Генерал-адъютант его величества (СИ) - Михаил Леккор

— Ваше императорское высочество! — низко поклонился он, — это был корнет Берг. Только он уже жив. Вот он.

Говорил он цесаревичу, но остальные тоже имели уши и услышали. Какое-то время наступила мертвая, почти звенящая тишина.

— Но ведь этого не может быть! — воскликнул представительный врач. Накануне высокого гостя он в числе других был в составе комиссии. Берг действительно умер, и это было не удивительно. Он оказался весьма слабым раненым, и врачи считали, что раненый умрет со дня на день. Глубокое ранение в бедро и перемежающая лихорадка. И что же делать, это война! Кто-то погибает, в том числе и молодые, как это не бывает жаль. Николай Александрович Мещеряков на это уже не раз смотрел и особых чувств мертвые не вызывали. А вот вновь оживавшие из мертвого состояния вызывали и еще как! Прямо до икоты!

Он с изумлением смотрел на живого и веселого Берга и не мог этому поверить. Час — максимум полчаса он сам трогал его труп и был твердо уверен, что он мертв!

— Ущипните меня кто-нибудь, — попросил врач слабым голосом, — корнет Берг, хоть вы скажите, мертвы вы или живы? И как это произошло?

Спрашивал он у раненого, но ответил Макурин. Он уже знал по прошлой жизни, что большинство людей твердо разделяли науку и религию. И, тем более, человек чем он был образованнее, тем меньше верил в Бога. По крайней мере, в российской действительности XIX века так было точно. И этот образованный явно в европейском университете врач был характерным примером.

— Он был мертвым, или, точнее, почти мертвым, но я обратился к Богу, — громко сказал попаданец, — и Господь решил, что этот молодой человек, павший за правое дело, достоин еще жить. Вот в пожилом состоянии, оставив после себя потомков, он может подняться на Небо. А пока никак нельзя-с.

Николай Александрович замолчал. Его разрывали противоположные чувства. С одно стороны, как опытный врач, он верил только практике. Сегодня Берг был уже мертв, а в чудо он не верил. Но с другой стороны, черт побери, он снова жив и приходилось этому верить, ибо господин Макурин врачом не был точно, а вот священнослужителем и даже святым был. И он сам неоднократно слышал о его чудесах, но не верил. И вот попался сам. И что с ним ему делать? Отвернуться и бежать от раненого, плюнув на священную клятву Гиппократа? Или все-таки махнуть рукой и молча делать свою работу?

Помявшись немного, все же подсел к раненому и начал проверять корнета по проверенному в XIX веку шаблону — температура, пульс, сетчатка глаз, дрожание конечностей. Все вроде бы в норме, кроме одного — вчера он был в полумертвом состоянии с тенденцией к мертвому, а сегодня наоборот. И лихорадка вроде бы заметно сбавила темп. Тьфу!

Мучительные колебания врача Мещерякова были настолько очевидны, что Макурин решил отвернутся, чтобы не расхохотаться. Вот позору-то будет. Люди-то страдают от ран, тяжело, но лечатся. А он, как клоун…

Повернулся к цесаревичу. Тот ничего удивительного, как и смешного не видел, стоял у старшего офицера в этой палате и расспрашивал, как идет война.

Подполковник Иванов, старший офицер кирасирского Елизаветпольского полка, считал, что хорошо и, если так они будут воевать дальше, то с победным концом.

Ответ его удовлетворил. Он собственно, интересовался даже не фактами, их можно было узнать и в донесениях, а каким образом отвечают. Офицеры были бодры и веселы, не смотря на ранения и это было хорошо.

Глава 14

Сама выдача орденов была произведена весьма просто и буднично. Ни тебе оркестра, ни печатания сапог по гравийной поверхности. Раненые же, некоторым вообще двигаться нельзя, больно и врачи не разрешают, чтобы раны не потревожить. Цесаревич Александр, правда, сначала пытался произвести торжественную обстановку, но потом махнул рукой и повел себя так сказать по-домашнему.

Собственно и награждать было не за что, конкретных подвигов у раненых не было, кроме самих ран, и ордена поэтому числились на торжества невысокие. Станислава IV и III степени и, соответственно, Анны. Чиновники на праздники награждались такими наградами каждый год десятками тысячам, не меньше. Единственно, чем отличались сегодняшние ордена, так это знаками мечей. Сразу видно, не за просиживание штанов награждали.

Подполковник Иванов единственный, кому дали Станислава II степени с мечами, но опять же из-за высокого чина, маловато ему уже Станислава IV и III.

По правде говоря, хотя об этом и не говорили вслух, настоящей наградой для всех раненых было благословение святого, от которого у них сразу же улучшалось физическое и моральное состояние. Андрей Георгиевич на них не скупился, а Алексею Бергу так вообще была дана высокая награда прикосновение православным крестом. Протестант Берг и не думал протестовать по этому по этому поводу. Во-вторых, это была новая государственная политика и кто он такой, чтобы хоть пошевелиться. Во-первых же, и это в главных, энергетика креста святого была столь высока, что корнет почувствовал, что несносная лихорадка, которая уже практически его похоронила, окончательно была изгнана из организма. А рана на бедре начала сильно чесаться, что, как известно, в большинстве случаев означало быстрое восстановление.

Наградили, еще раз пожелали скорого восстановления и отправились с чувством выполненного долга обратно на свою квартиру. А там уже их ждал посыльный от фельдмаршала в высоком для курьера звании полковника. Впрочем, и получателями послания были люди не простые — цесаревич российского престола и святой, провозглашенный недавно императором покровителем Земли Русской.

Сам Макурин, правда, был последним титулом не очень доволен, полагая, что уж очень он высоковат для его небесного состояния. Но Николай I, чтобы не поднимать ненужную дискуссию, несколько схитрил и поставил попаданца перед фактом. А тому уже нечего не оставалось, как смириться.

Полковник, ожидаючи их, сидел в темных сенях практически час, но зато какая ему была выделена честь — цесаревич и наследник Александр дружески похлопал по плечу, а святой благословил.

В свою очередь полковник-курьер вручил каждому из них персональное приглашение на обед. Нет, торжество было не особо парадное, во всяком случае, полковник затруднился в определении его статуса. Хозяева и сами догадались причиной такого довольно странного поведение Витгенштейна. Статус его высоких гостей был весьма высокий, при чем определить, кто из них более высокий, а кто менее было для российских поданных затруднительно. Вот фельдмаршал и хитроумно обошел