Тень темной королевы - Раймонд Фейст

— И убил стражника, — сказал герцог.

— Это тоже правда? — спросил Никлас.

— Прискорбная, и в свою защиту я могу сказать лишь, что никогда не имел намерений убивать этого человека. Я просто пытался его обезоружить. Но когда я отнял у него меч, он внезапно отскочил, врезался в своего товарища, тот толкнул его опять в мою сторону, и он напоролся на меч, который я держал. Очень печально, но это было именно так. — Он говорил равнодушно, как будто повторял урок, а не боролся за свою жизнь.

Принц взглянул на женщину, и та утвердительно кивнула. Никлас спросил:

— Чего требует обвинение?

— Тридцать лет каторжных работ.

— Согласен, — сказал Никлас.

Шо Пи, казалось, этот приговор позабавил, и Эрик терялся в догадках — почему?

Еще двоих осудили на смерть; наконец остались только Эрик и Ру. Когда прозвучали их имена, Себастьян Лендер выступил вперед одновременно с Эриком, а герцог сказал:

— Ваше высочество, это случай особый. Эрик фон Даркмур и Руперт Эйвери обвиняются в убийстве Стефана, барона фон Даркмура.

— Вы признаете свою вину? — спросил Никлас, но прежде чем кто-нибудь из них успел ответить, вмешался Лендер:

— Если вашему высочеству будет угодно, я хотел бы попросить занести в протокол, что двое стоящих перед вами юношей невиновны.

Рассмеявшись, Никлас откинулся на спинку трона.

— Лендер, не так ли? Вы попортили немало крови моему отцу, и теперь я вижу, каким образом. Ну что ж, — он посмотрел на Эрика и Ру. — Хотите что-нибудь сказать?

И опять Лендер опередил их:

— Ваше высочество, вот у меня показания, полученные по поручению этих юношей. Они заверены начальником городской стражи Даркмура и двумя жрецами из местных храмов. — Он открыл вместительную кожаную сумку и вытащил оттуда внушительную связку бумаг. — Здесь не только данные под присягой показания некой Розалины, дочери Мило, владельца и содержателя трактира и постоялого двора «Шилохвость»; я передаю вам также показания нескольких гвардейцев барона, бывших свидетелями событий, приведших к конфликту, а кроме того — показания барона Манфреда фон Даркмура относительно умонастроений его брата Стефана непосредственно перед инцидентом. — Лендер передал бумаги Джеймсу, и герцог был явно не слишком обрадован необходимостью внимательно изучить такое количество сведений за короткое время.

— Мастер Лендер, пока герцог Крондорский ознакомится с документами, мне было бы угодно послушать рассказ этих молодых людей.

Эрик взглянул на Ру и кивком предложил начать ему первому.

— Все началось у фонтана, ваше высочество, у фонтана перед Собранием Виноградарей и Виноделов в Равенсбурге. Я был там вместе с друзьями… Потом пришла Розалина, она искала Эрика. Пока я разговаривал с ней, подошли Стефан и Манфред, сыновья барона. Манфред все время говорил Стефану, что надо вернуться к отцу, Отто, который в это время был при смерти, но Стефан все твердил о «девчонке Эрика», и что она слишком хороша, чтобы достаться ублюдку кузнецу, и все такое прочее.

Никлас чуть наклонился вперед и, казалось, чрезвычайно внимательно слушал, а Ру в подробностях излагал все, что смог вспомнить, вплоть до того момента, когда Эрик побежал вслед за Стефаном, и последующей схватки. Потом он закончил, и настала очередь Эрика. Эрик рассказывал свою историю спокойно и без малейшей попытки избежать ответственности за то, что отнял жизнь у своего единокровного брата.

Никлас так же внимательно выслушал его рассказ и спросил:

— Почему вы убежали?

Эрик пожал плечами.

— Не знаю. Казалось… — Он на мгновение опустил голову, но тут же снова поднял ее, и его взгляд скрестился со взглядом принца. — Мне представлялось, что невозможно убить эту свинью без того, чтобы меня потом не повесили.

— Ты его так ненавидел?

— Больше, чем я думал, ваше высочество, — ответил Эрик и, кивнув на Ру, добавил:

— Ру заметил это задолго до меня самого. Однажды он сказал, что когда-нибудь мне придется убить Стефана. До той ночи я встречался со Стефаном только три раза, и все три раза он сам находил меня, чтобы затеять ссору, обзывал меня, оскорблял мою мать, заявлял, что я хочу отнять у него его наследство…

— А у него были для этого основания?

Эрик пожал плечами.

— Думаю, что нет. Я никогда не мечтал стать дворянином или получить титул. Я кузнец, и лучше всех в Даркмуре лечу лошадей; если вы мне не верите, спросите у Оуэна Грейлока, мечмастера барона. Мне нужны были только гильдейский значок и своя кузница, а больше ничего. Моя мать хотела лишь, чтобы я имел надлежащую фамилию. И это ее желание заставляло Стефана бояться. Но даже если она и мечтала, что в один прекрасный день я стану аристократом, сам я никогда об этом не думал. А фамилия у меня уже есть. — Эрик понизил голос, и его тон стал почти вызывающим. — В конце концов, это единственное, что мой отец мне оставил. Он никогда публично не отрицал моего права на имя фон Даркмур, и я унесу его с собой в могилу.

При этих словах Ру заметно вздрогнул, а Никлас вздохнул.

— Все это очень запутано. Лорд Джеймс, ваше мнение?

Герцог все еще был погружен в бумаги, переданные ему Лендером.

— Ваше высочество, я советую отложить рассмотрение этого дела, а после обеда я подготовлю рекомендации обвинения.

— Согласен, — сказал Никлас. — Суд откладывается. Стражники начали строить заключенных, и Эрика с Ру повели к остальным. К ним подошел Лендер.

— Что случилось? — спросил Эрик.

— Вы все узнаете после обеда, — сказал Лендер, и вид у него был не слишком обнадеживающий. Принц поднялся с трона и вышел из зала. Глядя ему вслед, Лендер добавил:

— В любом случае к утру все решится.

Стражники поставили ребят в строй позади Шо Пи.

— А вы как думаете, что будет? — спросил у Лендера Ру.

— Если бы вы не убежали и сразу бы рассказали эту историю, я думаю, что Никлас был бы склонен поверить вам, но вы пустились в бега, и это говорит против вас. Если все кончится плохо — виселица. Если удастся убедить принца

— тридцать лет каторги. Самое лучшее, что я могу предположить, — десять лет службы на королевском флоте.

Когда их уводили, Шо Пи неожиданно обернулся и взглянул через плечо на Эрика.

— Или что-то иное. — При этом он загадочно улыбнулся, а Эрик подумал, что для человека, приговоренного к тридцати годам каторги, кешиец ведет себя довольно странно.

Заключенных вывели из зала и отвели обратно в камеру смертников.

Осужденные на смерть впадали то в полнейшее безразличие, то в неистовую ярость. Страх, овладевший Ловчилой Томом, не поддавался описанию; он метался из конца в конец камеры, состряпывая план за планом, как одолеть стражу и выбраться из дворца. Он был уверен, что мошенники ждут любых признаков заварушки, чтобы напасть на дворец и освободить своих собратьев.