл их — потемневшие и полные горечи.

— Как ты могла так поступить со мной? — спросил он с болью в голосе, и, оттолкнувшись от стола, встал к ней спиной, опустив голову и обхватив ладонями шею.

Обвинение причинило ей боль, лишило дара речи. Она предвидела, что Роум будет потрясён, но ей и в голову не приходило, что он решит, будто она забеременела преднамеренно, наперекор его желанию.

Его широкие плечи напряглись:

— Ты знала, что я чувствую. Ты знала… и всё равно сделала это! Ты только для этого вышла за меня? Чтобы использовать как племенного быка?

Он повернулся к ней с перекошенным от боли и гнева лицом.

— Чёрт побери! Сара, я доверял тебе, я думал, ты принимаешь эти долбаные таблетки! Почему ты…?

Очень тонким голосом она ответила:

— Я болела. Я вообще ничего не могла принимать.

Он замер. Сглотнув, он взглянул на её бледное, как мел, лицо и увидел страдание в её глазах. Поняв, чту сказал и какую боль причинил Саре, он почувствовал, как раскаяние переполняет его. Она любила его. Если он хоть что-то знал о Саре, так это то, что она никогда сознательно не предала бы его.

Он двинулся с места, потянувшись к ней, но Сара отступила, предупреждающим жестом выставив вперёд руку.

— Я виделась сегодня с доктором Истервуд, — сказала она тихим, бесцветным голосом. — Когда я болела и не могла принимать таблетки, перерыв в графике сделал возможными овуляцию… и зачатие.

Сара только сегодня была у врача и сразу же решилась сказать ему. Она любила его достаточно сильно, чтобы рассказать всё. Он же отреагировал, сорвавшись на неё за то, что было больше его виной, чем её. Если бы он подумал немного, то понял бы, что она не могла принимать пилюли. Но в первый же день, как ей стало лучше, он воспользовался ею в постели. Интересно, произошло это тогда или в другой раз той же ночью, когда они занимались любовью? Или на следующий день, в её крошечном офисе, когда она сидела на столе, и её лицо сияло в экстазе от их грубого, поспешного и такого умопомрачительно приятного совокупления?

— Прости, — мягко сказал Роум, больше всего на свете желая не доставлять ей страданий. Видя, как Сара из последних сил старается держать себя в руках, будто ожидая новой атаки, он ощутил странную мучительную тяжесть в собственном сердце. В этот момент, несмотря на собственные душевные раны и отчаяние, он понял, что сам любит её, и это понимание дало ему возможность облегчить её боль. Он снова приблизился к ней, и на этот раз она позволила обнять себя.