Время падающих звезд - Герберт Циргибель

Ауль приложила палец к губам. «Пожалуйста, не надо», прошептала она, «здесь повсюду подслушивающие устройства и видеофоны. Он может видеть и слышать каждое наше слово…»

Услышав эту новость, я вошел в раж. «Это превосходно!» нарочно закричал я. «Прежде у меня не было возможности поболтать с этим полубогом. Он игнорирует меня с первых дней. Он должен наконец узнать, что я о нем думаю. То, что сделал твой Ме, на земле называют похищением людей, киднеппингом. Это пахнет тюрьмой. Разбойник, космический пират твой Ме, которого ты обожествляешь. Кто знает, что он замышляет. Возможно, он всего лишь спятивший ученый, который экспериментирует с нами, как с белыми мышами. Все возможно, он располагает и неограниченными техническими возможностями, а вместе с тем и властью. Пусть отец расскажет тебе, как действует власть, если ей злоупотребляют. Ему известны победоносные войны и резня его времени. Ме кажется тоже приходится по нраву роль Всемогущего. Тебе не кажется странным то, что он скрывается от нас? Никто в жизни не видел этого господина собственными глазами. А тут еще и сказочка о его якобы смертоносном сожжении на Белом карлике. И ты попадаешься на старый трюк, которым владели еще первобытные шаманы. Таким образом создается мистический ореол славы и послушных рабов. Возможно он ждет удобного случая чтобы, стереть всю Землю, испарить ее, как вы это называете. Он мог бы повлиять на земную атмосферу, чтобы превратить человечество в раболепных, управляемых на расстоянии чудовищ. Как трогательно, что он чувствует ответственность за тебя. Это вполне естественно, Ауль, с подопытными животными обращаются бережно.»

Чем больше я говорил, тем больше во мне рос экстаз, который заставил меня начисто забыть о предосторожности и такте. Перспектива остаться навсегда на шестом спутнике Юпитера показалась мне смертельным приговором, связывалась с захоронением.

Но не только разочарование было причиной моего волнения. Я чувствовал себя больным. К неистовой головной боли прибавились еще сильные судороги в области живота. Ауль оказалась права со своим предупреждением, мне следовало постепенно привыкать к твердой пище. Мое плохое самочувствие повысило мою раздраженность. Мне нужен был виновный, которого я смог бы обвинить; что было ближе, чем направить мое зло на незримого Сверхчеловека Ме? В конце концов, он поставил меня в такое положение.

Малышка никогда прежде не видела меня в таком состоянии. Она сидела на скамье, на ее бледном лице было выражение страха и ужаса. Это меня не тронуло — напротив, наконец я мог показать ей, что не смирился со всем безвольно. Мне уже давно была противна роль любовника поневоле. Я продолжил со злостью: «Ни одна цель не может быть такой возвышенной, такой великой, что прощает нечистые средства для ее воплощения — я однажды в это верил. Теперь я вижу, каким идиотом я был. Я был уверен, что с высшей цивилизацией должна быть связана и более глубокая, высшая гуманность. Здесь я научился лучшему.

Твой достопочтенный Ме родом из туманности Треугольника? Когда же в последний раз он был дома? Должно быть его планета уже прекратила свое существование. Он блуждает на своем супер-звездолете по вселенной, сегодня здесь — завтра там, космический цыган в своем роде. Ты не заметила противоречия между его мыслями и поступками? Что за чушь, якобы он может поручиться за твою безопасность, живи ты на Земле? Что на Земле небезопасно? Миллиарды людей живут там, глупые и смышленые, все равно, никто не согласится поменяться на этот спутник. Или, может быть, твой мудрый Ме что-то обнаружил? Я уверен, что он может наблюдать за жизнью на Земле. Снова где-то началась очередная война? Такое возможно. Жажда власти — этот инстинкт существовал не только во времена твоего отца. Он и по сей день распространен на Земле. Это ли не уважительная причина того, почему он тебя не отпускает обратно? Можешь ты поверить в это? Ты сама знаешь, Ауль, люди еще не построили империю полной справедливости и вечного мира. С глубоким убеждением я скажу тебе: Каким бы тернистым ни был путь к этой цели, он не будет оставаться утопией. Поэтому я не хочу скрываться в укромном местечке за пределами Земли. Пойми же, девочка, стерильность шестого спутника это погребение заживо. Никакой грызун не смог бы прожить здесь долго. Но в одном твой Ме прав. На Земле необходимо зарабатывать на жизнь каждый день заново. Грань между преисподней и небесным царством очень тонка. На ней рождаются вонючие отбросы и мечты о звездах. Но ваш таинственный комендант «Квиля» думает, что мы бы сокрушались, жаловались и отчаивались, потому что еще не все стало таким, каким мы представляли в лучших снах и возвещали? Однажды все переменится, наступит время, потому человеческий разум больше не думает о разрушении и работает… Звездочка, я хочу вернуться, любой ценой. В каждом из нас слезы и отчаяние, мечты и надежды прошлых поколений. Твой Ме должен знать: люди однажды как и он полетят к звездам. Я сейчас я заговорю как пророк: тогда мы не будем просто так смотреть на то, как фашистские орды угрожают жизни целой планеты. Мы не будем прятаться за планетой, а используем всю нашу силу и знания…

Я устало присел рядом с Ауль. Несмотря на усиливающиеся боли я взял ее руку и сказал тихо и настоятельно: «Ауль, крошка, ты же одна из нас. На Земле ты складывала первые слова, а здесь ты увидела небо и звезды. Забудь, что тебе здесь вдолбили в голову. Робот может долго вытерпеть это, но у тебя есть ощущения и тоска. У меня есть простой план: во входном шлюзе стоит транспорт. Роботы послушаются тебя. Мы загрузим транспорт камнями и металлом и полетим обратно. Твоего отца мы возьмем с собой. Как только мы совершим посадку, этот унылый мир нас больше не увидит. На Земле нам не будет никаких препятствий…

Ауль спрятала свое лицо в ладони, не отвечала. «Ну, скажи же мне что-нибудь, девочка. Одно твое слово, и мы свободны».

Она подняла голову, посмотрела на меня заплаканными глазами. Ее губы оставались закрытыми. Я прижал ее к себе.

— Я не хотел причинить тебе боль, Ауль. Пожалуйста, не плачь больше. Скажи мне, в чем я не прав. Я не могу существовать здесь долго. Кроме того, я не переношу еду. Мое тело спустится, словно воздушный шар…

В моем животе бушевала гражданская война, боли в животе стали невыносимыми, вдруг сразу я почувствовал усиливающуюся слабость. Мой лоб был влажным. Я встал, и, обессиленный, шатаясь побрел к кровати.

— Мне нехорошо, Ауль, думаю, я заболел. На Земле я смог бы сейчас проглотить таблетку или принять капли для желудка, — простонал я. — Только что случилось со мной? Раньше я хорошо переносил жареную картошку, и три кувшина вина никогда не смогли бы свалить меня с ног…»