Власть и совесть. Политики, люди и народы в лабиринтах смутного времени - Рамазан Абдулатипов

Для своего времени выдвинутые Лениным и Сталиным идеи свободы самоопределения, равноправия всех наций, недопущения национального угнетения имели прогрессивное значение. Они сыграли позитивную роль в становлении позиции российской демократии по национальному вопросу. Беда в том, что фактически, на деле имело место жестокое угнетение окраин. Редкие проблески демократизма в виде законодательного регулирования, предоставления прав и самостоятельности регионам носили преимущественно декоративный характер. Ленин, безусловно, сделал шаг вперед по сравнению с царским самодержавием, однако его принципы и благие намерения остались на бумаге, тогда как реальная жизнь в СССР свернула на привычную великодержавно-шовинистическую колею. Против ленинско-сталинской политики, за действительное самоопределение выступил Пятаков. Он заявил: «Прочь всякие границы! Нет необходимости в условиях наступающей мировой революции обманывать людей. За единую неделимую Россию – без разговоров! Чтобы пойти на это, надо всеми нациями, входящими в состав России, принять право на свободное отделение и образование самостоятельного государства». Такой «смелости» не хватает даже лозунгам нынешних лидеров, хотя стоит заметить, что эта идея содержалась еще в Декларации прав народов России.

Ленин особое внимание уделял мусульманам России, высказывался за их право беспрепятственно устраивать свою национальную жизнь, недвусмысленно говорил о допустимости сохранения религиозных обычаев. Он указывал на особый статус этих народов и особую настороженность к Дагестану, кавказским народам, с учетом традиции… Но одно дело – идейная и политическая ориентация, и совсем другое – ее практическое осуществление, несшее на себе печать невежества, стереотипов и предрассудков, классовой узости.

Все народы на равных основаниях вошли в СССР и Российскую Федерацию. Но как произошло объединение? Мирным путем сохранить целостность Союза, как и целостность самой Российской Федерации, вряд ли удалось бы. Уже XII съезд ВКП(б), по существу, одобрил и руководящую роль центра, и отход от декларировавшейся ранее самостоятельности республик. Воспользовавшись отсутствием на съезде из-за болезни Ленина, Сталин попытался включить все национально-государственные образования в состав Российской Федерации. С близлежащими республиками Северного Кавказа, Татарией, Башкирией это произошло без больших проблем. С отдаленными от Москвы более крупными республиками возникли определенные трудности. Тем не менее опасение, что мировой империализм попытается уничтожить поодиночке рабоче-крестьянские государства, если они будут разобщены, сыграло свою роль. Их удалось зажать в один кулак, объединить в единый государственный организм. Шла жесточайшая классово-политическая борьба, и национальный вопрос стал ее заложником.

Но процесс объединения проходил сложно. Поначалу проект вхождения в состав Союза не получил всеобщего одобрения. Украина, Белоруссия, члены Закавказской Федерации испытывали колебания. Формально идея объединения была выдвинута X съездом ВКП(б), на котором восторжествовал классовый, с позиций диктатуры пролетариата и пролетарской солидарности, подход к национальным проблемам. В то же время в резолюции съезда подчеркивалась необходимость более быстрого становления национальной государственности в советских республиках. В частности, ставилась задача догнать ушедшую вперед Центральную Россию, помочь этим народам обрести советскую государственность, соответствующую их бытовым условиям, развивать и укреплять у себя действующую на родном языке администрацию. Говорилось о роли экономики, о власти, которую представляли бы местные кадры, о развитии школ с преподаванием на родном языке.

На основании этой резолюции в республиках стали решаться кадровые вопросы, началось возрождение национальной культуры и традиций, что дало толчок развитию национального самосознания. На этом фоне активизировались националистические движения, угрожавшие стабильности обстановки в Союзе и Российской Федерации. В ответ в партии и государстве активизировались сторонники великодержавного подхода. Тон здесь задавали, как это часто бывает, обрусевшие инородцы, склонявшиеся к русификации, русскому великодержавному шовинизму. Ленин, видевший опасность Этого уклона, активно выступил в защиту интересов грузинской группы Мдивани, направил письмо с выражением ей своей поддержки. Он даже потребовал исключения из партии Орджоникидзе и наказания Дзержинского, намеревался поставить вопрос о снятии Сталина с поста Генерального секретаря ЦК ВКП(б). Сталин же полагал, что именно либерализм Ленина в решении национальных вопросов может привести к развалу государства.

Суть расхождений между Лениным и Сталиным в вопросах национально-государственного строительства заключалась в подходе к вопросу о том, каким должен быть Союз: подлинной федерацией, основанной на делегировании республиками полномочий центру, или же федерацией по форме, но жестко централизованной по существу. Мдивани, которого так яростно клеймили Сталин, Орджоникидзе и Дзержинский, был сторонником первого варианта. Он заявил на XII съезде ВКП(б), что надо определить самые главные наши комиссариаты, которым в полной мере мы будем подчиняться в своих республиках, но при этом нациям надо отдать другие комиссариаты, где они могут проявлять свою волю, свое умение хозяйствовать, умение творить новую жизнь. Примерно то же самое приходилось говорить М. С. Горбачеву в 1990 году.

Ленинскую идею о передаче возможно больших полномочий республикам, национальным комиссариатам разделяли и другие, в частности глава украинского правительства Раковский, ставший позднее жертвой репрессий. В противовес им Сталин твердо выступал за единое централизованное государство. Всякое стремление к национальной самостоятельности и национальной государственности он рассматривал как опасный уклон. Вот почему, в частности, он симпатичен нынешним унитаристам. Никак недостает демократического терпения по-человечески, без ущерба и для государства, и для наций отрегулировать этот вопрос. Сегодня особенно.

У каждого народа сохранились свои тяжелые воспоминания о претворении в жизнь национальной политики царей и большевиков. Украине ее присоединение к России принесло русификацию, а в советский период – голод. Крайне противоречива история взаимоотношений России с Кавказом.

Спору нет, за годы Советской власти достигнуто немало в развитии культуры, языков, образования. Но при чем тут исторические завоевания, когда уничтожен цвет интеллигенции, созданной, кстати, после революции? Ее представители были истинными патриотами своего Отечества. И тот факт, что в момент демократического развития общества, демократизации национальных отношений мы начали разбегаться по своим углам, говорит о дефиците самых прочных связей – духовных, которые творит именно интеллигенция. Истребив ее, истребили тем самым духовно-нравственные истоки межнационального демократизма, сотрудничества народов. Разве можно говорить о действительном межнациональном единстве и его прочности, если в памяти возникают десятки репрессированных и депортированных народов? О какой справедливости, какой национальной чести или достоинстве можно вести речь, когда насильственной депортации подверглись целые народы – корейцы, чеченцы, немцы, ингуши, турки-месхетинцы? Последние вынуждены скитаться по стране до сих пор. Последствия диктатуры и сегодня препятствуют нормальному развитию и взаимоотношению народов в рамках бывшего Союза. Это один из факторов его разрушения. Вот как дорого обходится антидемократия в национальном вопросе.

Однако все это, на мой взгляд, не может заслонять реальных завоеваний дружбы народов, не должно служить оправданием ее уничтожения. Всегда верил и верю, что дружба народов – не идеологический миф, а реальность, часть жизни десятков, сотен миллионов людей различных национальностей. Об этом нельзя забывать. Альтернативы сотрудничеству нет, но нет альтернативы и национальной самостоятельности, независимости, демократическому развитию межнациональных отношений. Крайности в сфере национальных отношений ведут к трагедии.

Именно в шараханиях от одной крайности к другой истоки беспомощности политики Горбачева, приведшей к кровопролитию на межнациональной почве. Политика Ельцина пока представляется мне большими обещаниями при малых возможностях. Чаще всего он не спешит предпринимать что-либо, пока не возникнет чрезвычайная ситуация, как это случилось, например, с Чечено-Ингушетией и Осетией. Тут Ельцин и Горбачев весьма схожи. У обоих не сложились четкие ориентиры в национальной политике, оба своей позицией затрудняют выход на такие ориентиры, хотя у Бориса Николаевича более развитая интуиция в этих вопросах. Это его зачастую выручает.