Бояръ-Аниме. Одаренный: кадет - Тим Волков

если битва продолжиться тут, то могут пострадать другие пассажиры. Поэтому нужно было срочно увести противника в безопасное место.

— Харуко, беги к проводнику, предупреди об опасности!

— Но...

— Я справлюсь!

На самом деле я просто не хотел вплетать в эти разборки девушку, потому отправил отсюда. Сам же, отвесив Крысе звонкий подзатыльник, сиганул прямо в расплавленное окно.

Крыса рассвирепел. И тоже рванул за мной.

Конечно же, я не выпрыгнул под колеса поезда. Ловко зацепившись за небольшие выступы над окном, я подтянулся и заскочил на крышу вагона.

Крыса тоже оказался не пальцем деланный. И также оказался наверху.

Все вокруг грохотало, поезд набрал максимальную скорость и мчался на всех парах вперед. Поверхность вагона под ногами тряслась и было сложно удержаться. А еще к этому необходимо было драться с Крысой.

Противник остервенело швырнул в меня огнешар.

Я пригнулся. И едва не полетел вниз, в самую грохочущую бездну.

Крыса довольно оскалился. Вновь активировал Дар.

Целый сноп искр сорвался с его ладоней. И вновь тонкая гудящая струя огня прорезала метал, направляясь прямо ко мне.

Нужно было уходить. Еще один такой залп — и он будет резать сидящих пассажиров. Но куда бежать?

Ответ пришел довольно скоро. Я вспомнил что впереди, сразу после тепловоза, был подсоединен почтовый вагон. Там людей нет и возможность кого-то покалечить снижается в разы.

Туда я и рванул.

— Я знал, что ты трус! — в спину крикнул мне крыса.

И рванул за мной.

Самым проблематичным, как оказалось, было не уворачиваться от летящих огненных сгустков, а перепрыгивать вагоны. Сталь обшивки была замасленная, из-за чего ноги предательски скользили. В один из прыжков я все-таки поскользнулся и полетел вниз.

Ноги свесились вниз, а рука все же успела зацепиться за ребро жесткости.

Я висел прямо у окна и мог видеть, как пассажиры обедают в вагоне-ресторане. Подавали дичь, гусиный паштет, сухое белое вино. Трапеза у всех была размеренной и никто даже не обратил внимания на то, что-то кто-то болтается снаружи. Возможно, это и к лучшему — паники мне тут не нужно.

Крыса, бегущий позади, ликующе закричал.

Рано радуешься!

Я подцепил носком ботинка небольшой выступ, подтянулся. Весьма вовремя. Подскочил Крыса, ударил огнем. Но я уже перекувырнулся и ушел ему за спину. А потом сделал подсечку.

Крыса охнул, упал. Покатился к краю. Паника заиграла в глазах противника, Крыса схватил за выступ, прилип к поверхности обшивки словно пиявка.

Но висел он не долго, словно ошпаренный подскочил, вновь оказался на крыше.

Отсюда, с крыши, уже было слышно гораздо громче утробный рев механического зверя. Поезд низко рычал, гудел, сопел, разгоняя поршни и передачи, демонстрируя несравненную мощь и силу. Несколько сотен стали неслись вперед, словно таран, и остановить его ничего не могло. Упади вниз — и колеса вмиг превратят тебя в кровавое облако.

Видимо на это и рассчитывал Крыса, когда подскочил ко мне и вместо хорошего мужского удара подло толкнул в спину. Это было неожиданно. Я попытался ухватить противника, но тот словно настоящая крыса извернулся, пискнул и отскочил в сторону.

И вновь я полетел вниз, на этот раз схватиться за выступ не успел. И полетел прямо в обрыв...

Если бы не табличка «Москва — Нижний Новгород», висевшая посреди вагона, моя жизнь уже бы оборвалась. Но табличка — стальная, сделанная на совесть неизвестным слесарем, прикрученная четырьмя шурупами, чтобы какие-нибудь хулиганы не смогли ее открутить на какой-нибудь станции, — спасла мне жизнь.

Я схватился за нее, больно содрав ногти. Но что эта боль по сравнению с тем, что под ногами громыхает несколько сотен килограмм железа, выкованного в колеса? Попади туда нога — и нет ноги. Попади туда голова — нет и головы. Для колес поезда, казалось, преград не было никаких. Они готовы были перемалывать любую плоть — будь ты хорошим, или плохим, блондином или брюнетом, Крысой или Пушкиным.

Я висел на одной табличке и смотрел вверх. Мысли мои лихорадочно пытались найти выход из ситуации. И как назло ничего не лезло.

Выглянул Крыса — осторожно, боясь упасть. Увидев, что я до сих пор жив, злобно зашипел. На пальцах вновь начали наворачиваться искры.

Меня стала одолевать ярость.

Крыса был силен — по сравнению с тем противником, который сражался со мной в Школе, он был теперь на уровень выше. Но разве меня это остановит?

Я активировал Дар и кинул в Крысу невидимую сеть ровно в тот момент, когда в его руках назрел приличный огненный шар.

Мощная волна оттолкнула Крысу, шар тут же потух.

— Черт! — выругался Крыса.

Я же натянул невидимые нити, возвращая их обратно к себе. Словно ковбой, поймавший в лассо жеребца, я схватил потоки Дара Крысы, обжигая руку, создал огнешар и швырнул его в противника.

Это было неожиданно. Крыса явно не ждал такого, потому даже не успел отскочить. Языки пламени ударили его в самое лицо, опаляя волосы, брови, ресницы. И пока противник кричал, пытаясь смахнуть с себя огонь, я подтянулся и в один прыжок вновь оказался на вагоне.

— Я тебя убью! — зарычал Крыса, увидев меня.

Выглядел он жутко — обожженное лицо напоминало маску смерти. Глаза горели адским пламенем. А рот перекосило от злобы, обнажая зубы.

— Убью!

Крыса бросился на меня.

— Ты обезумел! — зарычал я, отбивая удары.

Мне хотелось докричаться до него, хотя я и понимал, что это бесполезно. Крыса слишком далеко зашел. И точка невозврата была пройдена.

— Убью! Убью! Убью! — как молитву повторял он, осыпая меня хаотичными ударами.

Их было легко отбивать, никакой техники в них уже не было. Пустышки.

Крыса истошно закричал. И рванул прямо на меня.

Все произошло за мгновение.

Я увернулся, отойдя в сторону. И на противоход ударил того в бок. Крыса ухнул, а потом вдруг неуклюже поскользнулся и полетел на край вагона.

Ухватиться он не успел, руки его скользнули по гладкой обшивке.

Крыса закричал, упал. А потом его крик потонул в колесных ударах и жутком хрусте костей. Все было закончено. Крыса был мертв.

* * *

Я вернулся обратно в нужный вагон, осторожно залез в окно. Там меня ждала Харуко. По моему виду все прекрасно поняла. Я устало сел, привел себя в порядок. Проверил себя на предмет травм. Но все было в порядке. Только болели пальцы, которым сегодня выпало самое сложное испытание — держать меня над пропастью.

Я надеялся лишь на одно