Пустыня - Василий Павлович Щепетнёв

юристы — те, которых допускают до заключения подобных договоров — составляют документы так, что всю прибыль получает ваше государство. Это я не просто говорю — знаю. У нас выходили книги советских гроссмейстеров, но денег они получали — кошкины слезы. Так что я рекомендую тебе своего юриста. Толковый малый.

Ну, простодушен Фишер, ах, как простодушен.

— Подумаю, — ответил я.

Авторское отступление

Специализированные шахматные компьютеры в виде шахматной доски с фигурами в РИ появились в 1977 году в США — Fidelity Chess Challenger. Поначалу играя неважно, со временем они набирали силу, и в 1981 году модель Fidelity Elite Champion на базе процессора 6502 с частотой 4 МГц достигла уровня второго разряда (рейтинг Эло более 1700).

Одно время были популярны шахматные компьютеры «Каспаров».

Шахматные компьютеры производят и сегодня, но их покупают преимущественно романтики и эстеты.

Сейчас предпочтение отдается шахматным программам, несравненно более удобным в плане работы с дебютными библиотеками, базами данных и т. п. и позволяющим играть или анализировать партии на десктопах, ноутбуках, смартфонах и т. п. Некоторые программы имитируют шахматистов прошлого и настоящего — Морфи, Алехина, Ботвинника, Фишера, Карпова и т. п.

Анатолий Максимович Гольдберг и Константин Григорович-Барский — ведущие аналитики «Би-Би-Си» и «Голоса Америки», специализирующиеся на советской тематике.

Глава 18

18

14 июня 1976 года, понедельник

Бремя славы

Прав Джеймс Роберт Фишер, ох, прав! Борис Васильевич тоже прав, пусть и ошибся на несколько часов. Сегодня утром верный «Грюндиг», поймав Триполи, сообщил радостную весть: подлый план противников Ливийской Революции провалился! Заговор сорван! И далее подробности: враги планировали взорвать бомбу во время встречи Лидера Ливийской Революции Муаммара Каддафи с участниками Турнира Мира, лучшими шахматистами планеты. Взорвать и всех убить! И Лидера Ливийской Революции, и шахматистов! Но волею Аллаха, всеблагого и всемогущего, советский шахматист и композитор Михаил Чижик обнаружил бомбу. Все участники встречи были своевременно эвакуированы, полковник Каддафи последним покинул шатёр, в котором проходила встреча. Во время подрыва бомбы Михаил Чижик встал на пути смерти и принял на себя осколок, предназначенный Лидеру Ливийской Революции.

Вот так, ни больше, ни меньше! Встал на пути смерти! Почти как в песне, что обычно передают на День Медицинского Работника — «и встают у неё на пути люди в белых халатах». Западные агентства были сдержаннее: во время покушения на Муаммара Каддафи был ранен советский гроссмейстер Михаил Чижик, подробности неизвестны.

Наши-то как волнуются! Те, кто слушает Би-би-си. Те, кто не слушает, спокойны: «Маяк» пока ничего не сообщал. Мы не гонимся за скороспелыми сенсациями, наше кредо — взвешенный анализ достоверной информации, да. И никак иначе.

И я пошёл на крышу встречать восход. Прямо как Карлсон. Чувствовал себя я не хуже, чем вчера. Впрочем, и не сказать, чтобы сильно лучше. Но буду настраиваться, что всё-таки лучше. Сознание определяет бытиё, идеи нервизма в жизнь!

Так я себе на крыше и внушал: мне лучше с каждой минутой, царапина стремительно заживает, разум готов решить любую поставленную задачу — и прочее в том же духе. Воздействие второй сигнальной системы на организм как способ оптимизации восстановительных процессов. Материализм, никакого идеализма и чуждой нам мистики.

Тихо. Джалу — место спокойное. Промышленности нет, сельское хозяйство самое простенькое. Никаких фабричных гудков. Муэдзин разве что отмеряет азанами ход времени, но азан — это не волнение, это покой: пока поёт муэдзин, мир в порядке, всё идет своим чередом.

И потому звук моторов заходящего на посадку самолета слышно хорошо. Большой самолет, не кукурузник. Ан-24. Газеты привез, ага. Спозаранку. И газетчиков, теперь их время. Мир ждёт новостей.

Не дожидаясь восхода, я покинул крышу и вернулся в номер.

Шахматный народ ещё спит. Преимущественно. А что ещё делать? Шторы создают полумрак, кондиционеры — прохладу, спи да спи. Телевизора нет, свежей прессы нет, да и несвежей не очень, радио — арабское, если только не взял с собой коротковолновый радиоприемник, прогуливаться и развлекаться негде… Остается только отсыпаться за прошлое и будущее, за маму, за папу, за кошку Мурку и за дворника дядю Федю.

А если не спится, можно выйти на лоджию и слушать пустыню.

Я и слушал. И записывал услышанное в нотную тетрадь.

Записывал, слушал, слушал, записывал… Автобус подъехал к отелю, и это я тоже записал. И стук в дверь записал. Не бетховенский, громкий и требовательный, нет. Тихий и вкрадчивый.

Зовут на перевязку.

В медпункте, помимо Абдула, двое.

— Я — Николай Петрович Голиков, врач нашего посольства, — представился первый. — А это Алекс Шрюммель, главный хирург Военного Госпиталя Ливии. Он здесь по личному поручению Муаммара Каддафи.

— А вы, Николай Петрович? Что привело сюда вас?

— Ну, как же!

— Забота о здоровье соотечественника?

— Именно! — но видно, что немного смутился. Чуть-чуть.

Тем временем Абдул снял старую повязку. Волнуется.

— Спокойно, Абдул. Ты всё делаешь правильно, — сказал я ему.

Немец наклонился, посмотрел, но и пальцем не коснулся. Доктор Голиков даже не наклонялся — смотрел издали.

— Значит, так — сказал доктор Голиков десять минут спустя. — Ранение ваше, Михаил, серьёзное. Преуменьшать не будем. Пара сантиметров к грудине, и если бы гвоздь — это ведь был гвоздь? — летел перпендикулярно телу, всё могло бы кончиться печально. Но миновало. И, конечно, своевременно оказанная помощь тоже сыграла свою роль. В общем, мы можем дать заключение о том, что вследствие серьезного ранения вы вынуждены прервать турнир. А можем — что вы способны турнир продолжать. Как скажете, так и сделаем.

— Однако…

— И если вы решите турнир прервать, к вам никаких претензий там — он посмотрел на потолок — не будет.

Искушение. Взять, да и сказаться немощным. Я, мол, болен, бюллетеню, нету сил. И улететь с пробитой грудью домой. Хорошо, пробитой не до конца, но кто об этом узнает? Да хоть и узнают, разве непременно нужно умереть за шахматной доской?

— Нет, Николай Петрович. Легкое не задето, медик здесь хороший, я не мешки с углем ворочаю, так что, полагаю, здоровью моему ничего не угрожает. Я продолжаю турнир. Заявляю это в трезвом уме и здравой памяти.

— Хорошо. Теперь вот ещё что. С нами приехали корреспонденты. Арабские, немецкие и английские. Будут брать интервью. Вы человек опытный, не первый раз за границей, но должен напомнить: представляя великую страну, вы должны являть собою пример советского человека!

— Список! — протянул руку я.

— Что?

— Список предполагаемых вопросов и рекомендуемых ответов.

— У меня… У меня нет списка…

— Как это — нет списка? При инструктаже положен список. Первый раз меня инструктируют без списка ответов.

— Я… мне… мы не успели составить список.

— Не успели? — и я замолчал. Дальше говорить не следовало. Товарищ капитан — или