Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация? - Михаил Маслов

Япония настаивала не только на признании Соединенными Штатами этих принципов, но и на публикации совместной декларации Китая, Японии и Манчжоу-го о единстве внешнеполитических целей. Предусматривался и вывод японских войск из Китая, за исключением специального соглашения. По всей видимости, подразумевался «совместный фронт борьбы с коммунизмом», который обеспечивал неограниченное пребывание японских войск в стране. Кроме того, японское правительство требовало, чтобы Чан Кайши пошел на переговоры, в противном случае США предлагалось прекратить любую помощь гоминьдану. Был также, под давлением немецкой стороны, поднят вопрос о прекращении американской помощи Великобритании[390].

Документ явно не мог устроить Вашингтон, фактически от Белого дома требовали уступок, сравнимых лишь с Мюнхеном, в то время как все обязательства японской стороны носили либо формальный характер, либо имели оговорки, которые фактически сводили на нет их значимость. Данный документ показал, что поиск компромисса с Японией на приемлемых для США условиях невозможен.

Рузвельт так же, как и Коноэ, балансировал на слишком шаткой поверхности. В уравнении мировой политики еще существовало слишком много неизвестных, чтобы с большой долей вероятности можно было предположить окончательный ответ. Он сознавал, что война на Тихом океане, в ситуации весны 1941 г., катастрофически ослабит англо-американский альянс в Атлантике, то есть на основном направлении. «У меня просто недостаточно военно-морских сил, — говорил он, — чтобы действовать на обоих направлениях»[391]. Сейчас казалось, что удар в Азии будет означать неминуемый конец Британии и теперь уже вынужденную «изоляцию» США. Конечно, существовал всё увеличивавшийся поток данных о возможном нападении Германии на Советский Союз в конце весны — начале лета 1941 г. Но поток данных — это еще не война. А пока, формально и наделе, Москва была верным союзником Берлина. Кто мог гарантировать, что это не очередная провокация, хитроумная игра чересчур экспрессивного немецкого диктатора. Или, в лучшем случае, не попытка давления на Сталина с целью получения очередных экономических или даже территориальных уступок. Президенту просто не хватало информации, чтобы сделать необходимые заключения. У Америки напрочь отсутствовала разведывательная сеть как в Германии, так и в России, — взять информацию было неоткуда. Во что выльется сложившаяся ситуация — было неясно. Потому Рузвельт раз за разом давал понять, что диалог возможен.

В то же время на Японию оказывала всё усиливающееся давление германская дипломатия, которая продолжала требовать от Японии нападения на Сингапур. Дело в том, что весной 1941 г. в Берлине пришли к выводу о неизбежности войны с США в относительно недалеком будущем, однако стремились всячески избежать провоцирования Вашингтона. Гитлер даже мирился с всё возрастающей американской помощью Великобритании. 27 марта США ассигновали 7 млрд. долл. на нужды ленд-лиза. Но чем чаще американские корабли ходили в Англию, тем большему риску они подвергались. Вечно так продолжаться не могло.

21 мая 1941 г. немецкая субмарина U-69 ударила торпедой в американский пароход «Робин Мур». Капитан подводной лодки Й. Мецлер через световой семафор запросил принадлежность судна и даже вызвал к себе на лодку капитана. Короче, подводник знал, что корабль американский. Но все же послал его на дно, за что и получил нагоняй от главкома подводного флота Германии К. Денница, так как не выполнил не только прямое распоряжение своего начальника, но и личный приказ фюрера. Американская реакция не заставила себя ждать.

27 мая Рузвельт в речи по радио разразился жесткой тирадой в отношении Третьего рейха. «Адольф Гитлер никогда не считал захват Европы концом, — говорил президент. — Порабощение Европы было только шагом... на все другие континенты»[392]. Далее он объявил о серии мер, направленных против нацистской агрессии. Он говорил о системе межгосударственных соглашений в Западном полушарии, цель — не дать Гитлеру получить здесь плацдарм. Он говорил об увеличении и создании «новой армии» и увеличении сил флота. Он говорил о введении системы конвоев и оккупации Гренландии с целью недопущения установления нацистского контроля над пунктами, которые могут быть использованы для нападения на США[393]. Еще 9 апреля было подписано соответствующее соглашение между США и Данией об американской оккупации Гренландии и создании там военных баз.

29 мая Вашингтон пошел еще дальше — США согласились тренировать британских летчиков на своей территории — что явно противоречит принципам нейтралитета. 11 июля, после длительной внутриполитической борьбы с изоляционистами, Рузвельт подписал приказ о введении системы конвоирования торговых судов американскими военными кораблями на коммуникациях между США, Гренландией и Исландией. Через два с половиной месяца система американского конвоирования распространится на всю Атлантику. Главком ВМС Третьего рейха Э. Редер так реагировал на американские действия: «Введение системы конвоев означает войну. Конвоирование — это не только антинейтральный акт, но и неспровоцированная агрессия»[394]. Параллельно президент ввел в США военное положение в полном объеме — США лихорадочно готовились к войне. В Атлантику перебрасывались все новые и новые корабли.

В Берлине понимали, что рано или поздно Рузвельт получит необходимый повод для вступления в войну. А если не получит, то нападет, как только накопит достаточные силы. По американским подсчетам это должно было произойти в начале 1943 г. Инцидент с «Робин Мур» не привел к войне, однако это не гарантировало того, что следующий подобный случай не будет использован Рузвельтом как повод. То, что такой случай произойдет, было несомненно. Поэтому для Берлина усиление напряженности или начало войны в Тихом океане было выгодно, т.к., по мнению немецких стратегов, отвлекло бы США от европейских событий[395].

21 июня Хэлл вручил Номура ответ на предложения от 12 мая. Преамбула начиналась, как всегда, заверениями в искренней дружбе, словами о взаимном доверии и сотрудничестве. Однако в дальнейшем тексте японский дипломат не нашел ничего приятного для себя. Контрпредложения Хэлла вносили существенные поправки в японский проект, а точнее, не оставляли камня на камне от последнего. Текст, как всегда, выглядел корректно, на первый взгляд, американцы даже шли на уступки, но по сути уступки требовалось сделать Японии. Белый дом соглашался посодействовать японо-китайским переговорам, но при условии: текст договора будет разработан тремя сторонами совместно. Это уже не посредничество, а открытое вмешательство, кроме того, понятно, что в случае подобных переговоров Токио придется идти на уступки под давлением американской и китайской делегаций. Далее американцы даже не требовали вывода войск из Китая — а зачем? Если японцы согласятся на первый пункт, то войска они выведут так или иначе. Но в том-то и была загвоздка — Токио не собирался никого пускать в Китай. Заметим, что данная парадигма японской внешней политики была хорошо известна не только госсекретарю, но и президенту. Возникает законный вопрос: неужели Хэлл и Рузвельт, эти искушенные прагматичные политики, действительно верили в то, что такой номер может пройти? Или вся затея с предложениями о совместной разработке проекта японо-китайского мирного договора была не более чем инсинуацией, стремлением выиграть время?

По существу, американцы попытались подкупить кабинет Коноэ, предложив заключить новый торговый договор. В то время как по остальным вопросам заняли жесткую позицию. Американцы требовали подтвердить оборонительный характер тройственного пакта. Наотрез отказывались признать «сферу сопроцветания», даже не давая шанса на возможность реализации этого проекта — все изменения статус-кво в Тихоокеанском регионе только мирным путем. Это был краеугольный камень в позиции Вашингтона. В вопросах, связанных с европейской войной, Белый дом также стремился сохранить свободу рук, заявляя, что отношение к ней будет строиться «из соображений защиты и самообороны; из соображений национальной безопасности и ее защиты»[396], то есть из понятий, допускающих широкую трактовку, а значит, и возможность вступления в войну. О прекращении помощи Великобритании даже не упоминалось.

Документ можно трактовать как угодно, но совершенно невозможно отрицать того, что он был безоговорочно неприемлем для Токио. Прекращение экспансии, трехсторонний договор по Китаю, фактический разрыв со странами «оси». И за что? Максимум в обмен на торговый договор с США. Но это еще не все, стоит пойти на такой шаг, и Имперское правительство вынуждено будет вечно плестись в хвосте у Вашингтона, поскольку полностью поставит свою экономику в зависимость от доброй воли «дядюшки Сэма». Ни один здравомыслящий японский политик не мог пойти на такую сделку по многим причинам, одной из которых, пожалуй ключевой, были сложившиеся, практически тепличные, условия для продолжения агрессии.