На пороге любви - Лилиан Пик

Клеон следовало раньше догадаться, что он заманивал ее в ловушку.

— Вы извращаете мои мысли, — накинулась она на него, — потому что прекрасно знаете о моем увлечении. Вы вытащили его на свет для собственных целей, хотя это никак не относится к делу.

Возмущенный шепот пронесся над столом, и даже веселая молодая женщина смотрела на Клеон немного неодобрительно.

— Если вы, мисс Эстон, спокойно и рассудительно обдумаете то, что я сказал, вы поймете, что это имеет отношение к делу.

— Нет, не имеет. — Клеон попыталась проигнорировать те крупицы правды, которые, надо признать, были в его словах. — Мы не собирались обсуждать, принимаю я или нет высокий «кутюр»…

— Вы сами подняли эту тему, — спокойно вмешался Эллис.

— Я была вынуждена, — огрызнулась Клеон, — потому что нужно было оценить перспективу «кутюр», чтобы подтвердить мою точку зрения о необходимости существенных перемен в «Салоне». — Она глубоко вздохнула и бросила последний отчаянный призыв: — Вы, конечно, согласитесь, что мы должны быть на стороне прогресса в этом мире крысиных гонок, иначе мы неминуемо проиграем и погребем сами себя в могиле.

Клеон остановилась. Ее риторика иссякла. Над залом повисло долгое, тяжелое молчание, и она робко спросила:

— Все?

Эллис поднял брови и посмотрел на членов правления. Те кивнули.

— Да, спасибо, мисс Эстон.

«Вот и все, — подумала Клеон, закрывая за собой дверь, — теперь мне конец».

Несколько дней спустя в кабинет Клеон, размахивая газетой, ворвалась Сара.

— Все раскрылось! — крикнула она. — Они знают, кто делает кружева для Франциза!

— Нет! — Клеон чуть не задохнулась от страха. Побледнев, она рухнула на стул и просмотрела номер, который Сара бросила перед ней. Заголовок над рубрикой моды восклицал:

«Обнаружен поставщик кружев Франциза!»

Дальше шла статья:

«Теперь мы знаем. Старая леди, живущая одиноко в коттедже, которому двести лет, плетет восхитительные кружева, украшающие кутюр Франциза. Ее глаза затуманены, а руки утомлены и скрючены от старости, но это не имеет значения — у нее получаются самые изысканные кружева в стране. До недавнего времени это был самый строгий секрет в мире моды. Теперь всему миру известно…»

Профессиональная часть сознания Клеон восхищалась сжатым стилем журналистки, сенсационно преподнесшей материал. Однако все утонуло в ужасном чувстве вины за предательство. Она могла теперь сделать только одно, хотя это было так мало. Ей необходимо было извиниться, и чем скорее, тем лучше.

Поблагодарив с улыбкой Сару, Клеон отпустила ее, затем позвонила секретарше Эллиса.

Нет, мистера Ферса нет на месте, было сказано ей. Его срочно вызвали. Нет, она не знает, когда он вернется.

«Может, мне показалось, — размышляла Клеон, — что этот голос, обычно такой приветливый, этим утром прозвучал прохладнее, чем всегда?» Она положила трубку и подперла голову. Конечно, ей было известно, куда направился Эллис — к своей бабушке. Он был необходим там в качестве сторожевого пса, чтобы не подпускать к дверям прессу.

Затем она вспомнила об его отце — необходимо позвонить ему. Она должна была объяснить все кому-нибудь из семьи Ферс.

Клеон набрала номер и попала на домоправительницу. Она назвала себя, и ее попросили подождать. Несколько минут спустя голос домоправительницы произнес:

— К сожалению, мисс Эстон, месье Франциза нет.

— Когда он вернется? — безнадежно спросила та.

— Боюсь, что не знаю. — Когда Клеон попыталась настаивать, чрезмерно холодный голос произнес: — Мне жаль, но ничем не могу помочь. — И телефон замолк.

Клеон отказалась признать поражение. Она должна зайти в резиденцию Франциза. Статная дама, которая, по-видимому, и была домоправительницей, открыла дверь, справилась об имени и попросила подождать. Некоторое время ее не было.

Громадный зал, где происходил показ мод, теперь, в тишине, выглядел загадочным. Не забыли ли о ней? Нет, домоправительница спускалась с пологой лестницы, преодолевая каждую ступеньку с преувеличенной осторожностью. Она остановилась в нескольких футах от Клеон:

— К сожалению, месье Франциза нет.

— Но я отниму у него всего несколько минут…

— Месье Франциз не желает вас видеть, мисс Эстон.

Терпение Клеон лопнуло.

— Но я желаю видеть его! — крикнула она и сделала движение, словно собираясь обойти женщину и подняться по лестнице. Но та тоже двинулась, чтобы помешать ей.

Разозлившись, Клеон стала еще настойчивей.

— Я готова ждать, — сказала она, — пока месье Франциз не согласится принять меня, — и с этими словами уселась на стул.

Домоправительница раздраженно вздохнула и снова поднялась по лестнице. Через некоторое время оттуда спустился сам Франциз с застывшим, как маска, лицом и ледяными глазами.

— Мистер Ферс, — сразу же обратилась к нему Клеон, — я пришла, чтобы сказать, как ужасно я сожалею о случившемся, и объяснить…

— Никакие объяснения не поправят вреда, причиненного вами, мисс Эстон.

— Но я хочу сказать вам, что это не моя вина, просто обстоятельства сложились так неудачно, что одна журналистка заметила и узнала кружева на моем платье…

— Извините, мисс Эстон, я не собирался слушать какие-либо объяснения, как бы правдоподобно они ни звучали. — Франциз полуобернулся к лестнице. — Настоящая жертва всего этого — моя мать. Вы должны были подумать о ней, прежде чем выбалтывать тайну…

— Мистер Ферс, пожалуйста, поверьте мне! — В глазах Клеон стояли слезы. — Я ничего не говорила журналистке о вашей матери…

Однако Франциз поклонился и ушел.

Теперь Клеон почувствовала, как холодная и беспощадная волна обрушилась на нее и понесла на своем гребне в открытое море. Если она не выберется из этого моря упреков, то захлебнется и утонет.

«Ушел в себя, — подумала Клеон, покидая его резиденцию, — совсем как в нашу первую встречу. Забрался в свой замок, поднял мост и оставил меня снаружи».

Через три дня вернулся Эллис. Клеон узнала об этом, потому что его секретарша позвонила ей.

— Мистер Ферс хочет вас видеть, мисс Эстон.

Теперь холодность этого голоса не оставляла сомнений. Его секретарша в силу своего положения, подобно товарищу по партии, воспринимала дела Эллиса как свои собственные. И если мисс Эстон была врагом ее шефа, то мисс Эстон была и ее врагом.

И вот мисс Эстон, как пленный партизан, предстала перед судом. Она стояла перед Эллисом, сцепив за спиной руки. Начался допрос.

— Я думаю, вам известно, почему я вызвал вас? Я полагаю, что вам известно также, где я был? У моей бабушки, сражаясь со сворой гончих, называющих себя прессой и собравшихся, похоже, со всего северного полушария. Теперь вы понимаете, что наделал ваш маленький злобный выпад?