Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина - Любовь Федоровна Воронкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, мы, линкестийцы, друзья страны, – говорил старый линкестийский полководец проникновенным голосом, обращаясь к толпе, – мы, линкестийцы, принадлежим к древнему роду, который всегда хранил в неприкосновенности обычаи нашей старины. Мы живем среди нашего народа, мы знаем желания и чаяния македонян. Филипп затеял безумную войну с персами, которая погубит Македонию. Но мы, линкестийцы, мы в дружбе с великим персидским царем, и только мы можем защитить нашу страну от его гнева. Это ваше счастье, македоняне, что рука друга успела освободить Македонию от царя, который презирал права народа и ни во что не ставил ни клятвы, ни добродетель!..
Но эти речи не убеждали никого. Народ шумел, кричал.
– Линкестийцы убили царя!
– Это они убили Филиппа!
– Вы слышите, как они оскорбляют и покойного царя, которого убили, и его сына Александра?! – кричал кто-то резким голосом. – А за что? Кому он нагрубил? Кого обидел? Я ходил с ним на медов, ему было всего шестнадцать, а он уже водил войско в бой! Какого еще царя нам надо? Изменников-линкестийцев, которые продались персу?!
– Смерть линкестийцам!
– Смерть изменникам!
Александр был во дворце, когда к нему в покои вбежал бледный от ужаса линкестиец Александр, младший из трех сыновей Аэропа. Он упал к ногам сына Филиппа:
– Царь, защити меня! Я не искал престола. Ты – законный наследник, ты – царь Македонский! Не отправляй меня на смерть, я не виноват перед тобою!
– Где твои братья?
– Их казнили сейчас… На могиле царя Филиппа… Прямо на могильном холме…
Это был первый человек, который назвал Александра царем. Линкестиец был женат на дочери Антипатра. Антипатр любил его.
– Ты останешься со мной, – ответил Александр. – Ты будешь моим этером. Встань.
Город шумел, пока не наступила черная осенняя тьма. Александр слышал свое имя, которое повторялось в толпе. Он ждал, кого назовут еще. У его отца есть другие сыновья: сын танцовщицы, слабоумный Арридей, и маленький, недавно родившийся сын молодой Клеопатры… Но странно, о них как будто забыли. Забыли и Аминту, племянника царя, того самого Аминту, у которого когда-то Филипп отнял царскую власть… Пока забыли. Но могут вспомнить. Найдутся люди, которые пожелают править и от имени слабоумного Арридея, и от имени тихого, безвольного Аминты. А когда узнает о том, что случилось здесь, Аттал, то он немедленно явится, чтобы провозгласить царем македонским своего племянника, сына Клеопатры…
Мегарон во дворце понемногу заполнялся. Военачальники Филиппа собирались к пылающему очагу. Александр встречал и приветствовал их.
Говорили о том же, о чем думал Александр. Надо немедленно провозглашать его царем. Армии другого царя не нужно. Армия знает Александра.
Но не медлить, не медлить!..
На ночь никто не ушел. Все остались ночевать во дворце. Спали, не снимая оружия.
Под утро, когда особенно чуткой становится тишина, в час перед рассветом, Александра разбудили. Он вскочил, схватившись за кинжал.
– Это я, Александр. Это я, Гефестион.
– Где ты пропадал целый вечер?
– Нехорошие разговоры, Александр. Боюсь, как бы они не повредили тебе.
– Какие разговоры?
– Говорят, что сегодня ночью царица Олимпиада сама похоронила Павсания.
– Что?!
– Она сожгла его тело на могиле Филиппа.
– Убийцу! На могиле отца… Это ложь, Гефестион.
Александр не мог этому поверить. Нет, невозможно. Тогда, значит, Олимпиада знала, что так будет, и, может быть, хотела этого?
– И еще…
– Ну говори, говори.
– Что она надела ему на голову золотой венок…
– Кто видел это?
– Не знаю. Только всюду говорят об этом, шепчутся. И еще…
– Продолжай.
– Говорят, что и ты хотел смерти Филиппа.
– Я? О Зевс и все боги! Я хотел его смерти?! – Александр застонал, будто и его, как отца, ударили кинжалом. – Это я-то хотел его смерти? Чем же я прогневал богов, что они позволяют людям бросать на меня такую черную тень?
Гефестион положил ему на плечо свою теплую твердую руку:
– Спокойней, Александр. Давай подумаем, давай припомним, не сказал ли ты каких-нибудь неосторожных слов, не подслушал ли их какой-нибудь злодей.
– Я говорил много дерзких слов отцу. Но я говорил это ему в лицо. Как я мог пожелать ему смерти, когда мне так нужна его жизнь!
– Ты же знаешь, что Павсаний без конца жаловался на Аттала, приставал с этим к царю, ходил к мачехе твоей, Клеопатре. Он ведь и к тебе приходил, помнишь?
– А!
Александр вспомнил.
Он читал «Медею» Еврипида. Захваченный трагической судьбой Медеи, неукротимой страстью ее характера, накаленными строфами Еврипидовых стихов, он вышел к Павсанию, повторяя вслух:
…Довольно за глаза,
Чтобы отца, и дочь, и мужа с нею
Мы в трупы обратили… Ненавистных…
Немало есть и способов…
Тут он встретил внимательный взгляд Павсания и умолк. Александр даже не выслушал как следует его жалобы. Что он мог сделать? Чем помочь? Отец тогда только что назначил Аттала полководцем. Александр – сын Олимпиады, ему ли бороться с Атталом?
Неужели эти строки Еврипида и подхватил Павсаний?
Отец обижал Александра. Но он же и любил его! Разве не сказал он однажды со слезами: «Ищи себе другое царство, Македония для тебя слишком мала!»
Разве не уступил он Александру славу победы при Херонее? Разве не беседовали они иногда о самом сокровенном – о будущих делах государства, о военных планах, о тайнах политических действий царя-полководца? Кому доверял свои думы Филипп, кроме сына?
«…Пусть боги оградят тебя от того, что пришлось пережить мне, чтобы тебе никогда не пришлось каяться в содеянном, чего уже нельзя вернуть» – вот какие слова говорил ему отец!
– Значит, это я натолкнул Павсания на убийство? – с ужасом спросил Александр.
– О нет! О нет! – решительно возразил Гефестион. – Может быть, он подслушал твои слова и счел тебя союзником в этом деле. Но натолкнули его на убийство другие люди. Линкестийцы. Они. Только они. Им нужна царская власть. Убить отца, опорочить сына – вот путь их действий.
– Спасибо, Гефестион. Клянусь Зевсом, мне так нужна твоя дружба.
– Я всегда буду возле тебя, Александр. Пока не уведет меня смерть. Или пока ты сам меня не прогонишь.
– Я прогоню тебя немедленно. Иди и ложись спать.
– Ложись и ты. Светает.
Высокая фигура Гефестиона исчезла за толстой занавесью.
Александр вздохнул:
– Разве есть у меня время спать теперь?
Он вышел во двор. Квадрат лунного света лежал на старых каменных плитах. Осенние звезды низко висели над черными вершинами гор, и то одна,
