Сдвиг времени по-марсиански - Филип Дик

Мисс Эфрикян, высокая, темноволосая армянка любезно склонилась перед шефом.

— Ваш аппарат готов? — спросил мистер Тагоми.

— Да, мистер Тагоми.

Мисс Эфрикян села и приготовила к работе портативный диктофон на батарейках.

Мистер Тагоми начал:

— Я спросил у оракула: «Будет ли встреча с Чилданом полезна для меня?» и получил, к моему собственному страху, зловещую гексаграмму:

«Преимущество величия. Подпорка, удерживающая шатер, оседает. Слишком большой вес в центре, все неуравновешено».

Магнитофон крутился. Мистер Тагоми размышлял. Мисс Эфрикян выжидающе посмотрела на него и выключила запись.

— Пусть на минутку войдет мистер Рамсей, пожалуйста, — сказал мистер Тагоми.

Она поднялась, положила диктофон и застучала каблуками к выходу из кабинета.

Мистер Рамсей появился, держа под мышкой большую папку со счетами и накладными отправленных грузов.

Молодой, улыбающийся, с аккуратно завязанным галстуком-шнурком в стиле Среднего Запада, в клетчатой рубахе и голубых джинсах до пояса, столь ценимых у ревнителей моды, он бодро приветствовал японца:

— Добрый день, мистер Тагоми. Какой прекрасный день, сэр.

Мистер Тагоми ответно кивнул. Мистер Рамсей сейчас же встал по стойке смирно и тоже поклонился.

— Я консультировался у оракула, — сказал Тагоми.

Мисс Эфрикян снова уселась к своему диктофону.

— Вы понимаете, что мистер Бейнес, который, как вам известно, вскоре прибивает лично, придерживается нордической идеологии по отношению к так называемой культуре Востока. Я мог бы попытаться поразить его, чтобы он более проникся ее сутью, например, с помощью китайской живописи на Пергаменте или нашей керамикой периода Такуогавы, но это не наше дело — обращать его в нашу веру.

— Понимаю, — сказал мистер Рамсей.

Его лицо, типичное для представителя белой расы, сморщилось от мучительной сосредоточенности.

— Поэтому мы не дадим пищи его предрассудкам и подарим ему вместо этого какой-нибудь бесценный предмет американской культуры, произведение народа, близкого его народу и по духу и по крови.

— Да.

— Ваши предки, сэр, американцы. Хотя вы и не погнушались сделать цвет вашей кожи более темным.

Он внимательно посмотрел на мистера Рамсея.

— Это загар кварцевой лампы, — промямлил мистер Рамсей. — Только для того, чтобы запастись витамином Д.

Однако выражение униженности на его лице сразу выдало его попытку хоть чем-то быть похожим на новых хозяев.

— Уверяю вас, что я храню подлинную приверженность…

Мистер Рамсей запнулся, не находя нужного слова.

— Я еще не разорвал все связи с этнически-близким образом жизни…

Мистер Тагоми сказал мисс Эфрикян:

— Продолжайте, пожалуйста.

Диктофон снова зажужжал.

— Получив от оракула гексаграмму двадцать восемь, я потом еще получил строку девять на пятом месте, которая гласит: «Высокий тополь выбросил цветы. Более строгая женщина возьмет молодого мужа». Ни порицания, ни хвалы. Это ясно указывает на то, что в два часа мистер Чилдан не предложит нам ничего стоящего…

Мистер Тагоми сделал паузу.

— Давайте будем искренними. Я не могу положиться на свой собственный вкус в отношении произведений американского искусства. Вот почему…

Он помешкал, стараясь найти точное выражение.

— Вот почему вы, мистер Рамсей, являясь, как я сказал, уроженцем этих мест, будете необходимы. Наверное, вместе мы сделаем все лучшим образом.

Мистер Рамсей не отвечал. Несмотря на все попытки сохранить самообладание, все его черты выдавали боль, гнев, мучительную и безмолвную тщетную реакцию.

— Сейчас, — сказал мистер Тагоми, — мне нужно еще раз посоветоваться с оракулом. Из соображений благоразумия я не могу задать вопрос при вас, мистер Рамсей.

Другими словами его тон означал, что вам и всем вашим «пинки» не дано право участия в тех же важных делах; с которыми мы сталкиваемся.

— Однако, уместно сказать, что я получил в высшей степени вызывающий ответ. Он заставил меня очень долго размышлять над ним.

Оба, и мистер Рамсей, и мисс Эфрикян, внимательно следили за ходом его мыслей.

— Мой вопрос относительно мистера Бейнеса, благодаря таинственным деяниям Тао привел к гексаграмме сорок шесть, к весьма неплохому суждению, и к строчкам шесть в начале и девять на втором месте.

Его вопрос состоял в том, успешной ли будет его сделка с мистером Бейнесом, и строка девять на втором месте уверяла, что так оно и будет.

Она гласила:

«Если кто-то искренен, то он может ограничиться еще меньшим повышением. Его не осудят».

Очевидно, мистер Бейнес будет удовлетворен любым подарком от Главного Торгового Представительства, врученным ему мистером Тагоми.

Но мистер Тагоми, задавая вопрос, имел в виду нечто более глубокое, нечто, о чем он сам догадывался весьма смутно.

Как часто это случалось, оракул постиг более сокровенный, основной вопрос, и, отвечая на другой, высказанный вслух, заодно ответил и на этот, подсознательный.

— Насколько мы знаем, — сказал мистер Тагоми, — мистер Бейнес везет с собой подробный отчет о новых способах литься под давлением, разработанных в Швеции. Если нам удастся подписать контракт с его фирмой, мы безусловно сможем заменить многие металлы, которых нам не хватает, пластмассами.

В течение многих лет Тихоокеания пыталась добиться помощи рейха в области применения синтетических материалов, однако крупные немецкие химические картели, в частности ИГ Фарбениндастри, не разглашали своих секретов. В сущности, они добились мировой монополии пластмасс, особенно в части получения полиэстера. Такими мерами Рейх сохранял свое преимущество и над Тихоокеанией в мировой торговле и опережал Японию в области технологии по крайней мере лет на десять.

Межпланетные ракеты, стартовавшие из состояли главным образом из пластмасс, очень легких, жаростойких и настолько прочных, что выдерживали столкновение с метеоритами. У Тихоокеании не было ничего подобного, до сих пор применялись натуральные металлы, а также такие материалы, как дерево и, конечно, металлокерамика.

Мистер Тагоми съежился от благоговейного трепета при оной мысли: на промышленных ярмарках — достижения германских заводов, включая автомобили, сделанные полностью из синтетических материалов, автомобили, продаваемые по цене шестьсот долларов в валюте ТША.

Но его внутренний, подсознательный вопрос, который бы он никогда не разгласил перед этими «пинки», как мухи облепившими конторы Торговых Представительств, был связан с обратной стороной мистера Бейнеса, которая предполагалась в той шифровке из Токио. Прежде всего, содержание было зашифровано частотным ко дом, характерным для органов безопасности, а не торговых фирм, да шифр представлял собой метафору, содержащую поэтические намеки для того, чтобы сбыть с толку операторов рейха, прослушивавших иностранные передачи и могущих расшифровать любое прямое сообщение независимо от сложности используемого шифра.

Было ясно, что шифруя телеграмму, токийские власти имели в виду именно рейх, а не вроде бы враждовавшие между собой группировки на родных островах.

Ключевая фраза "Сними сливки с молока, что он будет есть относилась к «Цинафоре», к жуткой песне, в которой разъяснялась эта ключевая фраза:

"Вещи редко оказываются такими, какими кажутся. Снятая с молока пена часто принимается за сливки.

«Книга перемен», к которой обратился за советом мистер Тагоми, укрепила в нем эту точку зрения. Комментарий во втором томе к полученной гексаграмме гласил:

«Предполагается, что это сильный человек. В действительности, он не соответствуют своему окружению, так как он слишком резок и не обращает внимания на форму. Но если у него прямой характер, он встретит ответное…»

Интуиция просто подсказывала, что мистер Бейнес совсем не тот, кем кажется, что истинное целью его приезда в Сан-Франциско совсем не является подписание контракта о сотрудничестве в сфере применения пластмасс.

Следовательно, мистер Бейнес по сути — шпион.

Но жизненный опыт мистера Тагоми пока что не мог подсказать ему, какого рода шпионом он является, на кого он работает и ради чего.

В час сорок пополудни Роберт Чилдан со страшной неохотой запер двери «Американских художественных промыслов». Он подтащил к краю тротуара тяжелые сумки, подозвал педикэб и велел китаезе-рикше отвезти его к «Ниппон Таймз Билдинг».

Китаеза с изможденным видом сгорбился над сумками и, пыхтя, стал укладывать их за сидением пассажира.

Затем он помог самому мистеру Чилдану сесть на покрытое ковриком сиденье, включил счетчик на собственном седле и завертел ногами, набирая скорость, лавируя между автобусами и автомобилями.