Ревизор: возвращение в СССР 16 (СИ) - Винтеркей Серж

Народу в ЗАГСе было много. Это, даже, оказался не простой ЗАГС, а целый дворец бракосочетаний. Регистрация поставлена на поток, поэтому так важно не опаздывать. Мы стояли на улице, чтобы не тесниться в помещении. Костя, Женя, я, Галия и свидетельница прошли внутрь на разведку, Брагин-старший пошёл с нами. Выяснили, где надо отметиться, что мы прибыли, сдали паспорта наших молодых для оформления свидетельства и уселись ждать своей очереди. Вернее, как уселись? Сидячие места нашлись только для девчонок. Вскоре подтянулись все родители, и подошёл Ираклий, узнать, на какой мы тут стадии. При этом он так по-хозяйски обнял свидетельницу за талию, что у меня глаза на лоб полезли. Еще больше я удивился, увидев, что она благосклонно улыбается ему в ответ на такую вольность.

Но не успел я обдумать увиденное, как вышла сотрудница, и, дежурно улыбаясь, пригласила нас в торжественный зал. Хорошо, Ираклий был рядом и метнулся за нашими, которые так и стояли на улице.

Фотограф выстроил нас друг за другом и попросил заходить в зал не спеша. Первыми запустили молодых под марш Мендельсона, который заиграл живой квартет, пристроившийся в уголочке. За молодыми шли мы со свидетельницей, за нами в непосредственной близости как-то оказались Ираклий и Галия. Затем вошли родители и родня. Музыка стихла, и регистратор набрала в грудь воздуха, собираясь толкать свою привычную речь про ячейку советского общества. Но когда она увидела целую толпу народа, которая начала набиваться в зал, то кивнула квартету и опять заиграл марш.

В руках у одной из подружек невесты разглядел маленький букетик. Не иначе, невеста будет бросать его подружкам. А традиция-то распространяется потихоньку.

Нас пощёлкали с разных ракурсов, пока регистратор торжественно произносила общие слова. И вот наступил момент обмена кольцами.

Женька надела Костяну кольцо легко, а у Кости что-то пошло не так. Женька, даже, охнула, как бы он ей палец не вывихнул от избытка чувств.

— Ну, что тут у вас, — подошёл я к ним.

— Кольцо на перчатку не налазит, — чуть не плача, проговорила Женя.

— Снимай перчатку, — велел я.

— Но…

— Снимай.

М-да… Все пальцы и ладонь в малиновых пятнах от незаживших мозолей. От одного их вида боль почувствовал.

— Мама дорогая, — прошептала Галия.

А свидетельница зажала рот рукой, как будто первый раз это видит. Что за подружка такая? Женька расстроилась…

— Ничего страшного, — строго сказал я. — Поверни ладонь так к фотографу, чтоб ничего лишнего в кадр не попало. Костян, давай.

Женьке стало больно в какой-то момент, она аж губу закусила и зажмурилась. Фотографии испортила. Теперь будет в свадебном альбоме с гримасой боли на лице в самый ответственный момент окольцевания.

— И перчатку сверху надевай, — подсказал я.

— Так кольца ж не видно будет, — возразила было Женя.

— Ничего, мы все знаем, что оно там. Да, товарищи? — оглядел я собравшихся.

У некоторых видок был очень смущённый, особенно, у наших стройотрядовцев, которые прикалывались над Женькиными белыми перчатками. Кожа, похоже, на руках очень нежная, та еще из нее работяга… Впервые в жизни что-то начать делать своими руками, и сразу попасть на стройку… М-да…

— Объявляю вас мужем и женой! Новобрачные, можете поздравить друг друга! — перехватила у меня обратно инициативу регистратор.

Вместо того, чтобы поцеловать свою молодую жену, растерявшийся Костян протянул Женьке руку, а та с готовностью пожала её под общий хохот. Мы все же заставили их поцеловаться, это их рукопожатие, старательно запечатлённое фотографом, войдёт в историю их семьи, как самое нелепое событие. Оба покраснели, как две свеклы.

— Ну, так дело не пойдёт! — закричал уже подвыпивший прокурор Томилин. — Горько! Горько!

Присутствующие подхватили, и Костяну пришлось ещё раз поцеловать теперь уже жену. Но он отгородил её от гостей спиной.

— Зачёт! — крикнул я.

Все бросились поздравлять молодых, у Женьки сразу оказалась в руках охапка цветов.

— Рит, возьми, пожалуйста, — попросила свидетельницу Женя, оставив себе только маленький букет невесты.

Рита перехватила часть цветов, часть Галие дала. Фотограф засуетился, выстроил нас для группового портрета. Потом мы выходили из зала за новобрачными парами. Он планировал сфотографировать каждую пару. Мы сначала встали со свидетельницей. А Ираклий за нами с моей женой. Но я быстренько поставил его вперёд к Рите, а сам встал с женой.

Вышли на улицу, в машине генерала оказался целый ящик шампанского и бокалы. Нас заметно прибавилось, многие из гостей приехали к ЗАГСу. Бокалов на всех не хватило. Но нас такими пустяками с толку не собьёшь. Раздали бокалы женщинам, а мужчины пили шампанское из горла.

— Как гусары! — разошёлся прокурор Томилин.

А потом стали рассаживаться по машинам, их, кстати, заметно прибавилось, кто-то из гостей тоже был за рулём.

Ираклий, выяснив, в какой ресторан ехать, повёл молодёжь к метро. Новобрачные сели в «Чайку», остальные гости стали распихиваться кто куда. Мы к себе в машину опять взяли маму и бабушку Костяна. Пока я стоял у своей машины, опершись на открытую водительскую дверцу, и ждал, пока все рассядутся и не придётся ли нам взять к себе кого ещё, увидел, как прокурор Томилин садится за руль одной из машин. Точно, он же и в ЗАГС за рулём ехал. А он пьяный или прикидывается? Вряд ли прикидывается, я же сам видел, как он гусара изображал. Скорее всего, реально уже сильно выпивший. Куда же он за руль-то лезет?

Глава 19

г. Москва. Кабинет первого секретаря Пролетарского райкома КПСС.

Что за экстренность? — думал Сатчан в кабинете Бортко в ожидании, пока подтянутся остальные коллеги. — Неужели из-за проводки в типографии такой сыр-бор? Ну, подумаешь, старая, поменяем. Мог бы и предписание не выписывать, а на словах сказать, — вспомнил Сатчан про старшего инспектора пожнадзора, недавно посетившего контролируемый группировкой объект. Или Бортко встрепенулся из-за того, что инспектор отказался мзду брать от директора типографии? Так и такие инспектора, идейные, тоже встречаются…

— Плохие новости, товарищи, — начал без предисловий Михаил Жанович, когда в кабинет одновременно вошли Войнов и Пахомов. — Удалось выяснить, кому наша типография приглянулась. Этих проверяющих из пожнадзора по звонку из горкома прислали.

— Ну и что? Это наша типография! — воскликнул Пахомов. — У нас тоже есть свои люди в горкоме. Вон, недавно же на меховой фабрике завернули, и красиво завернули претендентов на контроль!

— Но у наших людей в горкоме нет своих людей в ЦК, — раздражённо ответил Бортко. — А у этих — есть. Мы очень хорошо развернулись в последнее время, товарищи, ударно поработали. Вот вам и результат, привлекли внимание к себе серьёзных акул.

Сатчан аж присвистнул.

— Так мы что же, сдаём типографию? — не скрывая разочарования, спросил он.

Огромное количество самых востребованных населением художественных книг, что печаталось каждую неделю, приносило группировке и лично Сатчану пусть и не столько, сколько меховая фабрика, но очень и очень существенную сумму. Не говоря уже о том, какие шикарные подарки выходили для нужных людей на праздники. Кто же откажется от четырнадцатитомника Джека Лондона, или пусть и разрозненных, но очень дефицитных томов Александра Дюма, Жюля Верна или Майн Рида?

— А ты предлагаешь мне с людьми, у которых есть выход на ЦК авторитетом померяться? — вопросительно уставился на него Бортко. — Потеряем тогда не только типографию, но и все вообще. Абсолютно все…

С нами опять поехала та тётушка, что и по дороге в ЗАГС. Пока наша колонна добиралась до ресторана черепашьим шагом, мама и бабушка Кости хоть получили возможность посмотреть Москву. Рассказывал им, что знал по дороге. Но в какой-то момент Татьяна Петровна спросила нашу попутчицу, решив, что она родственница Жени, теперь уже её невестки: