Край навылет - Томас Пинчон

– Мне он тоже это впаривал.

– «Врата» должны означать глаза, но я тут же сообразил, что это ноздри, коан оказался точен, дал мне возможность подумать, и сегодня я в свободном полете, мой список ожидания для новых клиентов – примерно полгода, что дольше, чем длились любые мои корпоративные работы.

– И Шон…

– Направляет ко мне клиентов временами, берет небольшой гонорар. Хватает, чтобы покрыть его счета на «Эролфу», в которой он склонен купаться. Обычное дело.

– В Носовом бизнесе. У вас своя линейка парфюмов, или?..

Он, похоже, смущен.

– Скорее сыскное агентство.

Ааххх!

– Частный Нос?

– Все гораздо хуже. 90 процентов моих дел – матримониальные.

А как же?

– Батюшки. Как же… и такое приносит плоды?

– О, приходят такие: «Понюхайте моего мужа, мою жену, скажите мне, с кем они были, что ели на ланч, сколько пили, принимают ли наркотики, замешан ли тут оральный секс…» – вот это, похоже, самый топ ЧАВО[77] – тип-того. Штука в том, что все это распределено по времени, каждая улика накладывается на предыдущую. Можно выстроить хронологию.

– Странное дело… – так ли хороша эта мысль? – но я тут наткнулась на одну ситуацию… Вы не будете против, если я немного поковыряюсь у вас… можно я иначе выражусь, не мог бы кто-то из вас, Носатых, прийти на место преступления, как полицейский экстрасенс, нюхнуть и реконструировать, что там происходило?

– Еще бы, Назальная Криминалистика. Московиц, Де Андзоли, еще пара человек, они в этом спецы.

– А вы?

Шноблинг склоняет голову, она вынуждена признать, очаровательно и умолкает на минутку.

– Копы и я… Проводишь назальное сканирование, у мальчиков начинается паранойя, думают, может, ты их тоже сканируешь, нюхтаришь эти их глубокие легавые тайны. В общем, мы всегда упираемся во взаимное непонимание.

– А у Московица с ними таких проблем не возникает?

– Московиц – увенчанный лаврами ветеран мухлежного взвода, у Де Андзоли степень доктора криминалистики, а еще и родня там работает, это же культура доверия. Я же – мне удобнее независимым.

– О, это мне близко. – Она показывает лицом через зал, после чего скользит глазными яблоками вбок глянуть на него. – Если вы уже и этого не учуяли во мне?

– Типа есть такой пресловутый феромон, начинает действовать, как только… Постойте, перемотаем, теперь вы подумаете…

Максин ярко ему сияет и отхлебывает свой Органический Бамбуковый Чай «Внезапное Просветление».

– На свидания ходить должно быть, трудновато, с таким-то хоботом.

– Потому я обычно о нем помалкиваю. Кроме тех случаев, когда Шон пытается мне кого-нибудь спроворить.

Они хорошенько смотрят друг на друга. За последний год Максин дейтилась со шляпными фетишистами, дневными трейдерами, акулами бильярда, жуками прямого инвестирования, и редко ее навещали тревоги о том, что с ними придется встречаться еще. Теперь же, чуть запоздало, она вспоминает проверить правую руку Шноблинга, которая оказывается, как и у нее, вполне в смысле колец невинна.

Он перехватывает ее взгляд.

– Я тоже забыл ваш палец проверить. Ужас, какие мы, правда. – У Шноблинга мальчик и девочка в промежуточной школе, заявляются на выходных, а сегодня пятница. – То есть у них есть ключи, но я обычно дома.

– Мне тоже надо будет возвращение прокомпостировать. Вот, мой домашний, контора, пейджер.

– Вот моя, и если вы всерьез насчет работы на месте преступления, могу либо свести вас с Московицем, либо…

– Лучше вы сами. – Она позволяет полтора такта сердцебиения. – Мне координироваться с УПНЙ[78] по этому поводу хочется не больше, чем необходимо. Не то чтоб они когда-то относились нелюбезно к гражданским, которые суют свой – простите, хотела сказать интересуются делами полиции.

Поэтому они что – они встречаются поплавать днем в бассейне «Дезэрета», ибо, по словам Шноблинга, научно доказано, что человеческое обоняние в среднем достигает пика в 11:45 утра. На Максин какой-то средней руки аромат от Триш Макэвой, который все равно смоется, потому не должно вышибить ее из колеи за какой-нибудь должный периметр, если Шноблинг снова угадает правильно.

А тот, похоже, в годной форме, какими бывают частые пловцы. Сегодня он обряжен во что-то из некоего БАСП-каталога на пару размеров больше. Максин противостоит какому бы то ни было бровному комментарию. Она ожидала, быть может, танги «Спидо»? Максин все равно украдкой проверяет размер хрена, по ходу любопытствуя, как он может отреагировать на то, как она сегодня выглядит в этой штучке, МЧП[79] с крупным ценником, переформатированном в купальник, а не в более-менее одноразовых, какие получает почтой с цветочными орнаментами, о которых лучше не думать… И оп-ля, вот она. Не так ли?

– Что-то, э-э…

– О, я просто искала, мнэ, свои очки.

– У вас на голове?

– Ну да.

Судя по виду, бассейн «Дезэрета» может запросто оказаться старейшим в городе. Над головой виден взмывающий в туманы с ароматами хлора громадный сегментированный купол какого-то прозрачного раннего пластика, каждый кусок вогнут и в форме слезы, разделен свинцовыми горбыльками бронзового окраса – днем, под каким углом бы ни висело солнце, пропускает тот же ярь-медяночный свет, поверхность его при наступлении ночи еще больше отдаляется и еще меньше видна, а перед самым закрытием пропадает в зимней серости.

На вахте Хоакин, бассейный парень. Обычно трещит не затыкаясь, а сегодня он кажется Максин немного, можно сказать, скрытным.

– Слыхали еще что-нибудь о найденном трупе?

– Сколько прочие, а это ничего. Даже ребята на дверях, даже Фёргэс, ночной сторож, который все знает. Копы приехали и уехали, теперь всех жутики берут, ну?

– Я слыхала, это не жилец был.

– Не уточнял.

– Должен же кто-то что-то знать.

– Тут все глухи и немы. Политика здания. Извините, Максин.

После пары символических кругов Максин и Шноблинг делают вид, будто направляются к своим соответственным раздевалкам, но встречаются снова, украдкой проникают на запретную лестницу, и вот они уже под бассейном, шлепают полуодетые сквозь тени и тайны непронумерованного тринадцатого этажа, что принадлежит бедствию, всегда готовому случиться, буферного пространства вечно под угрозой паводка сверху, если бассейн – бетонный, последнее слово того времени, дедовски исключаемый из того, что сегодня есть уже целый ряд нарушений кодекса, – боже упаси, когда-нибудь даст течь. Покамест это внешнее и структурное выражение тайной истории взяток подрядчикам, инспекторам и подписантам разрешений, давно канувшим бесчестным экономам, которые ожидали после себя потопа – сильно после того, как истекут все срока давности. Скрипучая фундаментная рама, фермы и крепления начала ХХ века. Ассортимент фауны, в котором меньше всего стоит волноваться о мышах. Единственный свет, мерцая, проникает из герметичных смотровых окошек в бассейн, каждое ограничено частной зрительской кабинкой, совсем как пип-шоу в пассаже, где, как говорится в ранней риелторской брошюре, «почитатели плавательных искусств могут наслаждаться, без необходимости подвергаться погружению в воду самим, поучительными видами человеческого тела, не связанного требованиями силы тяготения». Свет сверху бассейна проникает через воду, смотровые окошки и на этот затемненный уровень ниже, странной разреженной зеленоватой голубизны.

В одной из таких каморок полиция и обнаружила труп Лестера Трюхса, посаженный так, словно пялится в бассейн, откуда чуть раньше некая пловчиха его заметила и еще после пары кругов, сообразив, что это за зрелище, впала в истерику. По газетным сведениям, в череп Лестера с немалой силой было вогнано некое ножевое лезвие, явно не рукой, поскольку часть хвостовика еще торчала из его лба. Отсутствие рукоятки ножа предполагало метательное лезвие, приводимое в движение пружиной, в США незаконное с 1986 года, хотя, говорят, такое входит в стандартный комплект русских частей специального назначения. «Почта», для которой холодная война по-прежнему испускает теплое ностальгическое сияние, любит такие сюжеты, поэтому подымается визг, по Городу бегают команды наемных убийц КГБ, тип-того, и все вот это вот будет продолжаться бо́льшую часть недели.

Увидев заголовок «ТРАЕКТОРИЯ ЯРОСТИ», Максин тут же позвонила Роки Тэкнезу.

– Ваш старый дружбан из спецназа Игорь Дашков. Он, случайно, ничего про это не знает?

– Уже спросил. Он говорит, такой нож – городской миф. Он лет сто служил в спецназе и никогда таких не видел.

– Не вполне об этом спрашивала, но…

– Эй. Русский наезд я бы не исключал. С другой стороны…

Ну да. Не исключал бы и того, что кто-то пытается выставить это как русский наезд.

Само же место преступления тут меж тем выглядит вполне обглоданным. Вокруг желтая лента, и разметка мелом, а также брошенные пластиковые конверты для улик, сигаретные окурки и упаковки от фастфуда. Игнорируя фоновую дымку легавого лосьона после бритья, табачного дыма, желудочных выхлопов после соседних салунов, растворителей из крим-лаб, порошка для снятия отпечатков пальцев, люминола…