Белая береза - Михаил Бубеннов

Капитану Озерову, когда он вернулся с похорон, очень долго не удавалось заставить пленного отвечать спокойно, связно и толково. Обер-лейтенант Рудольф Митман то дергался всем телом на лавке, то вскакивал и, становясь перед столом, за которым сидел Озеров, начинал выкрикивать что-то бессвязное, тараща в потолок закровеневшие глаза, обдирая с мундира Пуговицы.

- Садитесь и успокойтесь, мне нужно разговаривать с вами, - сказал Озеров пленному по-немецки, выбрав минуту, когда тот мог слышать его. Очень плохо, господин офицер, иметь такие нервы на войне. Успокойтесь. Если угодно, выпейте воды.

- Я сражался в Бельгии! - для чего-то выкрикивал Митман. - Я был в Греции!

- А здесь Россия, - сказал Озеров. - Так?

- О-о, Россия! - застонал Митман, падая на лавку, дергаясь, стуча о подоконник взлохмаченной головой. - Будь проклята! Эта страна... Такая страна! Такой народ!

- Народ у нас такой, - подтвердил Озеров. - А вы не знали? Не думали, что он такой?

- Я ничего не знал! Ничего! - закричал Митман, вскидывая на Озерова одичалые, кровавые глаза. - Полковник фон Гротт сказал ночью, что это банда! Он обманул меня! - Он опять вскочил, заметался перед столом. - Будь все проклято! Все! Все! И поход и армия! Зачем мне все? Я ничто! - Он начал хвататься за погоны, пытаясь их сорвать. - Вот! Нет больше обер-лейтенанта Рудольфа Митмана!

Озеров пристукнул по столу обоймой из пистолета.

- Не срывать! Вы - офицер, да?

- Да, я офицер германской армии!

- Садитесь! И выпейте воды! - резко приказал капитан Озеров. - Плохой вы офицер. Как же вы собрались воевать, если не уважаете свои погоны? Пейте!

Захлебываясь, Митман выпил стакан воды. Затем спросил тихо и удивленно:

- Вы не расстреляете меня?

- Нет, - ответил Озеров твердо.

- Да? Это верно?

- Это слово советского офицера.

- О-о! - застонал Митман и вдруг закричал облегченно, полной грудью, хватаясь руками за край стола. - Я верю! Верю! Ваше слово...

- Встать!

И когда Рудольф Митман успокоился окончательно, капитан Озеров заявил резко:

- Да, я обещаю: вы будете жить. Но при одном условии: вы должны правдиво, точно отвечать на все мои вопросы!

- Я скажу, - заторопился Митман. - Все скажу.

Начался допрос. Капитан Озеров развернул на столе карту, найденную в полевой сумке обер-лейтенанта Митмана. В центре ее были сделаны разноцветными карандашами различные пометки, - будто птички истоптали это место грязными лапками.

- Вы знаете, где ваши передовые части? - спросил Озеров. - Они стоят? Далеко до них?

- Да, они стоят, и я знаю, где они, - ответил Митман. - Пять дней назад наш полк сняли с передовой линии. Но там пока остались другие полки нашей дивизии. Это недалеко.

- Покажите, - приказал Озеров.

Рудольф Митман наклонился над тем местом карты, где были сделаны разные пометки Он показал, с какого участка ушел на отдых его полк, какой район до сих пор занимает дивизия, и, поняв, зачем все эти сведения нужны Озерову, спросил задумчиво:

- Вы хотите пройти туда, к Москве?

- Да, - ответил Озеров.

- Не пройти, - сказал Рудольф Митман. - Я говорю честно. Я могу сказать, что перейти линию фронта сейчас нетрудно, но дойти до нее невозможно. Почти до самой линии фронта здесь, как видите, нет лесов. Открытое место. Укрыться негде. И весь этот район - я говорю честно сплошь занят нашими войсками. Они в каждой деревне, на любой дороге... Не пройти!

- Не пройти?

- Нет! Я говорю честно!

Озеров вдруг ударил кулаком по карте.

- Пройдем! - крикнул он в бешенстве, и суженные Глаза его блеснули жаркой синевой. - То, что кажется для вас невозможным, для нас возможно. Мы пройдем как раз по этим вот местам, где так много ваших войск! И сегодня же ночью мы будем у линии фронта!

VII

С полудня неожиданно ярко засветило солнце. Там и сям в низинах, невидимые в непогодь, обозначались под раскидистыми ветлами большие и малые селения; ветер тянул от них, низко и порывисто, серенькие дымы. Волнистые поля неожиданно заблестели, точно покрытые глазурью. Одинокие вороны, задумчиво сидевшие до этого на заброшенных токах, начали взлетать против ветра. Если с озими поднимался заяц, глаз уставал смотреть, пока он, мелькая, скрывался на посветлевшем поле.

В длиннополом черном плаще, похожий на монаха, обер-лейтенант Рудольф Митман крупно шагал пустой кочковатой дорогой. Следом за ним шли фельдфебель и два рядовых немецких солдата с автоматами, а немного позади них шумно двигалась большая колонна русских в грязных ватниках и обтрепанных шинелях. Они шли без оружия. За плечами у них болтались пустые вещевые мешки да задымленные котелки. Это были озеровцы. Двигались они в колонне поротно. За каждой ротой стучали по мерзлой земле две немецкие повозки, запряженные парами дюжих ломовых коней; из-под брезентов на многих повозках виднелись ломы и лопаты. По обе стороны колонны и позади нее шли немецкие солдаты с винтовками, автоматами и даже ручными пулеметами.

Обер-лейтенант Митман, борясь с ветром, поднялся на крутой пригорок. Впереди, в большой котловине, залитой солнцем, показалась деревня. С пригорка хорошо было видно, как по деревне, по ее пепелищам бродили группы немецких солдат и передвигались темные немецкие танки.

От деревни навстречу колонне летела, встряхиваясь на кочках, приземистая легковая машина, раскрашенная в серо-желтые осенние тона. Когда она подошла совсем близко, Рудольф Митман, щелкнув каблуками сапог, повернулся к ней и вскинул к виску два пальца. У машины зашипели тормоза. Открылась дверца. Держась за ручку, пожилой седоватый немецкий офицер, в фуражке с необычайно высокой тульей и в накидке с куньим воротником, выглянул из машины, спросил с одышкой:

- Пленные?

- Так точно, господин полковник!

- Куда ведете?

- На позиции сорок седьмой пехотной дивизии, господин полковник! быстро, но четко отрапортовал Митман. - В район пункта Еловка.

- Для использования в атаке?

- На строительство укреплений, господин полковник!

- А-а! - разочарованно протянул полковник. - Можете идти. - И сильно лязгнул дверцей машины.

Пропуская машину мимо колонны, конвойные, стараясь показать проезжему начальству свое усердие в службе, начали помахивать оружием и торопить озеровцев:

- Vorwarts!

Шагая крупно, размашисто, обер-лейтенант Митман начал спускаться с пригорка к деревне. Грузный фельдфебель, идущий позади, спросил его, имея в виду проехавшего в машине полковника.

- Кто он такой? Не знаете?

- Это командир танкового полка, - живо обернувшись, ответил Митман. Его полк стоит вот в этой деревне. В последних боях он, как мне кажется, понес значительные потери...

- Отлично! - сказал фельдфебель. - Ведите дальше.

Это был капитан Озеров.

...Обер-лейтенант Рудольф Митман был ошарашен, когда капитан Озеров, твердо пообещав сохранить ему и его солдатам жизнь, потребовал, чтобы они провели полк до передовой линии под видом пленных, направляемых для строительства различных укреплений. Рудольф Митман очень боялся смерти и поэтому хотя и с тревогой, но быстро принял это предложение капитана Озерова.

После этого пленным немецким солдатам выдали незаряженные винтовки и строго-настрого запретили разговаривать в пути со встречными: им разрешалось только одно - при встречах с немцами торопить людей в колонне. Около двадцати озеровцев были переодеты в немецкое обмундирование и получили различное немецкое оружие. Так Озеров создал "конвой" для своего полка. Все остальные озеровцы сложили оружие на трофейные немецкие повозки и закрыли его брезентом, на отдельные повозки, для виду, набросали собранные по деревне ломы и лопаты. На всякий случай Озеров решил пустить по две повозки с оружием вслед за каждой ротой. Если бы потребовалось, озеровцы могли в несколько секунд вооружиться и принять бой.

Тяжелораненых и больных уже нельзя было оставлять в Сухой Поляне. Но мрачная хозяйка дома, где умер Степан Дятлов, - ее звали Прасковьей Михеевной, как она сообщила на прощание, - все же попросила поручить их ее попечениям. Раненых и больных уложили в крестьянские телеги, и Прасковья Михеевна, показав кнутом на лес, куда направился ее обоз, твердо пообещала:

- Сохраним! Там везде свои люди.

- Долго жить тебе, Михеевна! - сказал ей Озеров.

- Спасибо. И вам так же.

И полк Озерова, не задерживаясь больше ни одной минуты, выступил из Сухой Поляны. Время было дорого, как никогда за дни похода. Оно было рассчитано строго. До наступления темноты, пока фон Гротт не знает о гибели своей роты, нужно было пройти зону открытых полей, где много немецких войск, и вступить в большой лес, за которым и находилась линия фронта.

Полк двигался быстро.

Полковник в машине был первым немцем, которого встретили озеровцы на пути от Сухой Поляны. Без страха, но все же с некоторым волнением готовились озеровцы к этой встрече, а когда она произошла так просто и благополучно, заметно повеселели. Иных потянуло даже к шутке.