Воспоминания - Степан Тимошенко

В Политехническом Институте лекции начались в установленное время. На первую мою лекцию явилось масса студентов и устроили мне шумную встречу — очевидно еще не забылось мое увольнение в 1911 году. Лекции шли до первых чисел декабря и прекратились из‑за отсутствия отопления. Тогда еще не знали, что лектор может являться в шубе, в шапке и рукавицах и может пользоваться для освещения огарком сальной свечи.

Среди немецких офицеров было немало штатских, призванных из запаса во время войны. Среди них были и люди высоко образованные, хотевшие использовать время вынужденного бездействия для изучения культуры той страны, в которой они случайно оказались. Несколько офицеров явилось в Политехнический Институт. Они интересовались лабораториями, студенческими проектами, геодезическими работами. Мы слышали, что некоторые офицеры интересовались также историей страны и археологическими раскопками на юге Украины, особенно в Крыму.

Оккупационные власти очевидно по указанию свыше пытались войти в контакт с различными культурными начинаниями страны. Вспоминаю торжественную церемонию открытия украинского университета. Университету отвели прекрасное новое здание, построенное при царском режиме для какого‑то военного учебного заведения. На торжество явился и Гетман и генерал, командующий оккупационными войсками. Гетман произнес речь. Держался, пожалуй, несколько театрально, но по внешности безусловно удовлетворял требованиям, которые можно было предъявить к самодержавному Гетману. Дальше сказал речь по-немецки командующий войсками. Из штатских говорили ректор университета и писатель Винниченко. Оба произнесли речи прекрасные по форме. Было ясно, что в ораторах Украина недостатка не имеет.

К организации Академии оккупационные власти отнеслись сочувственно. Говорилось даже, что предполагается подарить Академии оборудование механической лаборатории, но этого сделать немцы не успели — подошла эвакуация германской армии.

Сравнительное благополучие на Украине продолжалось недолго. На Западном фронте положение немцев начало ухудшаться. К английским и французским войскам присоединились американцы. Немцам приходилось постепенно отступать. Внутри страны начало проявляться недовольство. Были сделаны некоторые политические уступки, но это не помогло и скоро началась революция. Император Вильгельм покинул страну и поселился в Голландии. Оккупационные немецкие войска на Украине тоже не оставались спокойными. Начались сходки, обсуждение создавшегося положения, но немецкие солдаты понимали, что уйти благополучно из враждебной им страны они смогут лишь при условии сохранения дисциплины и повиновения начальникам. Эвакуация армии проходила в полном порядке и до последнего дня оставались на местах воинские части, охранявшие Киев от наступавших со всех сторон войск «Директории». С немцами уехал и гетман Скоропадский. Помнится 15‑го декабря вошли войска Директории. Я вышел на Бибиковский бульвар посмотреть войска новой власти. Это не была дисциплинированная армия. Без всякого порядка шли и ехали в розвальнях вооруженные люди в различных форменных и неформенных одеждах. Пришедшие раньше меня зрители рассказывали, что в передних санях проехал сам Петлюра. Говорили, что в санях перед ним стоял какой‑то солдат, указывая пальцем на его грудь и громко кричал, что это едет Петлюра. Ни армия, ни правительство не внушали мне никакого доверия.

Новое правительство занялось первым долгом чисткой правительственных учреждений. Увольняли русских, проникших в учреждения при гетманском режиме. Скоро очередь дошла и до меня. Я получил приглашение явиться к члену Директории, ведавшему делами Академии. Меня встретил развязный молодой человек, который сразу заговорил о недопустимости русского языка в заседаниях Академии И в заключение пригрозил меня из Академии уволить, если я буду упорствовать и говорить в Академии по-русски. Не помню, что я ответил члену Директории, но знаю, что в Академии я продолжал говорить по-русски и делал это не из упорства, а потому что не знал литературного украинского языка, особенно его новейшей версии, пришедшей к нам из Галиции. К работе специалистов по выработке научной терминологии я относился с большим недоверием — при отсутствии нужного украинского термина они были готовы пользоваться любым иностранным языком кроме русского. Труды Академии по Уставу могли печататься на любом иностранном языке кроме русского.

Директория существовала недолго, всего недели три, ее солдаты скоро обратились в большевиков и Директория тихо исчезла. Последние дни Директории были наполнены разными слухами. Появились сторонники большевиков, утверждавшие, что большевики больше не применяют террора. С юга шли слухи, что в Одессе и в Крыму высадились французские войска, что они идут на север, оккупируют Украину и будут поддерживать порядок, как то делали немцы. Потом мы узнали, что войска действительно были доставлены французскими судами, но войска оказались совершенно недисциплинированными. Они отказались повиноваться своим командирам и их пришлось опять усадить на суда и отвести обратно во Францию. Украина оказалась всеми покинутой и к нам тихо, без всяких боев, пришли большевики.

В последние дни Директории многие покидали Киев и уезжали на юг в Одессу и в Крым. Из членов Академии уехал Туган-Барановский. Он не доехал до Одессы, умер в вагоне от припадка грудной жабы. Уехали некоторые младшие сотрудники. Канцелярия Академии всем желающим выдавала отпускные свидетельства. Не было уверенности, что Академия будет существовать дальше. Уезжали собравшиеся в Киеве при Гетмане беженцы из Петербурга. Уехал остановившийся у нас, проездом из Петербурга, бывший директор Института Путей Сообщения Александр Андреевич Брандт. Старик совершенно измучился при переезде из Петербурга в Киев и должен был передохнуть несколько недель, чтобы набраться сил для продолжения путешествия. Он ехал в Крым, где имел собственную дачу. Выехать из Киева ему помог его и мой ученик Пилипчук, только за год перед тем окончивший наш Институт. При Директории он сделался министром Путей Сообщения. Он явился со своим служебным автомобилем, отвез Брандта на вокзал и там ого усадил в специальный вагон. Впоследствии и мне ученики не раз помогали в моих передвижениях. Без этой помощи жизнь моя в пореволюционное время сложилась бы может быть иначе.

Киев при большевиках

После занятия Киева большевики вели себя первое время довольно тихо и мы ничего не слышали о терроре. Очевидно они были не уверены в своем положении. Но все же начались разговоры о разных реформах в учебных заведениях Украины. Собрали в университете представителей всех высших учебных заведений Киева. Собрание открыл представитель большевиков, молодой человек в меховой шапке, которую он не снимал и во время заседания. Большевик произнес довольно бессвязную вступительную речь, суть которой сводилась к тому, что высшая школа должна устранять рознь между людьми умственного и физического труда, что лекции должны читаться так, чтобы «человек от станка» мог их понимать. Что обучать нужно «показом», а не «рассказом». Все это казалось нам тогда неидущим к делу разговором. Школы не имели топлива и преподавать в аудиториях, где температура стояла ниже нуля, было невозможно.