Последние узы смерти - Брайан Стейвли

не пристанешь к нам, – сверкнула глазами Хуутсуу, – я убью тебя, а потом отдам эту семью богу. Медленно.

Незнакомец долго изучал ее с застывшим, как гранитная глыба, лицом.

– Зачем? – не сказал, а прорычал он.

– Мне нужны воины, – пожала плечами женщина. – А ты, кто бы ты ни был, воин.

– Если тебе нужны воины, что, во имя Хала, ты делаешь здесь? Бои идут далеко.

– Мы искали призраков, Малкениан. Трех призраков. Людей, похожих на тебя.

Незнакомец дернулся, как от удара, приподнял оставшийся у него топор, оскалил зубы, будто готов был кинуться на женщину и вырубить у нее сердце.

Прозвучавшие наконец слова были холоднее камня зимой.

– Каких людей?

Хуутсуу медленно покачала головой:

– У них нет имен, но одеваются они в черное. – Она указала на лохмотья незнакомца. – Как ты. Их всего трое, но они не дают нам покоя много месяцев. Перехватывают гонцов, нападают на воинов, бывает, врываются в лагерь и убивают. Те, кто за ними погонится, возвращаются с пустыми руками или вовсе не возвращаются. Лошадей у них нет, у этих троих, но передвигаются они быстро и удары наносят всегда ночью.

– Так… – Губы незнакомца скривило что-то похожее на улыбку. – И вы решили к ним пристать? Помочь им? Я думал, аннурцы – хилый, выродившийся народ.

– Эти – нет. Они закалены не хуже любого ургула. И притом они аннурцы, как возглавивший мой народ лич. Они могут знать, как его убить.

– По твоим словам, они пытались, – возразил человек в черном, – да не сумели.

– Их всего трое, – отмахнулась Хуутсуу. – Им трудно смешаться с нашими людьми. А вместе мы сумеем перерезать глотку этому личу.

– Если они прежде не перережут глотку тебе. Раз они такие грозные, как бы не нашли вас сами и не убили.

– Может, убьют, а может, и нет. Ты будешь с нами. Ты все объяснишь этим аннурцам.

Незнакомец опустил топор и надолго задумался, будто разрываясь между решениями, но под конец покачал головой:

– Нет. Я с этим покончил.

– Тогда будем биться, – пожала плечами Хуутсуу, – а после боя я отдам эту семью богу.

Валин забыл дышать и только таращил глаза. Он почти ничего не понял. Он не знал, кто такой Длинный Кулак, кто такой Балендин, почему человек скрывался в лесах, откуда он знает эту женщину и почему она называет его Малкенианом, будто какого-то аннурского императора. Он понял одно. Судьба его семьи висит на волоске. Скажет незнакомец «да», они будут жить. Скажет «нет» – случится ужасное. Он заметил, что всхлипывает, стонет, уткнувшись лицом в грязь.

– Ничего, Валин, – донесся через поляну голос матери. – Просто лежи смирно, сын. Все будет хорошо.

Он поднял голову, нашел ее взгляд, увидел протянутую к нему руку. Ее загораживали ургульские копья и ургульские кони, но он видел ее глаза и слышал голос.

– Все хорошо, Валин, сынок. Все хорошо.

Рядом с ним, справа, шевельнулся незнакомец. Мальчик повернул голову и увидел, что тот всем телом развернулся к нему.

– Как тебя зовут, малый?

– Валин, – заикнулся он. – Назвали по принцу. По старшему сыну императора.

Он не понимал, зачем черному это знать, но пока они разговаривают, они не убивают.

«Пожалуйста, – взмолился он про себя, обращаясь к любому богу, какой мог его услышать. – Пожалуйста, говорите!»

А Хуутсуу, к его великому изумлению, хохотала. Смотрела на человека в черном и хохотала без удержу. Незнакомец повернул голову к ней и снова к Валину, словно изучая его. Наконец он как будто расслабил плечи. И кивнул.

– Ладно, – проворчал он. – Все равно мне надоело обкрадывать детские ловушки.

– Так я и думала. – Женщина говорила так, как если бы знала все заранее, а натянутые луки и нацеленные копья были только для виду. – Плоть у тебя закалена, а в сердце осталась мягкость.

Встретивший ее взгляд черный казался каким угодно, только не мягким.

– Может статься, ты еще пожалеешь, – сказал он.

– Тем интереснее, – улыбнулась всадница.

Отвернувшись от незнакомца, она отрывисто скомандовала, и ургулы поехали прочь с поляны, обращая на Валина и его родителей не больше внимания, чем на грязь под копытами. Валин круглыми глазами смотрел на незнакомца, который склонился над ним, за шиворот поднял на ноги и уставил на него свои страшные глаза.

– Ты храбрый парень. Молодец. Как бы тебя ни звали, ты лучше любого сраного императорского сынка. Понял?

Валин нерешительно кивнул. Незнакомец еще долго смотрел на него, потом тоже кивнул.

– Хорошо, – ворчливо бросил он и, отвернувшись, прошагал через поляну.

Человек выдернул свой топор из спины убитого ургула и пнул труп ногой, как гнилое негодное полено – ни на сруб, ни на дрова не сгодится.

13

– Адер лжет, – сказал Каден.

Киль разглядывал его в приглушенном свете лампы. Почти сразу после разговора на причале Каден вернулся на тридцатый этаж, в свой кабинет, – задержался только, чтобы послать слугу разыскать историка. Он дожидался Киля и обдумывал разговор, уставившись сквозь стену закаленного стекла на город внизу и перебирая в голове каждый жест и каждую фразу Адер, высматривая за словами правду. Киль появился к ночи, и к тому времени самые черные подозрения Кадена переросли в уверенность.

– В чем? – спросил Киль и, прихватив оливку из деревянной мисочки на столе, встал у прозрачной стены рядом с Каденом.

Тот помолчал, снова вызвав в памяти сама-ан сестры – ее глаза, губы, напряженные мышцы челюстей. Поразмыслив над застывшим образом, он медленно запустил его движение и стал обращать внимание на ее запинки, на мгновения, когда она отводила глаза.

– Не во всем, – наконец решил он. – Но по части Валина она что-то скрывает.

Киль не сводил взгляд с города. Он с бесстрастным лицом молча ждал продолжения.

– От Гвенны и ее крыла, – негромко рассуждал Каден, – я узнал кое-что новое. Талал, их лич, сказал, что Валин встречался с Адер в Аатс-Киле, это городок на южной оконечности озера Шрам, за несколько дней до начала сражения.

– А твоя сестра, – заключил историк, – утверждает, что вовсе его не видела.

– Именно так. – Каден покачал головой. – Но почему?

Он снова всмотрелся в запечатленный образ.

Кое в чем он сразу узнал в Адер женщину, выросшую из той девочки, с которой Каден много лет назад простился в аннурской гавани. Глаза, конечно, не оставляли простора для ошибки – у Адер они всегда горели ярче и жарче всех, даже когда жив был отец. И абрис лица он узнал: вытянутый тонкий овал, высокие скулы, узкий подбородок. Все ее черты, которые он перебирал одну за другой, соответствовали чертам худенькой