Маленькая повесть о двоих - Юрий Ефименко

—◦Ну а скажите честно,◦— говорила Валя и подавала ему очередные пакеты, банки, которые он заталкивал под куриц, укладывал экономно, чтобы оставалось еще место,◦— виноватым вы бываете? Так, чтобы сердиться на себя?

—◦Да вот недавно — и предателем!.. Поднимаюсь вверх по Тургеневой, догоняю девчушку-кроху. Тащит здоровую сумку. Пустые бутылки гремят. Сумка за асфальт цепляется, по ножкам ее колотит. Наверное, «Минеральные воды» шла обменять. Что за сукины дети, думаю о родителях, погнали, нагрузили такого ребенка! Никакого человеческого соображения! Обогнал ее и пошел себе дальше. Нет бы помочь! Донести. Сообразил минут десять спустя только!

В разговоре он уловил ее полушутливый и полусерьезный тон, не выбивался из него в свою очередь и незаметно смешивал шутку с грустью, со спокойствием — взволнованность. И его грусть и взволнованность можно было ощутить только самой глубиной души.

—◦А вы задумывались, что делает людей такими или иными?◦— Умник в очередной раз перекинул авоську из руки в руку.

—◦О! Об этом не надо и задумываться: только и слышно — семья да школа! Только никак не понять — кто же больше?

—◦Вот-вот!.. А больше — вся мощь нашего культурного воспитания, то есть — наличная, окружающая его с детства культура. А это — все, что он видит, слышит, испытывает. Все, что читает или, наоборот, не читал, поскольку не приучен и не любит читать. А во-вторых, он сам себя. По достижению духовного совершеннолетия. Если его достиг. Потому что пока иной доберется до самого себя через различные обстоятельства, условия, да еще и через неумелое, неквалифицированное воспитание,◦— какие угодно перекосы в нем бывают. Рост духовной культуры людей дело медленное, трудное. Зато прямо оказывается и выражается в уме и доброте людей, в их умении и готовности работать добросовестно, толково, в их желании стремиться к этому. Поверьте, самая главная профессия человека — доброта… Извините, длинно говорю. Не утомил? Мне давно с вами хотелось поговорить.

—◦Об этом?

—◦Да не только!

—◦О чем же больше всего? А! Об НТР!..

Умник отмолчался, и молчание затягивалось.

—◦Я не обидела?◦— встревожилась Валя.

—◦Ну-ну!.. Соображаю, как ответить… Вы даже не представляете, какая в вас кроется редкостная, удивительная женщина! Вот вы смотрите, говорите, двигаетесь — не представляете, насколько это красиво. Сколько может быть в женщине красоты! Зеркало этого никогда не подскажет… Нет-нет, Валя, это к сожалению, не изъяснения в любви на изящный манер отошедших лет! С этим у меня худо — напрочь разучился любить кого-нибудь со временем… Мне очень хочется предупредить вас: все девяносто девять, что большинство особых ваших женских талантов, могут так и остаться невостребованными! Неиспользованными жизнью. И это самый страшный груз, чем мы старше и меньше надежд!..

—◦Но послушайте!◦— взволнованно воскликнула, перебила его Валя.◦— Редкостная! Таланты! Удивительная! Да ведь это не я. Вы обманываетесь и нечаянно хотите обмануть меня. Я самая обыкновенная! Разве не видно? Да при всем моем вот таком (она очертила руками широкий круг, насколько хватило) самолюбии — самая заурядная середнячка. Пусть бывают и хуже меня, зато лучше — сколько угодно! Да посмотрите вокруг!

—◦У вас комплекс Золушки,◦— улыбнулся Умник.

—◦Что это еще такое?

—◦Ничего страшного. Для здоровья не опасно… У многих женщин эта удивительность и таланты. Да только так закопаны, забросаны всяким нажитым мусором — не докопаешься. У вас они ближе лежат, наружу, открыты.

—◦Вы думаете, их могут украсть?

—◦Да, Валя! Могут просто ограбить вас. Да и будут стараться,◦— без какой-либо шутливости, грустно сказал Умник.

—◦Господи! Что это за странности?

—◦Могу ручаться: сейчас на одну умную, развитую женщину — по десять остолопов-мужчин! Вот и душевное одиночество, непонимание со стороны мужа или друга, так сказать, и других.

—◦Не жалуете вы мужчин.

—◦Ну их к черту!.. У женщин движение, тяга к толковому, интересному, умному. За последние двадцать лет — очень заметные! Разговариваешь с женщинами — дивишься. Суть в их живом интересе ко всему, что происходит, к разумному, к искусствам, к науке, ко всей вселенной. У женщин будто толчок. Не соглашаются с той жизнью, которую им подсовывает судьба. У мужчин — спячка или растерянность. Смотрите — будто мода пошла: жены намного старше мужей. Повальным стало. Ищут сразу и жену, и мать! Вот и я боюсь за вас — не потеряйтесь, не растеряйте себя! Не закрывайте на жизнь глаза, но и не давайте ей себя ослепить! Будьте осторожны в трате сил, но и берегитесь все время отступать!..

—◦Спасибо! Только зачем мне все это? Ну зачем? К чему мне должен быть нужен ваш благородный поступок?◦— тихо изумилась Валя.◦— Что мне с ним прикажете делать?

—◦Запомнить!..◦— он странно (для случая, для встречи еще малознакомых людей) вдруг остановил ее и совершенно по-отцовски, твердой и нежной рукой, поправил ей воротник, пригладил, стряхнул с него открытой ладонью изморозь.◦— Но… можно и написать в газету. Поблагодарить неизвестного спасителя.

—◦Он так и останется неизвестным?◦— Валя не кокетничала, хотя и вышло у нее почти так.

—◦Не останется. Если не вернусь, напишу вам. Знаю куда. И знаете о чем прежде всего?.. Правда, начну с какого-нибудь необходимого нравоучения или полезной информации. Я недавно не удержался. Ехал на «двойке». И входит в автобус молодая женщина. На руках крепкий, здоровый ребенок-мордуленчик, с год ему. Сумка. Зонтик, авоська. А еще коляска складная. Глянул на нее и оторваться не могу — прекрасна до невероятного! Какое лицо!..◦— Валя ощутила в себе нарастающую глуховатую обиду, словно каждое подчеркивание, упоминание достоинств совершенно незнакомой ей молодой женщины было укором или выговором ей, отнимало у нее что-то.◦— Я худо ли бедно знаю живопись — школы, художников, полотна, каноны женской красоты. Не по первому впечатлению сужу… Могу сравнить только — с Джиокондой. Нет-нет, они совсем не схожи, ничего внешне общего, и она не улыбалась — какой тут, черт, улыбаться! Скоро было сходить — пыталась снова собрать все свое имущество, да еще бутуза тащить. У нее была такая же глубокая красота — нужно всмотреться. Это у ямы дно сразу видно, а у колодца — постой, наклонись да присмотрись-ка! Понимаете ли, броская красота — всегда стереотипна. Тут же — неповторимость! Глубина — во все прошлое человечества! Не преувеличиваю. И самое главное — с ее лица читается такой притягательно-женский характер, светлый, нежный и неробкий… В общем, сходить нам оказалось вместе, на привокзальной площади. Вынес я ей коляску. Через минуту вернулся — она еще возилась с ребенком, усаживала, и говорю ей честно: «Вам обязательно надо второго ребенка! Нельзя, чтобы такие гены пропадали для человечества!..»

И Валя расхохоталась — вот так конец истории!

—◦Да при чем же второй ребенок?◦— сквозь смех сказала она.◦— Вы бы лучше телефон ее спросили или рассказали бы ей все это — про Джиоконду, мировые каноны, про самоощущение!..

—◦Ну как при чем?◦— засмеялся вслед за ней и Умник.◦— Да тут дело простое. По генетической раскладке первый ребенок получает генный код, основные черты — отца, а второй — матери. Ну это не значит, что дочь должна быть тогда обязательно копией матери, но многое перейдет. И между прочим — гарантия, что будут и еще красивее потомки, пусть в третьем, хоть в четвертом поколении… Вот вы теперь почаще катайтесь на «двойке» и всматривайтесь. А встретите мою Джиоконду, все ей подробно расскажите. А то нам потомки не простят. К тому же она вам больше поверит, чем мне!

Ему казалось (может быть, и не только от собственного желания, чтобы так и было), Валя вполне принимает его мысли, вдумывается, запоминает, отыскивает к ним свою дорогу. Ему верилось, им встретиться, им одолеть все, что будет ставить между ними жизнь, которой словно только и дело разделять, разлучать людей, хоть верстами, хоть усталостью, а хоть великим числом житейских неурядиц, да еще и настроений, глупых поступков, неудачных слов. А не свидеться — свет на нем, что ли, сошелся клином?◦— она сможет сберечь свою теплую нежность, мягкую участливость и затаенную, если уж неоткрытую, любовь ко всему миру. Как бы ей ни пришлось!

Он смотрел и смотрел на нее. Молодое женское лицо, которому ты рад, и обращенное сейчас к одному тебе — светлый праздник на прощание!

Валюша Мельникова! Увидел ее впервые — прошла мимо в коридоре, ничего не подозревая и не замечая пристального взгляда на нее — вдруг остро захотелось: полюбила бы вот такая!.. А не судьба. Поздно!..

Любаша! Любаша ты моя славная! Ну зачем так напрасно сердечко себе тревожишь? Я здорова. Все-все у меня в порядке. Начальство — уважает. Ты — рядом, заботишься. На душе спокойно. Я — думаю. Просто думаю. Весь день. И среди ночи.