Зубы дракона - Николай Дашкиев

Уже несколько раз Калинников порывалоя на помощь Лаптеву, которого полюбил за непримиримую откровенность, за достойное похвалы упорство и настойчивость, однако сознавал, что это ни к чему, снова садился за стол, чтобы ежеминутно поглядывать на часы и ждать сводок с "наблюдательного пункта".

Как на войне, один из санитаров с биноклем в руке сидел на дереве и докладывал обо всем происходившем во дворе старого Ойяма. Был момент, когда в лагере подняли тревогу и схватились за оружие. Калинников пристыдил слишком воинственных медиков. Теперь положение, кажется, улучшилось: толпа разошлась, шум утих. И лишь Андрей Лаптев оставался один на один со смертью. Что же он сейчас делает?

Раздумье Калинникова прервал негромкий рокот автомобильного мотора, а следом за этим испуганный голос дежурного:

- Товарищ профессор!.. Товарищ профессор!

Калинников выбежал из палатки:

- Что случилось?

- Украли!.. "Виллис" украли!.. Я стою, вдруг..

- Успокойтесь. Никто его не крал. Мисс Майя по моему разрешению поехала домой. Она просто забыла вас предупредить.

Калинников посмотрел вслед машине. Она, подпрыгивая на ухабах, с бешеной скоростью мчалась к плотине. В сумерках лучи фар то чертили по земле, то взбирались вверх, почти до облаков.

- Разобьется, чертова дивчина! - восхищенно сказал профессор. На миг на сердце стало тепло и приятно, будто он встретился вновь со своими юными годами и приветствовал их, как дорогих друзей.

В самом деле, разве ему, Калинникову, могло помешать чье-то запрещение, если бы речь шла о жизни любимого человека?.. Сейчас, когда поседели виски и тело донимают всевозможные болезни, можно соображать мудро и рассудительно. Он сделал это: уговаривал девушку, доказывал, запрещал. Если бы она подчинилась, похвалил бы ее разумом. Но сердце сказало бы: нет, не любит она Андрея!

А может быть, так было лучше? Какая-то горькая эта любовь - очень пылкая, способная на самопожертвования, но печальная, обреченная на вечное беспокойство. Ах, Андрей, Андрей! Почему ты не сдержал своего порыва в те минуты, когда сердце еще не опалило огнем?

- Михаил Петрович,- послышался голос с дерева.- Можно слезать? Уже ничего не видно. В хижине зажглась аккумуляторная лампочка, но кто-то сразу же занавесил окна.

- Хорошо, слезайте. У Лаптева, наверное, все в порядке. Еще долго стоял профессор возле своей палатки, бесстрастно поглядывая на яркие звезды, на вершины деревьев, которые вырисовывались на фоне неба дрожащими расплывчатыми силуэтами, и думал о том, как быстро проходит жизнь и подходит старость. Как-то незаметно для самого себя задорный кочегар Мишка Калинников превратился в опытного, солидного профессора, который, слава богу, живота не нажил, но уже поседел и лишился половины волос из буйного чуба. Тот Калинников, Мишка, раздувая ноздри, принюхивался бы сейчас к неповторимым запахам ночных джунглей, порывался бы куда-то в погоню за мечтой, как четверть столетия назад, когда перед ним в стамбулском тифозном бараке она явилась в исповеди умирающего академика. Тот Калинников, горячий и нетерпеливый, помчался бы сейчас к больной с твердым убеждением, что только его присутствие спасет ей жизнь.

Милый, смешной мальчишка! Он полагался только на себя, на свое мужество и самоотверженность и с большой неохотой отдавал даже малую часть тяжести, которая отягощала неокрепшие плечи. Может быть, поэтому у него и не хватило настойчивости осуществить мечту Федоровского о жизнетворных белках из жестких опилок и бурьяна.

Вот теперь, с опытом и знаниями, взяться бы за все сначала. Но - поздно. И кто знает, что лучше: горячий порыв солдата, врывающегося первым во вражеский окоп, или мудрая рассудительность полководца, который, сидя в надежном блиндаже, очень часто решает судьбу битвы.

И вновь мысль профессора вернулась к открытию академика Федоровского и к Сатиапалу. Обидно сознавать, что открытие, по праву принадлежащее Советскому Союзу, чахнет в руках человека, не способного довести дело до конца.

С мыслью о том, что нужно любой ценой заставить Сатиапала выполнить последнюю волю академика, Калинников и уснул.

Его разбудил негромкий звук автомобильной сирены.

Профессор схватился ,и выскочил из палатки. Ему навстречу бежала Майя, а из "виллиса" вылезал Сатиапал.

- Михаил Петрович, дорогой, как дела?.. Простите меня за своеволие... Я просто не могла... Где Андрей Иванович?

Девушка, очевидно, не уснула и на минутку. Ее черные глаза лихорадочно блестели, волосы растрепались, на одежде и на лице лежал слой серой пыли.

- Доброе утро, мисс Майя. Все в порядке. Я сейчас поеду к Лаптеву. Хорошо, что вы привели машину.

- Здравствуйте, господин профессор,- подходя, поздоровался Сатиапал.- Мы поедем вместе.

- Здравствуйте. Я полагаю, вам лучше этого не делать.

- Вы ошибаетесь.

- Возможно. Что ж - прошу. Мисс Маня, вы остаетесь.

Девушка умоляюще взглянула на отца, но тот отвернулся и пошел к машине. Через минуту "виллис" выехал из лагеря.

Почти все время ехали молча, и только вблизи от хижины старого Ойяма Сатиапал сказал:

- Я хорошо знаю, что происходит в Калькутте. Именно для того, чтобы кровавая резня не повторилась здесь, я и приехал сюда.

- Будьте осторожны, господин Сатиапал!

Навстречу машине спешил высокий широкоплечий юнота. Он преградил путь к хижине и угрожающе спросил, обращаясь в основном к Сатиапалу:

- Кто такие? Что нужно?

- Нам нужно видеть русского врача,- быстро ответил Калинников, не желая, чтобы в разговор вмещался его спутник. Но тот пренебрег осторожностью.

- Я - Сатиапал и хочу поговорить с мусульманами Навабганджа. Но прежде всего мне нужно видеть больную.

- Нет! Уходи прочь, раджа! Ты не переступишь порога этой хижины! Хватит того, что натворила твоя дочь!

- Одумайся, глупец!..

Неизвестно, как закончился бы этот далеко не миролюбивый диалог, если бы на крыльцо не вышел Андрей Лаптев. Он молча, устало поклонился Сатиапалу, пожал руку Калинникову и тихо сказал:

- Хаким, успокойся. Ты ищешь врагов не там, где нужно.

- Как больная? - хрипло спросил Сатиапал.

- Немного лучше. Уснула.

- Я привез вам лекарство. Вот оно.

Андрей возражающе покачал головой и незаметным движением глаз показал на Хакима, который впился взглядом в сверток в руках Сатиапала.

- Вы убеждены, что пенициллин поможет?

- Да.

- Хорошо. На всякий случай знайте, что я буду здесь.

Сатиапал круто повернулся и пошел к машине. Калинников дружелюбно улыбнулся:

- Устал, Андрей?

- Очень.

- Что передать мисс Майе?

- Да что же...- Андрей изображал из себя равнодушного.Скажите, пусть не волнуется, больная поправляется.