Как я прогуляла урок некромантии (СИ) - Виктория Миш

- Нет. Со мной всё в порядке, - отвечал фамильяр и устало прикрывал свои зеленые глазища. Сворачивался клубочком на столе и засыпал, как самый обычный кот.

Видеть его в таком безучастном состоянии было больно.

- Нет, не в порядке. Я думаю… Нет, я обязана посоветоваться с Урсулой! - со скрипом решила я и захлопнула учебник.

Что ж, придется обойтись без тренировки. Оставлять фамильяра в таком состоянии – опасно. Оно ведь отражается и на мне. Я сама плохо сплю в последнее время, чувствую подавленность и какую-то вселенную безнадежность.

Сначала я надеялась, что оно пройдет само собой и терпеливо прождала полторы недели. Но улучшений в поведении Чеша не случилось, и единственной, с кем я могла обсудить этот деликатный вопрос – была наша преподавательница по ведьмовству, Урсула. Уж она-то сама понимает, как для ведьмы важен фамильяр!

Переодевшись в спортивный костюм – теперь я предпочитала этот стиль одежды, подхватила кота под мышку и отправилась в преподавательское крыло.

Где жила Урсула – я понятия не имела, но надеялась выяснить по дороге. И меня совсем не смутил тот факт, что на часах в фойе пробила полночь.

Урсула – наша, исконная ведьма в одиннадцатом поколении. Ночью она не спит, а занимается колдовством. В этом я точно была уверена!

По академии всё время маячили какие-то тени. Они поднимались из пола, впитывались в стены и растворялись в воздухе, стоило подойти к ним поближе.

Я постучалась в две преподавательские спальни, которые по своей ауре показались мне наиболее подходящими. В первый раз мне открыл дверь Гибс собственной персоной. Это было так неожиданно – почему-то я была уверена, что живет он в Лимэсе и в академию только приходит преподавать, что едва успела нырнуть в сторону стены и спрятаться в ближайшую выемку, за высокую статуэтку рыцаря, прежде чем преподаватель физкультуры испепелил меня на месте. Еще бы он не испепелил – вышел Гибс в коридор в одних полосатых пижамных штанах и с ночным колпаком на голове. Смотрелся при этом он настолько комично, что мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не рассмеяться.

Гибс мельком оглядел коридор и быстро вернулся в свою комнату. Я порадовалась, что он не стал дотошно рыскать по академии. Меня он бы заметил сразу – рыцарь был то ли игрушечным, то ли из семейства гномов. За ним спрятаться смогла только нижняя половина туловища.

Ко второй комнате я подошла с большей осторожностью. Сначала принюхалась. Потом прислушалась. После – вызывала Чеша, чтобы спросить совета и свести риск к минимуму.

- Ты знаешь, кто там? Чувствуешь по ауре? – кивнула на темно-коричневую полированную дверь, - Там Урсула или кто-то другой? Чуешь?

- Нет, - отвлеченно ответил фамильяр, даже не посмотрев в ту сторону, - А что тебе надо?

Я простонала. Безнадежный случай.

- Оставайся здесь. Никуда не уходи!.. Я постучу в эту дверь и, если там магистр Урсула, то мы покажем ей тебя.

- Зачем показывать ей меня? – флегматично спросил кот.

Ну, хорошо хоть не сказал, что с ним всё в порядке!

Собравшись с духом, я отрывисто постучала.

Уверенности в том, что все побочные знаки я поняла и расшифровала правильно – не было. Да, линии, расползавшиеся от порога комнаты, были темно-зеленые, едва заметные, и свидетельствовали о частом использовании магии смерти. Такие линии я видела часто перед комнатой моей бабушки – она использовала в своих рецептах именно нежить и производное от ее. Лучше даже не вспоминать, что именно...

Кроме того, воздух перед входом сгущался, становился тяжелым и имел пряный сладковатый привкус.

Зелья, много сложных зелий выходило из этого помещения. Они всегда оставляют свой след в пространстве.

В связи с этим у меня были все основания полагать, что передо мной – личная комната нашей ведьмы Урсулы. И запах, и атмосфера очень подходили ей, самой загадочной и своевольной преподавательнице академии.

Урсула знала всё. В ее неполные тридцать лет она испробовала половину запрещенных зелий (остальные ей были не нужны в силу молодого возраста), побывала в каждом из Пяти королевств – так шептались знающие люди, и могла даже вернуть в существо жизнь – при условии, что окажется у тела не позднее, чем в десять минут после смерти.

Она была легендарной ведьмой. Даже моя бабушка сквозь зубы признавала, что Урли – талантливая.

И вот, я заношу свой кулачок и деликатно стучусь. Еще одно мгновение, и Чеш издает странный булькающий звук. А потом чьи-то руки – совсем не женские, хватают меня за грудки и приподнимают над полом.

- Что тебе надо?! Как смеешь ты, Грацифизус, беспокоить меня ночью?!!

Мне в лицо несется гнилостный запах. Чёрные эманации смерти, тления и вони как будто приняли материальную форму – от страха я даже не сразу вижу преподавателя и не сразу соображаю, что происходит.

В досаде морщусь – обозналась.

Абсолютно по-идиотски обозналась, ведь кроме Урсулы и Формблю был в академии еще один преподаватель, часто использующий магию смерти. И зелья. И все другие атрибуты, указывающие на ведьм. И как я умудрилась о нем забыть?!

- Ведьму Урсулу, магистр Вернс, - подавленно пищу я, - Пожалуйста, отпустите меня. Я не нарочно. Мой фамильяр болен, и я хотела попросить помощи у магистра Урсулы!..

Магистр Вернс был нашим преподавателем по философии нежити. «Какая еще философия?» - удивлялась бабушка, - «Он просто слабый ведьмак и никудышный некромант, вот ему и придумали эту дисциплину».

Действительно, ни в какой другой академии королевства Тего не водилось такого предмета. И, наверное, ни в одной академии Пяти королевств не встречался такой незаметный и неприятный преподаватель. Причем, оба эта качества в нем сочетались преотлично.

Я всё время забывала его фамилию. Вспоминала только на уроках или когда сталкивалась лицом к лицу.

Мне было всё равно, какой уровень магии у Вернса. Принимает зачеты? Задает так мало, что и готовиться не надо – и замечательно! Мы, весь первый курс, его обожаем и со снисходительностью относимся к тому, что Вернс – никакой. Не красивый и не страшный, не умный и не глупый, не требовательный, но и не мямля. Обычный преподаватель средних лет. Постарше Формблю, но насколько - я бы не смогла ответить. От сорока до пятидесяти в моем представлении простиралась бездонная яма.

И вот теперь, мучительно краснея, я дожидаюсь, пока меня отпустят на пол. И гадаю, во что мне встанет такая наглость? В отработку на поле – Вернс любил