Баронесса, которой не было - Олеся Владимировна Стаховская

Девушка не ответила. Нахмурилась, свела брови, чуть подала голову вперед. Впрочем, тут же втянув ее обратно в плечи.

– Позвольте узнать ваше имя, – не сдавался мужчина. – Вы помните, как вас зовут и как вы тут очутились?

Гостья внимательно смотрела на барона, на то, как шевелятся его губы. Попыталась что-то сказать, да так и замерла в растерянности с открытым ртом.

– Похоже, она нас не понимает, – первым догадался Виллем. – Странно. Белоярский язык от нашего не сильно отличается. Да и в Ворланде разве что диалект другой, но это никогда не мешало общению с горцами.

Он принялся задавать те же вопросы на певучем эльфийском, но девушка лишь растерянно хлопала ресницами.

– Граннорского я не знаю, увы, – развел Виллем руками. – Гномьи общины беседуют с нами на имперском. На саритянку она не похожа. Те чернокожи. Может, вы попробуете?

– Не думаю, что из этого выйдет что-то дельное, – задумчиво мотнул головой барон. – Давайте оставим нашу гостью в покое на несколько дней. Может, дело как-то образуется. А нет, так будем обучать с нуля. Как младенца.

Такое заявление неожиданно привело Виллема в негодование. Видимо, сказалось утомление. Он едва не устроил безобразную сцену прямо возле кровати девушки, не заботясь о том, что приводит ее в состояние, близкое к панике.

Теперь барону пришлось волочить упирающегося юнца в свой кабинет, чтобы напомнить тому о манерах. Но, очутившись за закрытыми дверьми, Виллем повел себя совершенно непредсказуемо, проявив дремавшую доселе кровожадность, требуя расправы над невинной жертвой их противозаконных магических махинаций, совершенно не заслуживающей тех характеристик, которыми награждал ее разочарованный юноша. Не было в ней ничего от тварей преисподней. Барону, понятное дело, не доводилось встречаться ни с одной из них, но он не сомневался, что те ведут себя иначе, чем напуганная до полусмерти гостья. Если уж на то пошло, будущий граф гораздо больше подходил под это определение.

Барон понимал причины поведения Виллема, его реакцию. Он любил Тали и считал дни до того момента, когда сможет ввести ее в свой дом на правах законной жены. Юношеская любовь отдавала фанатизмом, но отец Виллема не видел препятствий на пути этого союза. Граф, чье приграничное поместье располагалось недалеко от земель барона, благоволил ему. Наносил дружеские визиты, когда появлялся на границе, приглашал на званые обеды и балы, которые при жизни так любила устраивать графиня, всячески привечал Элеонор и Тали. Дочь, можно сказать, выросла в поместье графа. Да и Виллем подолгу гостил в замке барона.

Гарет и Элеонор упустили тот момент, когда дети увлеклись друг другом. Барон полагал подобное невозможным, учитывая пропасть, разделявшую пожалованного дворянина во втором поколении и потомственного аристократа, входившего к императору без доклада. Если бы он не был так слеп, вовремя пресек бы опасное увлечение дочери: запер девочку в замке, отказав Виллему от дома, или увез в поместье жены. Но его занимали иные заботы. Элеонор к тому времени была серьезно больна, и барон направил все силы на спасение супруги. Мать же не вникала в сердечные драмы дочери по причине изматывающего недуга. Так в опасный период робкого расцветания девочка осталась без родительского надзора. Некому было присмотреть за ней, предостеречь ее. Виллем увлекся Тали столь серьезно, что на коленях молил ошарашенного барона отдать за него дочь. Юноше на тот момент исполнилось восемнадцать.

– Я люблю Тали! – восклицал Виллем, которого барон иначе как ребенка не воспринимал. Да, он вытянулся и окреп, но это же мальчик, вчерашний мальчик.

Мальчик, ростом и размахом плеч перегнавший барона, что он с досадой обнаружил только в тот момент, пылал любовным жаром. И жар этот разожгла его малолетняя дочь. Как такое возможно?!

– Умоляю, не препятствуйте нашему счастью!

У барона закружилась голова. Он оказался не готов к тем проблемам, которые составляли естественный ход жизни всех отцов взрослеющих дочерей.

Виновница переполоха в платьице, открывавшем голени, с выглядывающими из-под подола оборками панталон никак не соответствовала образу молодой женщины, способной вызывать трепет в мужских сердцах и распалять страсти. Она боязливо жалась к дверному косяку, кусая пальцы в ожидании вердикта.

Тали едва минуло тринадцать, и выглядела она примерной девочкой, занятой исключительно книгами и куклами. Она еще рядилась в детские платья. Элеонор умерла, и некому было заняться гардеробом дочери. Его Тали – невеста? Что за вздор! Она же совсем ребенок! С нескладной фигурой подростка. Чем она могла завлечь графского сына, уже выезжавшего в свет и наверняка познавшего женщин?

Ситуация выглядела донельзя комичной, и, окажись барон сторонним наблюдателем, рассмеялся бы, ей-богу. Но ему было не до смеха. Он пришел в ужас от мысли, что пронырливый графенок мог воспользоваться неопытностью Тали и совратить ее.

Тали еще слишком мала для плотских утех, успокаивал себя вмиг прозревший отец, пристально окидывая ее придирчивым мужским взглядом. На груди едва обозначились выпуклости, но это, к сожалению, ни о чем не говорило. Элеонор не могла похвастаться развитыми женскими прелестями, была худощава, но изящна. И барон боготворил ее. Тали переняла изящество матери, которое уже прорывалось сквозь подростковую угловатость. Да, его дочь еще ребенок, но это не мешает ей попасть в сети сластолюбца. Барон повидал жизнь и прекрасно знал, что есть люди, облеченные властью, наделенные деньгами и имеющие расположенность к девочкам такого вот нежного возраста.

Тьфу, какая невыносимая пошлость! Виллем не походил на таких людей. Его романтический порыв был искренен. Из глаз, с отчаянной мольбой глядевших на барона, брызнули слезы. Боги, какой вздор! Какая нелепость! И когда они успели сговориться? И как отреагирует граф?

Граф на удивление благосклонно принял новость о том, что единственный сын решил связать свою жизнь с дочерью барона. Самолично выхлопотал высочайшее дозволение на брак, который должен был состояться по достижении Тали брачного возраста – семнадцати лет. Граф принял барона, и, обсудив все детали, мужчины пришли к выводу, что в чувствах Виллема больше покровительства и желания опекать, чем плотской страсти. Решили, что, если к означенной дате дети не охладеют друг к другу, так тому и быть. Отцы дорожили своими отпрысками и прекрасно понимали, что препятствия лишь разожгут пламя юной любви. А куда это пламя может завести две дурные головы, гадать не приходилось. Свет знал немало историй с трагическим финалом, героинями которых, как правило, становились неискушенные девы из небогатых семей. Таких, как семья барона, к примеру.

В присутствии барона граф взял с Виллема нерасторжимую клятву не посягать на девичество Тали до того момента, пока она не станет его женой. Отцовское сердце на время успокоилось, чтобы через полгода содрогнуться от новой беды. У Тали проявились симптомы той же болезни,