Остров для особенных (сборник) - Хельга Лайс

лица сверкал лысый череп. Её кожа превратилась в хрустящую золотистую корочку, с блеском, присущим приготовленной птице. В её рту красовался плод, отдалённо напоминавший яблоко. От предположений с дальнейшей её участью мне хотелось очнуться; убедить себя, что такое невозможно в действительности, но моим надеждам не было суждено сбыться. Официант стал развозить тело на подвижном столике возле каждого гостя, но первенство, как всегда, принадлежало Мучителю, который без тени отвращения стал орудовать столовыми приборами, вырезая себе кусок того, что раньше было левой грудью. Но пока официанты возили столь страшное по своей сути блюдо, он ещё не стал его отправлять к себе в рот, пребывая в терпеливом ожидании, что всем достанется по кусочку. Он же и был единственный, кто собственноручно отрезал себе порцию, потому что гости ограничились тем, что просто показывали желаемый участок, и содержимое их тарелок наполнялось руками официантов. Когда у всех были положены их порции, Мучитель стал разрезать кусочек, затем после того, как он положил его себе в рот, стал с аккуратным усердием работать челюстью, словно смакуя его все вкусовые качества. Проглотив, он взял бокал, вновь наполненный вином и отпил пару глотков. – Великолепный вкус! Очень сочное и в то же время очень нежное, вы пробуйте, рекомендую. Нельзя сказать, что все охотно принялись дегустировать предлагаемое. Наверное, это было для него столь привычное явление, как для виновника торжества. Но в конце концов, каждый отрезал себе кусочек, и стали пробовать. И никто не сплюнул, наоборот, стали усерднее орудовать ножом, чтобы снова пожевать человеческую плоть. Каннибализм… Я интересовался такой жуткой темой, но в моём понимании до такого опускались либо маргинальные особы со психическими отклонениями либо первобытные племена, у которых свои понятия о пищевых предпочтениях. Здесь же шокировали что ни на есть «сливки» общества, у которых есть все. И все же они не гнушаются убийством, некрофилией, каннибализмом. Неужели так влияют на некоторых власть и состояние, что вынуждают их преступать все человеческие законы? Как же больно смотреть, как моя любимая девочка превратилась в пищу для этих выскочек! Как же я желал им сдохнуть мучительной смертью, как же и Анна, и тот парень ещё легко отделался, разбив свою черепушку о камень! Из моих глаз полились слезы, настолько ужасно это зрелище! И видимо, их аппетит разыгрался ещё сильнее, потому что каждый потребовал добавки. По ходу нарезания мяса обнажался скелет, в середине которого ничего не было. Внутренние органы были вытащены, то есть эти уроды жрали чисто мышечную массу которой и так было негусто, ведь её как девушку не вынуждали увеличиваться, как нам – парням. И до меня дошло, что меня ждёт та же участь, как и Анну. Мучитель оторвался от созерцания и кинул взгляд в мою сторону, словно его заботила моя реакция. – Ты, как и твои товарищи в этой комнате, отправишься в консервные банки, так что не обольщайся. Жаль, что ты не был за тем столом, ведь ту девочку стоило попробовать. Вновь я задёргался от злости, но ответом мне был громкий смех удовлетворения. И насмеявшись, Мучитель потерял ко мне интерес. Он повернулся обратно к экрану. Закончив с трапезой, все отложили свои столовые приборы, кроме Мучителя, который бросил взгляд на останки, что возлежали возле него. Нагнувшись, он достал из нижней части передвижного столика нож, предназначенный для разделки мяса, встал и от всей силы приземлил его на шею Анны, отделил тем самым нетронутую голову от туловища, напоминающего уже обглоданный скелет. Затем он эту голову поставил посередине стола, обращённую лицевой стороной к его месту. Мучитель вновь сел на свой стул, осматривая все и вся вокруг него: – Не желаете десерта? Все до единого покачали головой, ссылаясь на то, что и так объелись. А вот от дополнительных бокалов вина не отказались бы. И вновь гости глушили алкоголь с такой частотой, что официанты не успевали наливать ещё и ещё. Из-под их начищенных чёрных туфель едва не летали искры. В общем, дальнейшие события того вечера не имеет смысла пересказывать, потому что вновь началась оргия. Кого-то тошнило, кто-то уснул нагим у прохода, а некоторые стали домогаться официантов, но Мучитель покинул праздник сразу же после застолья. А тот мёртвый по-прежнему лежал на кушетке, и никому до него не было дела, как и до отрубленной головы посередине стола. Последнее, что показала камера, была куча опьяневших спящих тел в чем мать родила на фоне рассвета. Огненное зарево солнца выглядывало из-за океанского горизонта.

Экзекуция

Вдоволь поиздевавшись надо мной около часа навязанным просмотром реального ужаса, о существовании которого хотелось бы забыть, эти уроды решили, что наступила и моя очередь отбрасывать коньки. Мучитель и его два подчинённых уселись у стены на притащенные кресла. Поёживаясь, главный закутался в плотное шерстяное пальто. Затем он приказал одному из помощников: – Принеси нам чаю и печенья, что-то я изрядно продрог, пока шёл увлекательный киносеанс специально для нашей почётной персоны. Пока тот шёл за заказом, Мучитель продолжил свой монолог. – Чего я больше всего не могу терпеть, так это когда кто-то считает себя обязанным сунуть свой длинный нос в мои дела. Это расценивается мной как жест неуважения, прямо жирный и грубый. И если бы ты не полез за рожон, не пришлось бы с тобой сейчас нянчиться. Вот что тебе не унималось? Обеспечили тебя самым необходимым и сверх того, но нет, надо было плюнуть мне в душу как в знак неблагодарности. А с неблагодарными я предпочитаю конкретный разговор, чтобы он запомнился до подкорки сознания. Какой же урод! У меня болели ноги от цепей, и это отдавало пронизывающим нытьём костей, не говоря уже о прочих неудобствах. Но больше всего у меня ныла душа: я переваривал тот факт, что своим существованием убил мать, и ускорил смерть Анны и Данилы. Кадры с их пытками каждую секунду всплывали в моих мыслях, тем самым доводя меня до исступления. Казалось, что ещё чуть-чуть и моя крыша поедет. Но то, чего я жаждал, дабы освободиться от душевных мучений, никак не происходило. Все равно смысл жизни улетучился. А ОН продолжал все бубнить и бубнить. – Я тут подумал, что стоит принести тебе большую благодарность за то, что ты знатно разнообразил нашу рутинную сферу деятельности. До тебя мы практически сразу доводили дело до конца, а тут какая-никакая отдушина… «Отдушина»! Будь моя воля, я бы высказал ему со всей злостью и красноречивостью все, что думаю о нем и его