Разбойничья злая луна - Евгений Юрьевич Лукин

говоря, опасался, что Алият снова потребует вина. Открепил и достал из шкафчика серебряный тонкостенный кувшин, взял чашку и, стараясь не расплескать, налил до краёв.

Алият выпила её залпом и протянула снова:

— Ещё…

Он налил ещё.

На этот раз Алият пила медленно, с остановками. Допив всё до капли, тупо уставилась на дно чашки. Веки дрогнули, начали смежаться, и Ар‑Шарлахи подумал было уже, что Алият сейчас снова повалится на ложе и заснёт, как вдруг она тряхнула головой и уставилась на него в тревожном недоумении.

— Слушай… — сипло сказала она. — Мне приснилось?.. Что у мальчонки горло перерезано?..

— Нет, — отводя глаза, глухо сказал он. — Не приснилось.

Повернулся к шкафчику, отправил кувшин на место, затянул на серебряном горлышке крепёжную петлю и, закрыв дверцу, обернулся.

Алият всё ещё соображала.

— Это… ты его?.. — недоверчиво спросила она наконец.

— Нет. Он сам…

— А‑а… — Алият покивала. Потом горестно усмехнулась. — Это он тебя испугался… — сообщила она. — Дурачок…

— Может, ещё воды?

Она отрицательно помотала головой.

— Что там у нас делается?..

— Гонят, — со вздохом отозвался он и сам удивился своему равнодушию. — Как всегда…

— Я нужна?

— Да нет, пожалуй… Отдохни пока…

Пригнувшись, вышел из каюты и закрыл дверь. Слышно было, как Алият со слабым страдальческим стоном снова простёрлась по низкому ложу…

Да что же это такое?! Ар‑Шарлахи взялся за ноющий бьющийся висок. Когда его привели к Ар‑Мауре? Когда это было? Дней пятнадцать назад… То есть ещё пятнадцать дней назад он дурачился в кофейне, обрывал лапки противозаконной мухе, развлекался стишками — и вдруг… Да что же это за смерч такой подхватил его на двадцать девятом году жизни? Ну не может, не может столько событий вместиться в пятнадцать дней!..

Последнюю фразу он выкрикнул шёпотом, потом обессиленно всхлипнул и, пользуясь тем, что никто его сейчас не видит, обмяк и привалился плечом к переборке. Постоял так, собираясь с духом. От Алият сейчас проку мало… Значит, нужно вернуться в рубку…

Он решительно оттолкнулся плечом от переборки, но тут «Самум» покачнуло особенно резко. Со стороны кормового отсека донёсся глухой негромкий стук.

Ар‑Шарлахи нахмурился и, пройдя по коридорчику до конца, приоткрыл дверцу. Под кормовым люком кто‑то привольно разметался на небрежно развёрнутом ковре.

— А ну‑ка встать! — придя в ярость, рявкнул Ар‑Шарлахи и, поскольку пьяница не отреагировал, рванулся к лежащему, намереваясь разбудить его пинком.

Вовремя понял, в чём дело, и остановился. Ну конечно… В суматохе погони про зарезавшегося разбойничка просто забыли, так и бросили под кормовым люком, замотанного в ковёр. Потом, надо понимать, «Самум» закачало на барханах, и покойник стал кататься из стороны в сторону, пока не освободился от своего кокона окончательно.

«Дурачок…» — беспомощно подумал Ар‑Шарлахи, глядя на осунувшееся жёлтое лицо, на котором до сих пор была оттиснута та шалая безумная улыбка.

Он присел, сложил мёртвому руки по швам и принялся снова закатывать его в ковёр. Потом отодвинул засовы и с натугой потянул за канат, приподнимая крышку люка. В щель ворвался ошпаривающий, секущий лицо редкими песчинками ветер. Надо было бы, конечно, отправить труп за борт руками, но руки теперь были заняты — пришлось столкнуть ногой.

— Да будет ласкова к тебе злая луна… — пробормотал Ар‑Шарлахи, отпуская канат и задвигая тяжёлые деревянные засовы.

* * *

Дело шло к вечеру и к гибели. Ар‑Шарлахи стоял, с ненужной силой стискивая нижнюю кромку лобовой амбразуры, когда в полу откинулась крышка люка и в рубку поднялась угрюмая Алият. Судя по опущенным тяжёлым векам и частым вздохам, чувствовала она себя по‑прежнему неважно. Молча обошла штурвал и, встав рядом с Ар‑Шарлахи, через силу оглядела колеблющиеся пески.

А вот дальше… Опытному закоренелому пьянице Ар‑Шарлахи не раз приходилось видеть, как мгновенно трезвеют от страха. Но он впервые видел, чтобы кто‑нибудь вот так, в считанные секунды, излечился от похмелья. Алият отпрянула от прорези и уставила на него тёмные, широко раскрывшиеся глаза.

— Ты что? — страшным шёпотом произнесла она. — Ты куда гонишь? Ты знаешь, что там, впереди?

И Ар‑Шарлахи поразился ещё раз — теперь уже её способности с первого взгляда определить, где они находятся и в каком направлении движутся.

— А ты посмотри, что позади, — процедил он, и Алият кинулась к амбразуре заднего обзора. Замерла, с отчаянием считая дымные гривы, встающие на зыбком горизонте.

— Что ветер? — бросила она, не оглядываясь.

— Крепчает…

— Плохо… — она упёрлась кулаками и лбом в заслонку толстого стекла и снова застыла. Потом медленно обернулась. — Жаль… — изронила она, слегка приподняв брови. — Так я, значит, до них и не добралась…

— До кого?

Ответа не последовало, но Ар‑Шарлахи уже и сам понял, о ком идёт речь.

Дверца, выводящая на палубу, приоткрылась рывком, и в щель просунулась голова Айчи.

— Лако готовится к повороту! — крикнул он. — Запрашивает, что делать дальше!..

Все повернулись к правой амбразуре. Действительно, чуть приотставший «Белый скорпион» выкинул алый вымпел.

— Если ложиться в поворот, то сейчас! — сказала Алият.

— И что будет?

Алият не ответила. Айча ждал приказа.

— Передай: следую прежним курсом, — каким‑то вялым стариковским голосом проговорил Ар‑Шарлахи. И, видя, что Айча исчезнуть не торопится, вскинул глаза. Разбойник смотрел на главаря с откровенным недоверием. — Ты что, не понял?

Айча судорожно кивнул и медленно прикрыл дверь. Слышны были только свист и треск песчинок в плетённых из пальмового волокна парусах да стоны и скрипы деревянных сочленений корабля. В рубке все молчали и смотрели на Ар‑Шарлахи.

— Будем гнать до темноты, — ворчливо пояснил он. — А там, может быть, проскользнём как‑нибудь… Луна на ущербе…

— До темноты? — взорвалась Алият. — Как раз на кивающие молоты и наскочим!..

— «Скорпион» уходит, — сообщил один из рулевых.

Белая одномачтовая каторга медленно отваливалась влево.

— Не успеет… — с сожалением обронил второй штурвальный. — Перехватят… А у него в одном Кимире два смертных приговора… А уж в Харве…

Дверь открылась снова.

— Люди отказываются идти дальше! — испуганно доложил Айча. — Говорят: там кивающие молоты…

— Кто отказывается? — спросил Ар‑Шарлахи, не отводя взгляда от амбразуры. — Все?

— Н‑ну… большинство…

Приступ злости был настолько силён, что на какое‑то время Ар‑Шарлахи даже перестал чувствовать усталость.

— Пусть прыгают за борт! — процедил он. — Скорость у нас небольшая…

Айча снова помедлил, надеясь, что главарь шутит. Но главарь, кажется, не шутил…

— Ты что, вообще решил не поворачивать? — истерически выкрикнула Алият.

Ар‑Шарлахи молчал, сутулясь и всматриваясь в мёртвую зыбь мелких барханов впереди. Потом наконец повернулся. Глаза у него были совершенно больные.

— Как ты думаешь, — тихо спросил он, — что с нами сделают, когда поймают?.. За мятеж на «Самуме», за Зибру…

— Но ведь это же кивающие молоты!.. — еле выговорила