Сломанный лёд — 3 - Мария Карташева

был лёгкий штиль перед бурей. На последних днях срока были частые схватки, возвращалась тошнота, изжога, жутко отекали ноги, в общем, то ещё веселье. И если учесть, сегодняшнее положение дел, то перед Катей открывалась чёрное жерло безнадёжности. Она со стопроцентной уверенностью могла сказать, что ждёт ребёнка.

Шатаясь женщина выбралась из пристройки, которую когда-то отец переоборудовал под санузел и пошла в свою комнату. У неё не было сил сидеть, говорить, ей казалось, что она не может даже дышать. Происходящее вокруг было словно специально организованный для неё ад.

Катя рухнула на кровать, провалилась в липкую паутину сна и открыла глаза, только когда вечер уже полностью опустил занавеси и стало темно. Кутаясь в старую мамину кофту, женщина выбралась на кухню и удивилась тишине в доме. Везде было темно, и только из-под двери в детской пробивалась полоска света.

– Вы чего тут? – Катя глянула на Антона, читавшего книгу и Зою, возившуюся на кровати с куклами.

– Ты спала, мы поели и пошли к себе. – буркнул мальчик. – Зойка замёрзла, я дрова принёс, но не смог разжечь печь. Поэтому мы пошли сюда, здесь включил обогреватель.

– Солнце моё! – выдохнула Катя. – Какой ты молодец. А я себя плохо почувствовала и прилегла.

– Мама, ты спала с одиннадцати утра до семи вечера.

Только сейчас Катя поняла, что она свалилась сразу после приступа и уже вечер. За окнами темноту расчертили чьи-то фары, стукнула калитка, и через секунду входная дверь распахнулась.

– Кать! – раздался зычный голос Вики. – Я тебе на удалёнку клиента нашла. Деньги невеликие, но хоть что-то. Но там раз в неделю надо к нему ездить. – Вика больно ударилась о стоя́щую в коридоре коробку и зашипела. – Вы чего без света здесь сидите?

– Привет. Ты какими судьбами? – Катя глянула на подругу и нажала на выключатель.

– Такими, что у меня здесь подруга живёт, а я решила в гости приехать. Ты слышала, что я сказала?

– Да. – Катя находилась в некой прострации, в голове был туман, желудок бешено урчал от голода, а в горле стояла тошнота.

Ну чего ты стоишь-то, как замороженная? – воскликнула Вика. – Малышня, налетай, я торт привезла. Ну и кой-чего по мелочи. Пошли сетки выгружать из машины.

В притихшем доме завертелась жизнь. Катя смотрела на сына с дочкой, носящихся с сумками от машины на кухню и обратно и на душе становилось немного светлее. В эти дни, свалившиеся на неё огромной вязкой кучей проблем, боли, бессильного негодования, Катя всё время удивлялась тому какие у неё потрясающие дети. Они даже ничего не спрашивали, всё больше молчали, а если Зоя и начинала разговоры о том, когда же они поедут домой, то брат сразу её занимал игрой либо уводил гулять. Катя поймала за руку пробегающего мимо сына и, поставив его перед собой, произнесла:

– Спасибо тебе.

– Мам, чего ты?! Всё хорошо. Ты у нас самая красивая и хорошая. Не переживай. – мальчишка пожал плечами и проговорил. – Только вот со школой как быть?

И только сейчас Катя поняла, что про вопрос похода сына на учёбу она совершенно не подумала. Радовало приближение летних каникул, а к осени Катя надеялась что-нибудь решить. По крайней мере, она успокаивала себя такими мыслями.

Антон снова ускакал на улицу, а в проёме двери появилась подруга, приветственно помахав пакетом, в котором звякали бутылки.

– Для нас с тобой я привезла отличный антидепрессант.

Катя покачала головой, стало выкладывать продукты на стол и, пожав плечами, сказала:

– Это без меня.

– Почему? – нахмурилась Вика.

Катя вздохнула, присела на табуретку возле стола и, подняв на подругу глаза, попыталась ответить, но желудок снова громко икнул, и женщина, запнувшись о кастрюлю, стоя́щую на полу, опрометью кинулась в туалет под канонаду грохочущей посудины. Когда Катя выползла на дрожащих ногах обратно, то услышала, что дети громко смеются в своей комнате, а Вика на кухне что-то строгает. Екатерина, подойдя к проёму двери, прислонилась к косяку и смотрела за мерными движениями подруги, которая резво стучала ножом по доске.

– Это то, что я думаю? – не отрываясь от своего занятия, спросила Вика.

– Да. – печально ответила Катя.

– Давно знаешь?

– Сегодня поняла. – Катя, дойдя до стула, опустилась на него и припала к бутылке с газировкой, которую протянула подруга.

– Что делать думаешь? – Вика достала из пакета бутылку красного вина и два бокала.

– Мне нельзя. – вздохнула Катя, смотря, как стоя́щая напротив подруга, наполняет бокалы.

– Ты сдурела? – спросила Вика, в упор уставившись на неё. – Ты реально хочешь ребёнка оставить?

– А что ты предлагаешь? Пойти его зарезать? – Катя подняла на неё глаза.

– Катя, ты очень тяжело переносишь беременность. Ты в своём уме? А если с тобой что? Тем более уже не девочка. У тебя вон двое детей, за душой ни гроша, даже жилья толкового нет. Ты в этой, – Вика обвела взглядом унылую дачную обстановку, – берлоге собираешься его рожать, воспитывать и так далее. – Вика сделала большой глоток вина и продолжила. – Я всё понимаю, но сейчас крайне не вовремя быть дурой.

– Ну, по всей видимости, у меня абонемент в страну дураков и мне там всегда рады. – развела руками Катя и вздохнула. – Про работу мне расскажи поподробнее.

– Работа как работа. По твоей специальности. Нужно раз в неделю в офис наведываться только. – Вика остановила возражения подруги. – Я с мамой договорилась, она с Антоном и Зойкой посидит. – женщина вздохнула, с удовольствием оглядела накрытый стол и проговорила. – Жрать охота, я ж с самого утра как белка в том долбанном колесе.

Катя прислонила голову к стене, чувствуя жуткую слабость, закрыла глаза, и весь мир поплыл перед глазами, утягивая её за собой в чёрную пустоту. Странные звуки пытались пробиться сквозь ватное пространство, какие-то всполохи синего зарева блестели на границе сознания, а потом окружающий её вакуум пронзила дикая боль и всё затихло, пульсировала только темнота.

***

Каждый вечер Настя засыпа́ла, ещё не донеся головы до подушки, и каждое утро просыпалась с рассветом, когда солнце ещё только натягивало золотую струну на востоке. Сегодня дневное светило пряталось за серыми тучами, из которых нудно пел мелкий дождь, и Настя, побродив по кухонному пространству, без энтузиазма стала собираться на работу. Она чувствовала, как безумно устала, но сейчас, когда она убедила Еремея, что нужно полностью переделать и сам ресторан, и концепцию, чтобы вылезти из консервативных понятий об общепите, у неё прибавилось работы.

Насте было интересно рулить процессом, непривычной, правда, была роль стервы, но ей приходилось носить такую маску, иначе окружающие почему-то переставали работать, а ещё её несколько смущала слишком бурная личная жизнь. Еремея она видела ежедневно, хотя раньше, как она слышала, он нечасто появлялся в городе и все вопросы предпочитал решать, сидя