Нам с тобой нельзя (СИ) - Орлова Юлианна

Он или она вдыхает в вас жизнь. Освещает путь. И делает вас лучшей версией самого себя.

Эти двое тогда у высокого дерева еще не знали, что спустя много лет они найдут друг в друге спасение, веру, надежду и свет. Яркий и согревающий.

СВЕТА

Я с трудом распахиваю глаза. Тупая всепоглощающая боль сковывает тело, а голова так вообще просто неподъемная. Каждый вздох сопровождается свистящим звуком, издаваемым, казалось бы, усохшими легкими. Заплывшим глазом не видно ровно ничего, может мне кажется, конечно, но ощущения, что я, по меньшей мере, умерла и попала в ад.

 Меня связали, это без вариантов, но даже если бы я и захотела шевельнуться, не вышло бы. Тело онемело и напоминает сплошную кровоточащую рану, агонизирующую сильнее с каждым движением. Наверняка смотрюсь как один безобразный синяк.

А, впрочем…Какая разница, если, судя по всему, ничего хорошего мне грозит? Даже свет в конце туннеля в самом оптимистическом раскладе кажется сюрреалистичным.

Обветренные и потрескавшиеся губы плотно сжимаются армированным скотчем, даже слабые шевеления сопровождаются пронизывающей резью в израненной плоти.

Когда удается поднять голову, хоть это и похоже на попытки пробежаться по битому стеклу, ну или опуститься в кипящий чан, я понимаю, что нахожусь в огромном спортзале с разбитыми окнами. Сквозь них гуляет холодный ветер и скрипит старой арматурой, которая раньше служила защитными решетками — остатками былой роскоши, что висит на волоске.

Сейчас раннее утро или только опустившийся на город вечер, не могу разобрать. А все потому что точно не понимаю, сколько была в отключке, но состояние явно хуже того, что было. Как получается еще мыслить — для меня загадка, ответ на которую я и знать не хочу.

Тут много людей. Слишком как для простой охраны хилой девчонки, которая не то что сбежать не смогла бы уже, а даже моргнуть лишний раз не в состоянии, однако для показательного выступления и устрашения приманки такие молодчики подходят в самый раз.

Я ровно посередине огромного пространства и спиной чувствую направленные на меня плотоядные взгляды, все слишком быстро становится понятным. Как по паззлам складывается картинка.

Он согласился.

Нет, нет, нет! Я начинаю жалобно скулить. Жестокая реальность с новой силой обрушивается и не щадит, абсолютно игнорирует мое и без того взвинченное состояние.

  Я просто приманка, а он придет сюда в любом случае, чтобы получить пулю в лоб.

— А вот и гости, — та тварь, которая первая со мной заговорила, обходит мою изувеченную фигуру и становится впереди. Массивная фигура могла бы страшить, но мне плевать. На себя так точно.

Сложно дается воспринимать реальность, но, когда мой перепуганный и наполненный отчаянием взгляд сталкивается с Никитой, гордой походкой вышагивающим навстречу мне в свете тусклых фонарей, я понимаю, что ломаюсь. Вот прямо сейчас раскалываюсь на миллион частей.

Слезы брызжут из глаз, и нет больше обиды, ревности или еще каких стенаний, есть только острое желание оказаться в сильных руках и прижаться к груди, чтобы выплакаться за все и сразу, а еще рассказать, как я пыталась. Пыталась выбраться, но потерпела фиаско. 

На плече Никиты висит дорожная сумка, а сам он в обычном свитере и джинсах, чисто визуально никакого оружия…как и сопровождения. Нет!

Мужчина смотрит на меня так, как тогда…в моем сне, уверенный в исходе, но при этом наполненный до краев яростью, она плещется в его глазах серной кислотой. Мой скулеж становится громче, я больше не контролирую себя. 

Тяжелый взгляд Никиты меняется, все моментально заволакивает волнением, это всего лишь вспышка, а потом двери его души громко закрываются, и я снова вижу уверенного в себе мужчину, на лице которого не дрожит ни единый мускул.

—Я пришел, вот он я. Девочку отпусти, — Никита бросает тяжелую сумку на пол. Я жадно слежу за каждым его движением и молюсь, чтобы это закончилось хорошо. Ведь мой папа придумал что-то, да? Он бы в жизни не отпустил его так.

Моя вера практически нерушима.

—Ты не в том положении, чтобы указывать, — прокуренный голос набатом стучит в пространстве.

—Да что ты? — мой мужчина насмешливо кривит губы. —Евстахов, давай закончим со всем быстро. В сумке то, что ты просил, но в денежном эквиваленте, хватит на сотни новых жизней, и плюс вот он я. Тебя никто не будет ловить и тебе не собираются мстить, кромсай или изрешети — плевать. Но ее, — переводит взгляд на меня, — ты отпустишь прямо сейчас.

Этот самый Евстахов подходит к Никите и направляет на него пистолет.

—Ну ты сам попросил.

Щелчок предохранителя вырывает с корнем мое сознание. Я кричу так, что, кажется, голосовые связки рвутся под напором. Глаза застилает мгла…

Звучит выстрел, оглушающе громкий, он пронзает мое сознание насквозь. Связки немеют, и я начинаю задыхаться, как выброшенная на берег рыба.

Нет, только не он. Только не он! Взгляд вперяется в Никиту, меня точно подводит зрение, это та самая оптическая иллюзия, ведь как иначе он может стоять целым и невредимым? Не осознаю даже, в какой момент воздух постепенно начинает заполнять легкие, свист в ушах стихает, и я наблюдаю за тем, как тело мужчины, грозившего мне изнасилованием, с громким стуком падает на пол, а люди, недавно наставляющие на меня оружие, сейчас наводят его на своих же, тех, с кем стояли по одну сторону баррикад.

Все они бегут в сторону парней, которые сейчас пытается скрыться. Это же явно было близкое окружение. Боковым зрением я вижу движение, но мой взгляд прикован лишь к одному человеку тут.

Нервные окончания замыкаются, я вся натягиваюсь струной, а затем отпускаю себя.

Никита движется в мою сторону, и я больше ничего не могу понять, абсолютно, только слезы льются по щекам, и тело невыносимо ноет, в него словно тысячи игл впиваются. Когда мужчина опускается передо мной на колени и развязывает, я еле держу голову. В какой-то момент ситуация становится для меня слишком невыносимой, абсолютно точно, в груди начинает противно тянуть, а язык в пересохшем рту немеет. Все просто выходит из-под контроля окончательно и бесповоротно.

—Все, все хорошо, моя девочка, сейчас, — я плачу и беззвучно открываю рот, каждый вздох дается мне с трудом. Меня мгновенно обволакивает, укутывает запах Никиты.

Мужчина касается моего лица, приподнимает и заставляет посмотреть на себя, но мои глаза не хотят открываться.  Как же так, я так хочу посмотреть на него и много чего сказать.

—Света!

Я не знаю, что чувствую, это какое-то всепоглощающее счастье наряду с исключительным отчаянием, которое я еще никогда в своей жизни не испытывала. Только бы еще стало хоть чуточку теплее, и можно было бы жить. Чуть-чуть тепла, пожалуйста. Какой контраст, я вся горю, мне жарко и одновременно холодно, это долбанное чувство невозможно описать, как невозможно понять фразу “сгореть во льду”, я в нем горю.

—Никита, — хриплю в ответ и прижимаюсь горячей щекой к его руке. Сейчас она прохладная и мне так хорошо, бесконечно приятно, как будто ты после ожога руку под холодную воду пускаешь. Облегчение волной накатывает на меня и крепко обосновывается в груди. А конечности тем временем покрываются тонким слоем льда.

—Все будет хорошо, мы сейчас поедем в больницу. Все будет хорошо.

Мужчина берет меня на руки, и дальше я плыву. В его нежных и одновременно грубых объятиях я как дома, мне спокойно и легко, нет больше страха, как и нет зла, висящего над головой грозовым облаком. Он все тучи разогнал одним своим присутствием.

Домой. Дома, очевидно, что хорошо. Там мама и папа, я так хочу обнять их и попросить прощения, мне так стыдно, и только сейчас я вдруг понимаю весь спектр этих чувств. Мамочка и папочка, мне так жаль.

Не понимаю, ни где я, ни что происходит. Бесконечная вереница движений сопровождает каждый мой вздох, а затем вдруг становится тепло. Мое подрагивающее тело прекращает безумные конвульсивные содрогания.