Герой пера - Эльза Вернер

– Измена! – загремел его голос громко, на весь парк. – Нападение! Неприятель здесь, в гроте.

В то же время Фридрих выстрелил в глубь грота и, схватив Джен за руку, побежал с нею к замку.

Крик Фридриха был услышан ближайшими часовыми, затем передан дальше и достиг замка. Однако и неприятель не бездействовал. Убедившись, что скрываться дольше бесполезно, французы открыли стрельбу, пытаясь убить караульного. Шесть выстрелов раздалось одновременно; Фридрих не обратил на них внимания, но Джен с тихим стоном опустилась на колени – она была ранена в ногу.

– Вперед, мисс! Идите за мною в кусты! – крикнул Фридрих и поднял молодую девушку.

Она хотела последовать за ним, но, несмотря на все усилия воли, не могла устоять на ногах и снова опустилась на землю.

– Бегите! – беззвучно сказала она. – Спасайтесь, я останусь здесь.

Фридрих смотрел на Джен, но не видел ее прелестного, бледного личика, не думал о том, что перед ним – беззащитная, раненая женщина, которую ему придется бросить, если он желает спасти собственную жизнь; он только ясно вспомнил фразу своего господина, которую тот произнес, расставаясь с ним: «Скажи доктору, что мисс Форест была для меня дороже всех на свете и что я прошу его защищать ее до последней капли крови, если это понадобится».

Не говоря ни слова, он взял Джен на руки, как ребенка, и с этой ношей отправился в обратный путь.

Все это было делом одной минуты. Французы не думали преследовать уходивших; они, вероятно, предполагали, что часовые близко, и предпочитали не выходить из засады. Однако они не хотели отпустить безнаказанно того, кто выдал их. Снова раздались выстрелы, направленные из грота вслед Фридриху. Беглецы все еще были на открытой поляне, а лунный свет освещал их и давал возможность врагу ясно видеть цель. Фридриху понадобилось втрое больше времени, чтобы спрятаться в кустарник; не будь у него ноши на руках, он скрылся бы от неприятеля в течение нескольких секунд.

Джен обхватила руками шею солдата. Ее рассудительность не покинула ее и в этот опасный момент. Она знала, что малейшее ее движение еще больше затруднит бегство Фридриха, и потому не шевелилась в его руках. Около них свистели пули, но, как видно, французы были не очень умелыми стрелками. Но один из выстрелов достиг цели – Фридрих на мгновение остановился, стон вырвался из его груди.

– Господи, вы ранены! – воскликнула Джен и хотела соскочить на землю, но Фридрих еще сильнее обхватил ее, не выпуская из рук.

Он продолжал медленнее, тяжелее, чем раньше, продвигаться вперед. Джен слышала его хриплое, неровное дыхание, по ее опущенной руке текло что-то горячее и липкое. С тревогой посмотрела она на солдата и невольно испуганно отвернулась: ей показалось, что она видит мертвое лицо своего отца. Обычно простое, неодухотворенное лицо Фридриха в этот момент было поразительно похоже и на лицо Джен, и того, кто уже давно покоился в гробу. Страдание облагородило и изменило черты Фридриха. Он теперь был так похож на членов семьи Форест, что не требовалось никаких других доказательств для определения его близкого родства с ними. Теперь он проявлял ту же энергию, ту же твердую непоколебимость, которые были отличительными чертами покойного Фореста и его дочери.

Фридрих совершил нечто превосходящее человеческие возможности. Истекая кровью, он перенес Джен через поляну и выпустил ее из рук лишь тогда, когда они очутились в безопасном месте.

В замке, между тем, принимались спешные меры; раздавались команды офицеров, с быстротою молнии пронесся тревожный сигнал по деревне, и поручик Витте с отрядом солдат, бывших в замке, бросился к статуе Флоры.

– Ты говоришь, они в гроте? – торопливо, на ходу спросил Витте Фридриха, узнав его. – Присоединяйся к нам, и вперед!

Он устремился дальше, солдаты последовали за ним, но Фридрих не присоединился к ним. Он постоял несколько секунд, покачнулся и свалился, как сноп, обливая светлый мундир темно-красной кровью. Джен вскрикнула и опустилась на траву рядом с ним. Брат своим мужеством спас жизнь сестры!

Прошел час. Стычка оказалась легче, чем предполагали. Небольшой отряд французов, спрятавшихся в гроте, имел намерение пробраться в замок, где жили, как им было известно, немецкие офицеры. Французский отряд надеялся захватить спящих врасплох и взять их в плен, а затем, соединившись с войсками, бывшими в засаде в горах, разбить ту часть прусского полка, которая находилась в деревне. Поднятая Фридрихом тревога помешала выполнению этого плана. Французский отряд был перебит, несколько человек взято в плен; двум или трем удалось убежать обратно в лес. Среди немцев было несколько раненых, но убитых – никого. Фридриха, оказавшегося единственной тяжелой жертвой этой стычки, отнесли в комнату Джен и положили на ее постель.

Молодая девушка сидела возле солдата. Ее собственная рана не представляла опасности; правда, Джен временно не могла ходить, но доктор Беренд нашел ее рану вполне излечимой, и, положив какое-то лекарство, забинтовал ногу.

У окна комнаты стоял Аткинс и молча наблюдал эту сцену. Джен поспешила сообщить ему, кто такой Фридрих, и лицо старого американца сразу утратило обычную иронию. Беспомощно и неподвижно лежал на постели тот, кого так долго искали родители, кому они хотели отдать свое богатство, предоставить все блага жизни. Из-за этого солдата Джен, его сестра, переплыла океан, странствовала по всему свету, а он жил месяцы под одной кровлей с нею, и она свысока смотрела на бедного малого, оскорбляя его своим высокомерием! Правда, он не получил такого воспитания и образования, как его сестра, но меньше всех был виноват в этом. Этот наследник миллионера-отца вырос в нужде и бедности, выполняя роль простого слуги, и был еще счастлив, что судьба послала ему доброго господина. А в тот момент, когда его жизнь должна была круто измениться к лучшему, когда он нашел сестру и должен был вступить в обладание полумиллионным состоянием, смерть была у его изголовья.

Доктор Беренд, которого Аткинс посвятил в тайну происхождения Фридриха, с грустью признал, что нет никакой надежды на выздоровление молодого Фореста. Рана его была смертельна. Фридриха возможно было бы еще спасти, если бы он сразу после ранения укрылся в каком-нибудь безопасном месте; но страшное напряжение, которое он делал, продолжая идти с тяжелой ношей на руках, вызвало внутреннее кровоизлияние, скорая кончина была неизбежна.

Раненый все время находился в глубоком обмороке. Вдруг он пошевельнулся, открыл глаза и, увидев доктора Беренда, стоявшего у постели, тихо спросил:

– Приходит мой конец, доктор?

Беренд обменялся взглядом с Джен; она попросила его скрыть истину, а потому он подошел к больному и сказал: