Когда герои восстают (ЛП) - Дарлинг Джиана

В ночь перед свадьбой я сидел на заднем дворике под мерцающими гирляндами, которые Елена и Фрэнки повесили за несколько дней до этого, и пил более чем полный стакан самбуки с Торе, Александром и Фрэнки.

— Все на месте? — подтвердил Торе, делая затяжку от кубинской сигары между зубами.

— Настолько, насколько это возможно, — сказал я.

— И ты уверен? — спросил Александр, его голос был таким резким и британским, что вызвал у меня ностальгию по прежней жизни и первому дому в Англии, хотя и то, и другое навсегда останется запятнанным Ноэлем.

— Единственное, в чем я уверен, это Лена. Что бы ни случилось, я не отпущу ее. Я убью любого, кто попытается встать, между нами.

Золотистые брови моего брата прорезали складки на лбу. Он был так похож на Ноэля, сидящего в своем сшитом на заказ темно-синем костюме, единственной уступкой непринужденности обстановки было отсутствие галстука. Но он был гораздо больше, чем Ноэль.

Он был способен на любовь, такую, ради которой он готов убить и умереть от счастья.

После многих лет неприязни, между нами, мне было невыразимо приятно выпить с ним.

Разделить с ним свою душу.

Он наклонил свой стакан с виски ко мне.

— Женщины Ломбарди стоят всех сокровищ этого мира.

— Да, да, — согласился Торе, поднимая свой стакан.

— Единственное, в чем я не уверен, так это в реакции Елены на твою часть плана, — признался Фрэнки с блеском темного юмора в глазах. — Она не из тех женщин, которые считают, что быть обманутой это романтично.

— Нам нужно вернуться в Нью-Йорк, брат. На нашу Семью напали, и им нужен их капо, чтобы навести порядок. Только так я смогу вернуться домой и обеспечить ее безопасность.

— Да, ей понравится, что ты сдашь себя, чем то, что ты запланировал на завтра, — заметил Фрэнки.

И он был прав.

Мой боец никогда не сдаст меня ни за что.

Именно поэтому я забрал выбор у нее.

Я подумал о том, что она спит наверху в комнате для гостей рядом со своей сестрой. Она ничего не подумала, когда Козима предложила устроить девичник, хотя перед тем, как уйти на вечер, она обязательно трахнулась бы со мной в лимонной роще. Она не знала, что я предложил эту идею Козиме, чтобы мы могли придерживаться итальянских традиций.

Жених никогда не должен видеть невесту в ночь перед свадьбой.

— Как только ты думаешь, что знаешь Елену, она удивляет еще больше, — сказал я Фрэнки. — Подумай, как сильно она изменилась с тех пор, как мы впервые встретились. Я не должен говорить «изменилась», потому что все это уже было скрыто под льдом и рубцовой тканью. Как бы она ни злилась на меня, она сделает то, что должно быть сделано, когда мы вернемся домой.

— Козима сделала со мной то же самое, — признался Александр, глядя в чашу своего стакана, словно воспоминания разыгрывались на экране. — До нее я никогда не знал, что такое любовь.

— И она никогда не узнает этого снова без меня, — утверждал я. — Вот почему я делаю это. Это могло случиться не завтра, в этом году или даже в следующем, но правда в том, что все это не имеет значения. Елена стала моей в тот день, когда села в самолет, и я никогда не собираюсь ее отдавать.

Я говорил себе это снова и снова, потому что, честно говоря, я не был уверен, как мой боец воспримет вторую половину плана, который я разработал.

Она была независимой и волевой, а еще она была из тех женщин, которые планировали события всей своей жизни с самого детства.

Это определенно не то, что она могла предсказать.

Но другого выхода не было.

Если я хотел остаться в живых и уберечь ее от тюрьмы, Елена Ломбарди должна была стать моей женой.

Глава 16

Елена

В воскресенье перед Рождеством рассвело ярко и холодно, с залива налетел ветер, который трепал лимонные деревья и закручивал мусор на улицах Неаполя, как снег в шар. Я готовилась к свадьбе одна в комнате, которую делила с Данте, мой возлюбленный ушел задолго до того, как я проснулась, чтобы подготовиться к этому дню.

Нам предстояло многое сделать, если мы собирались провернуть это дело.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я пристегнула кобуру к ноге под красным платьем, в которое была одета, уверенная в том, что знаю, как достать оружие, если понадобится. Я потратила дополнительное время на подготовку, накрасив губы в цвет платья, закрутив волосы так, чтобы они спадали волнами цвета Кьянти (прим. «Кьянти» — итальянское красное вино) вокруг груди. Это был смелый цвет для свадьбы, но я хотела, чтобы Рокко увидел меня в толпе.

Я хотела, чтобы он думал, что находится в безопасности.

Моя раковина была испачкана краской с прошлой ночи, которую я тщательно смыла, прежде чем спуститься вниз и встретиться с Торе.

Он был одет в прекрасно сшитый костюм и выглядел боссом мафии, протягивая мне руку. Когда я это сделала, его другая рука нашла мое предплечье и сжала.

— Мне жаль, что тебе пришлось узнать о нас с Каприс таким образом. — его глаза были такими же золотыми, как позолоченные завитки на святилище Аполлона в неапольском Соборе. Такие же золотые, как у его дочери. — Я хочу, чтобы ты поняла, я любил твою мать большую часть своей жизни, и не ожидаю, что это изменится.

— Ты говорил ей об этом? — поинтересовалась я.

Его губы истончились.

— Она знает. Она говорит, что под этим мостом слишком много воды.

— Мосты существуют для преодоления пустоты, — возразила я. — Может, вам просто нужно построить новый.

В его короткой бороде мелькнул призрак улыбки.

— Тогда у меня есть твое согласие.

— Если оно тебе нужно, — предложила я, а затем пожала плечами. — Хотя, я не буду просить твоего согласия с Данте.

— Тебе этого не нужно, — заверил он.

Я подняла бровь, намекая на то, что чувствую то же самое по отношению к нему.

— Возможно, несколько месяцев назад я бы осуждала тебя и маму более строго, но сейчас я не в том положении, чтобы делать это. Если бы Данте захотел затащить меня в адские котлы, я бы с радостью пошла с ним. Любовь делает из всех нас животных, инстинкты и сердце без способности к разуму. Я не стану осуждать тебя за любовь к ней или за то, что ты сделал во имя этой любви так же, как я не осуждала бы волка за то, что он убивает овец, или медведицу за то, что она защищает своих детенышей. Это просто в нашей природе.

— Красноречиво сказано. — он похлопал меня по руке и вывел за дверь к своему ожидающему Мазерати. — Ты готова к сегодняшнему дню? — спросил он, когда мы уселись в низкую желтую машину, которую я помнила с детства, и двигатель взревел, пробуждая меня к жизни.

— Либо я закончу день любовницей Данте, либо мы все завершим его свободными. В любом случае, я буду сражаться.

Он усмехнулся, заведя машину, и помчался по подъездной дорожке с ревом двигателя, словно труба, возвещающая наш призыв к войне.

— In bocca al lupo a tutti noi, — прокричал он над всей массой.

Удачи всем нам. 

Церковь была забита до отказа нарядно одетыми неаполитанцами. Все были в черном, будто это были похороны, а не праздник, но на женщинах блестели драгоценности, показывая их богатые связи в мафии, а мужчины были в солнцезащитных очках, хотя утро было прохладным, пасмурным, и свет в самой церкви был тусклым.

Мы с Торе ждали в очереди, чтобы поприветствовать всех, как отца жениха, в данном случае дядя.

— Елена, — сказал Рокко, игнорируя Торе, хотя это было чрезвычайно невежливо и, следовательно, опасно. — Ты сегодня выглядишь изысканно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спасибо, — ответила я, держась за руку Фрэнки, словно не могла вынести разлуки с ним.

Правда заключалась в том, что он встретил нас в церкви с явно растерянной аурой и не очень хорошо играл роль моего заботливого мужа.

— Ты посетишь мою вечеринку на моей вилле после, — утверждал Рокко, все еще держа руку, которую он поднял для поцелуя.

— Я бы не пропустила. — я сжала его ладонь, прежде чем решительно вырваться из его потной хватки. — У нас с Фрэнки будет что-то вроде второго медового месяца, пока мы здесь, так что мы можем ненадолго задержаться.