Кровавый рассвет - Дмитрий Казаков

Естественно, пришелец быстро завоевал уважение.

И Ларин был польщен, когда старый горный мастер однажды пригласил его в гости. Каково же оказалось удивление молодого гнома, когда вместо посиделок с пивом он угодил на настоящий молебен, посвященный неведомому богу, которого все называли Тринадцатым.

Тогда он впервые увидел золоченый диск со Звездным Кругом, жезл в виде молота и высокую шапку из черного сафьяна с раздвоенным верхом.

«Ты можешь пойти к жрецам и донести на нас, – сказал старый мастер после того, как молебен завершился. – Или вернуться к обычной жизни и забыть обо всем. Или стать одним из нас, пустить Господина в сердце и постигнуть тайны, что известны только посвященным».

Ларин подумал и выбрал третий вариант.

После этого было много всего, он разбогател, даже выкупил шахту. Женился, завел детей, но все это время продолжал ходить на тайные собрания, где участвовал в молениях и кровавых жертвоприношениях.

А когда старый мастер, достигший преклонного возраста, отдал душу Господину, Ларин фа-Тарин неожиданно для себя был избран главой ячейки из двадцати шести слуг Тринадцатого. Тогда он подумал, что через какое-то время так же умрет на руках верных соратников…

Но изгнанный и сокрытый бог распорядился иначе. В золоченом диске появились знаки, говорящие о близком его воплощении, и в один прекрасный день Ларин фа-Тарин во главе своей ячейки покинул Серые горы. Садясь на гоблинский корабль, он последний раз вспомнил о семье.

Что значат жена и дети рядом со служением Господину?

На Калносе, куда привезли их гоблины, поначалу было тяжело. Они работали как проклятые, возводя святилище, и многие гномы мучались тоской по родине и странной болезнью, что одолевает уроженцев пещер под открытым небом. Помогала вера, истовая и искренняя.

Но потом кровь пролилась на алтарный камень, и Тринадцатый вступил в мир.

Тогда Ларин фа-Тарин кричал вместе с другими, чувствуя, как сила врывается в его тело потоками. Радость захлестывала его безумными водоворотами, и мечталось, что всё – они победили.

Но оказалось, что это не так. Ему пришлось стать десятником в одном из полков Господина и сменить кайло на боевой топор. Железом и кровью они подчинили власти Тринадцатого многие острова, и Ларин сделался сначала сотником, а потом, после битвы при Ладре, – тысячником.

Они вернулись на Калнос с богатой добычей, овеянные славой и уверенные в своей силе. Пятнадцать дней отпустил Господин на отдых, затем началась подготовка к новому большому походу.

В будущем воинов, что шли в бой с Молотом и Крылатой Рыбой на знамени, ждал дальний путь к берегам материка. А пока со всех концов Архипелага тянулись в Стритон корабли, привозили оружие, кольчуги, шлемы, запасы провианта, а также новобранцев, которых нужно было учить. И не только обращению с мечом или копьем, а еще тому, как чтить Тринадцатого всем сердцем, верить в его силу и молиться нужными словами, чтобы эта сила росла.

И за то и за другое отвечали тысячники, умевшие взывать к мощи Господина.

Ларин фа-Тарин трудился на совесть. Новобранцев в его тысяче было чуть меньше трети, и он гонял их нещадно, не забывая при этом и о ветеранах. Тысяча к сегодняшнему дню становилась единым целым и в час молитвы, и на учебном поле, где отрабатывались перестроения и перемещения.

Вчера, в четырнадцатый день первого весеннего месяца, Господин собрал всех полководцев в своем дворце и сообщил, что войско отплывает завтра и что утром он желает устроить смотр.

Поэтому сегодня Ларин фа-Тарин поднялся до рассвета. Помолился и вышел из палатки.

Над воинским лагерем, что располагался к югу от Стритона, недалеко от берега моря, плыл утренний туман. В полумраке вырисовывалась громада Искрия, вулкана, что нависал над столицей Калноса. Царило безветрие, и отчетливо доносился шум бьющих в сушу волн.

Подопечные Ларина спешно снимали палатки, складывали мешки. Покрикивали десятники, но без надрыва, больше по привычке. От ворот лагеря доносился скрип колес обозных телег.

– Поспеваем к сроку, – сказал подошедший к тысячнику первый сотник, эльф откуда-то с задворок Великого леса.

Звали его Наллиен тар-Долланд и воевал он под командованием фа-Тарина уже два месяца.

– Хорошо, – кивнул гном. – Как все будет готово – подавайте сигнал.

И он отправился обратно к собственной палатке, чтобы обрядиться в парадные доспехи. Там Ларина фа-Тарина встретили двое оруженосцев, и с их помощью он быстро облачился в броню. Когда надевал шлем, услышал донесшийся снаружи конский топот и невольно вздрогнул.

Ездить верхом уроженец Серых гор с грехом пополам научился, и все равно не очень любил это делать. Полагал, что в седлах пусть красуются эльфы и люди, которые наделены длинными ногами.

Но приказ Господина был строг, и согласно ему тысячникам на смотре надлежит быть верхом.

– Кровь глубин, – выругался Ларин и решительно затопал к выходу из палатки.

Лошадь ему подобрали смирную и не очень высокую, как раз по меркам гнома. Державший ее за повод оруженосец, ушастый гоблин, выглядел серьезным, но в глазах его плясали смешинки.

Бросив на оруженосца гневный взгляд, тысячник полез в седло. И тут над лагерем пропели трубы, сообщая всем, что войско готово выступать.

Всего в лагере размещались десять тысяч тяжелых пехотинцев – основной ударной силы Господина. И сейчас им предстояло скорым маршем пройти до Стритона, показаться правителю Архипелага, а после этого погрузиться на корабли.

– Уф… – с облегчением вздохнул Ларин, оказавшись на конской спине, и огляделся – не смеется ли кто.

Но все обошлось, и он гордо выпрямился в седле. Встряхнул поводьями, и чалый мерин потрусил к выходу из лагеря. Мгновением позже донеслись лязг и топот – тысяча двинулась вслед за командиром.

Им выпала честь открывать строй.

Ларин шагом проехал через ворота, и в этот момент на востоке, над морем, туман стал розовым. Там взошло солнце, которое большинство обитателей Калноса не видели много месяцев. Осветило Стритон – большую гавань, где недавно вырос лес из мачт, поднимающиеся уступами дома, обугленные руины на месте замка князя.

Его сожгли драконы, устроившие налет на город девять дней назад. Но даже они ничего не смогли поделать с храмом Господина, и, увидев его величественные очертания, тысячник испытал прилив гордости.

Он сам строил это, собственными руками таскал камни!

Тысяча прогромыхала по берегу и вступила на улочки Стритона, узкие и мрачные, вымощенные булыжником. Город встретил воинов Тринадцатого безмолвием, закрытыми дверями и плотно завешенными окнами.

Жители не желали смотреть на то, как марширует армия их правителя.