Везёт же людям... - Владимир Леви

Знание о человеке всегда и избыточно, и недостаточно. Знаешь, как человек ходит, что делает и говорит в тех или иных случаях, какой у него нос, какой почерк, какие рубашки предпочитает — но не знаешь, какое это имеет значение. А какое-то, несомненно, имеет. Что важнее, например, для предсказания возможности предательства — как человек ведет себя или какие у него глаза?

А может быть, уши?.. (Лично мне самую большую информацию на этот счет дает запах, если, конечно, нет насморка).

Непрактический интерес к ближнему отличает человека от обезьяны (впрочем, и обезьяны очень любопытны).

И если желаешь стать человеком в том смысле, какой имел в виду Достоевский ("Я изучаю эту тайну"), интерес к живому должен стать главным двигателем; любопытство к людям — ненасытным, неограниченным. Вопросы — впереди нужд, впереди жизни.

И не надейся, что когда-нибудь постигнешь людей и вылечишься от себя…

В. Л.

После службы в армии я поступил в педучилище, на физкультурное отделение. До педучилища жил в селе с родителями. Знакомая учительница уговаривала пойти в педагогический — отказался, а после армии уже сам поступил в педучилище. Был я мотострелком, сержантом, выбрал профессию спортивную.

Учиться осталось еще полгода. Посчастливилось уже поработать в школе, немного узнал труд учителя, побыл в учительском коллективе.

Так вот, когда я решил поступить в педучилище, о том, что постигнет меня, конечно, не знал… Заниматься было интересно, но теоретические предметы изучал формально, через неделю-другую уже забывал… Так было два курса.

Перед началом последнего года задумался и решил, что жизнь прожил по течению. Делал все только потому, что так надо было: это «льзя», это «нельзя». Вздумал даже бросить учиться, пойти работать… В школе встретился с людьми, влюбленными в свое дело, мне у них очень понравилось. Но я чувствовал себя не в своей тарелке, на уроках бывали срывы. Скрывал свое состояние, переживал одни…

Сейчас сторонюсь людей, стесняюсь, говорю не то, что хотелось бы…

Посоветуйте что-нибудь, если можете. (.)

(…)

Это мое второе письмо к вам. Мне все труднее и труднее. Ничего делать не хочется. Зачеты еле-еле заставляю себя сдавать… Не уверен, что смогу после училища работать. Не имею права учить детей, — самому не удалось человеком стать. Слишком мизерно отношусь ко всему хорошему. Не знаю подлинных ценностей, они почему-то не прививаются во мне. Апатия ко всему безоговорочно, даже к родителям и к любимой… Нужно какое-то чудо, взрыв всего того, что умертвляет во мне желание посмотреть на мир другими глазами. Заболеть и вылечиться!..

Или произойдет чудо, или дальше жить нельзя, потому что бессмысленно…

Никому еще не рассказывал, что творится со мной, только вам. (.)

(!)

Твое второе письмо убедило меня, что "болезнь роста" подошла у тебя к моменту кризиса. Проявляет себя и в симптомах физиологических. Налицо депрессивное душевное состояние, с его типичными симптомами: общей мрачностью и чувством бесперспективности; снижением активности и работоспособности; глубокой заторможенностью чувств, когда кажется, что их совсем нет (а на самом деле они просто в глубокой защитной спячке), и — главное — резкой недооценкой себя и своих возможностей, ложными самообвинениями.

Как это обычно бывает, причины и следствия в твоем сознании поменялись местами. Тебе кажется, что ты плох, никуда не годен, и закономерный результат этого — твоя тоска и апатия. Все наоборот: это твое настроение сейчас окрашивает тебя во все оттенки черного цвета.

Тебе кажется, что ты бесчувственный, из-за этого не можешь раскрыться людям. А на самом деле чувства твои просто во временной «отключке», они уснули, как спит уставший ребенок. Чтобы проснуться бодрым. И… выросшим.

Парадокс очень частый, даже закономерный: у молодого человека, переполненного избытком душевных и физических сил, возникает такой вот кризис с подавленностью, с чувством полнейшего упадка, ничтожества…

И может напрочь исказить и картину мира, и собственное представление о себе самом. Я сам пережил в своей жизни даже не один и не два таких периода, когда было и упование на «чудо» и на какой-то «взрыв», и даже попытка покончить все это другим способом… Могу теперь, оглянувшись, сказать: да, они тяжелы, эти полосы, они опасны, страшны. Но я о них ничуть не жалею. Наоборот — считаю себя обладателем драгоценного душевного знания, которое не далось бы мне никаким другим путем, никаким образованием. Горжусь и радуюсь, что побывал "на том свете" или на чем-то, ему равнозначном, подобно Дантову аду, и могу не умозрительно, а опытом собственной души понимать тех, кому приходится помогать. Знаю, знаю, что там, в ледяных пустынях, во мраке, вызревают семена радости…

А сейчас — ТЕРПЕНИЕ. Терпение, основанное не на тупой покорности и не на наивном ожидании чуда, а на точном и уверенном ЗНАНИИ, что:

кризис минует; за падением следует подъем; за страданием — радость; за пассивностью — активность; за бесчувствием — полнота чувств; за безжизненностью — расцвет жизни; за тупиком — выход; время работает в твою пользу, и в депрессии — особенно, хотя кажется, что совсем наоборот, что время вообще останавливается или идет назад; на самом же деле депрессия есть крайняя степень отдыха души и исподволь готовит к действию новые ее силы — ты еще убедишься в этом;

самовосприятне во время душевной депрессии резко искажено — в сторону отрицательную во всех отношениях; в действительности — все с обратным знаком: ты великолепнейший человек с глубокими, сильными чувствами и высокоразвитой волей, но ты этого не ведаешь — как куколка, съежившись в тесном коконе, не знает, что она бабочка и скоро будет летать;

следовательно:

не доверяй своему состоянию — и тем мыслям, которые оно тебе внушает; но доверяй своей природе — поверь, что она знает тебя лучше.

Итак, сегодня, сейчас — главное: ОТПУСТИТЬ себя, ПОЗВОЛИТЬ себе быть «бесчувственным», «сухим», «вялым», малоконтактным к проч. и проч. — на все ДАТЬ СЕБЕ ПРАВО. Полное, убежденное — право своей природы. Куколка должна посидеть в коконе, подождать… (.)

Плачь, если плачется,а если нет, то смейся.а если так больнее, то застынь — застынькак лед.окаменей,усниПрипомни:неподвижностьесть завершенный взрыв,прозревший и познавшийсвой предел.Есть самообладание у взрыва.Взглини, взгляни, какая сила волиу этой проплывающей пылинки,какая мощь — держать себя в себе,собою быть, ничем не выдавая,что взрывом рождена и что мечтавсех этих демонов и мелких бесенят,ее переполняющих,единственная — взрыв!— о, наконецраспасться, расколоться и взорваться!..

Двойники, двойники — одинаковые и разные… Сколько же вас у меня собралось?.. Зачерпываю наугад — похоже?..

В. Л.

Я никогда и никому не смогу рассказать то, что мне хочется поведать вам.

Мне уже 31 год, замужем 10 лет, муж — чудесный человек. Есть ребенок — Анечке 9 лет. Работаю на заводе.

Казалось бы, все хорошо, только бы жить да жить. Да только не дает мне жизни моя болезнь. За четыре года я дважды лежала в нашей областной психоневрологической больнице. Второй раз после реанимации — мне не хотелось больше так существовать. Люблю жизнь, очень хочу жить и держалась бы за нее и руками и зубами, как говорится, но… Болезнь дает право только на существование…

Когда я попала первый раз в больницу, я оглянулась на прошлое и, к своему страшному горю, поняла, что больна какой-то ужасной болезнью. "С чего, с чего все началось? — думала я. — С рождения или позже?" Трудно понять. Мне всегда с большим трудом давалось общение с людьми. Всегда очень тянуло к людям, но спокойно было только в одиночестве, за рукоделием… 6 лет подряд я пыталась выступать со сцены — хотелось петь, есть вокальные данные, — но каждый раз это было пыткой. Стоило мне только выйти на сцену, меня сразу охватывал какой-то испуг, я терялась, у меня изменялся голос, забывала слова, кровь ударяла в голову, лицо пылало. Каждый раз успокаивала себя, что это просто молодость, природное стеснение, которое надо побороть. Но проходили годы, а все оставалось по-прежнему. До больницы была какая-то все-таки радость, а после, когда поняла, что больна, — все померкло… Одни напоминают мне, что со мной очень трудно общаться, другие — что я не от мира сего…

Тяжело слышать то, от чего сердце и так разрывается.

Этот проклятый испуг забрал всю мою жизнь! Он мешает мне говорить с людьми, слушать их, понимать. Каждый день, да что там день — час, минута проходят в напряжении, на пределе возможностей. И, конечно, волей-неволей каждый день с самого утра вопрос: зачем так существовать?..