Громила - Нил Шустерман

Само собой, наша семья могла бы достичь за счёт Брю состояния полного и неизменного блаженства; но в ту секунду, как мы придём к нему, как только перестанем двигаться, счастье станет столь же застойным и безнадёжным, что и постоянное мрачное отчаяние. «И жили они в вечном счастье…» Вечное счастье? Какое же это страшное проклятие!

Время движется не в такт с гребками моих рук, поэтому понятия не имею, как долго я плаваю. Больше получаса, но меньше, чем два часа. Наверно. Как бы там ни было, но теперь я обрела внутреннее равновесие, разобралась со своими эмоциями. Я поняла, что должен быть способ удерживать их в себе в присутствии Брю. Должен! Ведь дяде Хойту это удавалось. Я в жизни не видела более злобного человека, и он был способен оставаться таким, даже когда Брю был рядом с ним целыми днями.

Похоже, что моё душевное равновесие никак не отразилось на телесном. Я проплыла очень много, от усталости не держали ноги и немного кружилась голова. Выбираясь из воды, я слишком далеко отклонилась назад, и ноги соскользнули с мокрой стальной перекладины.

Я упала обратно в бассейн, но так и не почувствовала, как моё тело вошло в воду.

Потому что, падая, ударилась головой о бетонную кромку и потеряла сознание. И в эту секунду всё, что переполняло меня: счастье, скорбь, покой и гнев — умолкло и угасло во мраке.

БРЮСТЕР

62) Поединок

Я не выбирал свой дар.Я ничего не могу поделать с тем,Кто я и почему краду у других их боль.Лучшее, что я могу — это перенаправить еёНа себя, прежде чем они сделают это сами.Это — моя тайная цель,Но исповедь перед БронтеОбжигает меня, словно кислотный дождь,И я задыхаюсь и тонуВ этом потопе, когдаОна уходит.И в это мгновениеЯ остаюсь лицом к лицу с правдой,Горящей в её глазах — её даром мне.«Ты принёс нам новый свет,Но этот свет — ложный».Неужели тьма лучше,Чем ложь, идущая от сердца?Страшная пропастьРассекает мою душу —Пропасть между тем, чего я хотел,И тем, что получилось.Гнев закипает во мне,Мой собственный гнев, не чужой,При виде неприкрытой страшной правды:Мой способ исцеленияПриносит лишь горе.Я побежден.Меня нет.Бронте уходит,Хлопает дверь, привлекаяВнимание Теннисона.Он спускается, заходит ко мне,И видит то, что только что видела она.Он видит мои израненные спину, грудь и руки.«Надень рубашку!» — И он бросает её мне.«Прости, — отвечаю, — я знаю, что выгляжу ужасно».«Да нет, — говорит он, — просто ты замёрзнешь».И я надеваю рубашку.«Спасибо».Я должен признать:С нашей первой встречиТеннисон сильно изменилсяК лучшему и в то же время к худшему.Он стал добрей и благородней, чем был,Но он пристрастился к болеутоляющему,И мы оба знаем: это лекарство — я.«Она теперь ненавидит меня», — говорю я.«Это пройдёт», — отвечает он.«Я пойду за ней…»«Нет!» — кричит он,И в его глазахСветится бездонноеИ безграничное отчаянье —Ясный признак наркотической зависимости.Он отводит взгляд, пряча свой стыд,Но мне стыднее, чем ему,Потому что он стал таким из-за меня.Я — не то, что ему нужно.Не то, что нужно всем им.«Ну что —Ты останешься?»Он спрашивает о большем,Чем сегодняшний вечер или завтрашний день,Или следующая неделя, следующий месяц.«А стоит ли?»Он снова отводит взгляд.«Да… — молвит он и добавляет:— Не знаю, я ли это сейчас говорю с тобой».Я киваю, понимание достигнуто.«Я пойду найду БронтеИ исправлю всё».Или наоборот,Окончательно испорчу.

Когда мне было пять лет,Я провёл неделю в больницеС тремя сломанными рёбрами и внутренними кровотечениями,Потому что нашу собаку переехала машина,Маме пришлось солгать, что это меня сбили,И пока я лежал в больнице, она рассказала мне сказкуО величайшем в мире воине,Что мог в одиночку победить целую армию.И боги испугались его силы,И срастили его руку с алмазным мечом,И сделали так, что каждый нанесённый им ударВозвращался к нему самому.И так было до тех пор, пока он не понял,Что единственный способ победить —Это перестать бороться.Когда я вернулся из больницы,Мы отдали собаку в хорошую семью,И с тех пор у нас не было домашних любимцев.

Мне восемь, у моей учительницы — пневмония,Но она так и не узнала об этом.Я горел в лихорадке и видел в бреду:Мои пальцы — сверкающие алмазные кинжалы,И каждому хочется забрать их себе.Как только лихорадка ушла,Мы с мамой серьёзно поговорили по душам.«Оберегай своё сердце, — сказала она,— Это — твой алмазный меч».

Мне десять, и сегодня хоронили мою мать.Дядя Хойт стоял рядом со мной и Коди,Положив руку на моё плечо.Он твердил, что всё образуется,Что он всегда будет заботиться о нас,Он защитит нас,Защитит меня,И я любил его за это.Месяцем позже я едва не умерОт почечной инфекции, что началась у дядиИ быстро перешла ко мне.Вот так он и понял, на что я способен,Вот так его пьянство стало нашей бедой,Потому что чувство вины пожирало дядю,И он ненавидел за это меня.

Сколько прошло времени?Подходя к бассейну, я слышал всплеск.Слышал? Или почудилось?Может, ещё не поздно.Я ложусь на край бассейна,Но она слишком далеко.«Помогите! Кто-нибудь, помогите!»Но кругом никого, я один.И я не умею плавать.Загоняю страх подальшеИ прыгаю в убийственную воду.Бью ногами, колочу руками,Голова вверх-вниз, вверх-вниз,Я давлюсь и плюю в лицо гравитации.Сбрасываю ботинки,И неведомо как держусь на воде —На одной только силе воли.Я всё ближе,Я уже совсем рядом,Но никак не дотянусь.Моя голова над водой,Но что-то ужасно не так.Почему в груди такая тяжесть?Почему я не в силах вздохнуть?Я же плыву! Так почему я не могу дышать?И вдруг я понимаю!

63) Мембрана

Тебя уже поздно вытаскивать из воды, но ещё я могу поспорить с судьбой,У меня есть для тебя последний дар, ты не сможешь от него отказаться.Я рядом с тобой и перестаю бить ногами, и расслабляю руки,Они опускаются вниз, и я роняю свой алмазный меч,Ведь единственный способ победить — не бороться,И эта победа, я знаю, останется за мной.Бронте начинает оживать, а я ухожу,Отдаю себя холодным водам,Опускаюсь ниже, глубже,Вверх лицом, глазаСмотрят на неё.Бронте пересекает тончайшую мембрану между жизнью и смертью,и выбирается из бассейна где-то там, высоко-высоко.Она не видит меня, она не знает,И так будет лучше всего.Больше нет ни ран,Ни чужой боли,И остаются лишьБлагодарность,И счастье, иСлепяще —ЯркийСвет.

ТЕННИСОН

64) Преодоление

Если он умрёт, я никогда не прощу этого ему. Я никогда не прощу этого себе.