Проводы на тот свет - Лев Корнешов

— Ладно, зови хоть горшком, только в печь не суй. — Алексей уже понял, что у девушки действительно крепенький характер.

Андрей Иванович сидел в кресле у стола очень устойчиво, хоть и выпил много. Он посматривал на Алексея из-под густых бровей доброжелательно, давая понять, что решение дочери для него неожиданность, хотя…

Юрась вдруг немного оживился:

— Ты, Алексей, напомнил про то, что я и сам уже стал забывать. Хотел бы я прочитать те протоколы допросов в лагере… Все-таки молодость! А дело было так. Доставили меня по этапу в лагерь. В бараке — больше сотни, условия страшные, беспредел полный. В первую же ночь привели меня на поклон к пахану барака и всей зоны. Сидит в углу, туша — во, морда — во! — Андрей Иванович широко развел руки, показывая, какими были морда и туша у пахана. — Перед ним бутылка водки — невиданная роскошь, вокруг шестерят приближенные. Поставили меня перед паханом, орут: «Руки за спину!», то есть изображают власть. Вижу, хочет он меня опустить, — Андрей Иванович скосил глаз в сторону Таи, я был парнем молодым и, говорят, красивым. И вдруг чувствую, кто-то мне в руки, которые за спиной, вложил заточку. Всем пахан этот до безумия надоел, так как был несправедлив и жесток. Я выждал момент и всадил ему заточку в жирное его брюхо… Весь барак встал на мою сторону, все дали показания, что пахан напился, обкурился, угрожал заточкой и сам на неё напоролся. «Шестерки» тут же скисли. Начальники радешеньки, так как было и им от него беспокойство. И правил я тем бараком пять лет — весь свой срок.

Воспоминания о «боевой» юности привели Андрея Ивановича в очень хорошее настроение, он чувствовал себя за столом у Алексея хорошо, так как — признался позже — всегда мечтал о сыне, но жена после Таи по каким-то своим женским причинам рожать больше не смогла.

Юрась к тому, что рассказал, буднично добавил:

— А вторая ходка прошла без приключений, так как слух по зонам впереди человека ползет.

Он сказал Тае:

— Дай телефон, позвонить надо.

Нажал на кнопки, набрал нужный номер:

— Яков Михайлович, ты? Я сейчас у зятя… Да, да, у него, у Алексея Георгиевича…

Таисия резво вскочила, подбежала к отцу, поцеловала его.

— …Потом поздравишь, а сейчас делай, что скажу. На стоянке у его дома есть охранник, Александр Тимофеевич, стоящий человек, майор бывший, из твоего родного КГБ. В возрасте уже, ему помочь надо… Сговорись с ним, дай ему в помощь двух парней, на нашей зарплате, конечно. И ему пообещай баксов двести в месяц, чтобы взгляд был зорче. Понял? Да не сомневаюсь я, что полковник с майором завсегда сговорятся… Я скоро буду.

Алексей ошарашено пробормотал:

— Лишнее это, Андрей Иванович.

Юрась глянул на него так остро и твердо, что Алексей понял, почему известие о нем проникало в зоны раньше его прибытия.

— Я для чего тебе про свои приключения в лагере рассказал? Чтобы ты понял закон жизни: бить надо всегда первым. А на тебя уже трижды наезжали: пытались взорвать вместе с Ольгой. Ольгу в Турции достали, вчера вот желали тебя с Таей замочить… Два моих парня внизу не ахти какая сила, но первые минуты продержатся и подмогу вызовут. Потому как в четвертый раз могут и влепить тебе свинец в черепушку.

Юрась предупредил Таисию:

— Ты тоже, дочка, не особенно высовывайся, хотя на прицеле он, Алексей.

Андрей Иванович тяжело и надолго задумался и сказал неожиданное:

— Со свадьбой повременим. И расписываться пока погодите.

Заметив обиду и недоумение дочери, неспешно объяснил:

— Если распишетесь — ты станешь законной наследницей, и тебя тоже включат в списочек, напишут тебя сразу за Алексеем. Дайте мне время разобраться, что к чему, вы молодые, у вас вся жизнь впереди.

Алексей хотел подлить, «освежить» его рюмку, но Андрей Иванович накрыл её широкой ладонью:

— Все. Норма.

И спросил с недоумением:

— Скажи, Алексей, на кой ляд тебе эти похоронные дела, «Харон», кладбища? Столько возможностей сейчас, только мозгами шевели и вкалывай. Вот ты, Таська, к примеру, что ты желаешь делать, чем заняться после университета? Никогда тебя о том не спрашивал, давал время подрасти, но раз зятя мне нашла — значит, уже выросла.

Алексей с большим удивлением для себя узнал, что Таисия заканчивает этой весной четвертый курс филологического факультета МГУ, через несколько дней у неё экзамены, потом останется ещё год. Ее специальность — французский язык и литература. Он упрекнул себя за то, что никогда не интересовался, кто она такая — Таисия Юрьева, считал, что одна из тех офисных барышень, которых много развелось в последние годы, и числится в какой-нибудь конторе своего отца.

— Мне ещё год учиться, — напомнила Тая. — А вообще я хотела бы открыть симпатичный парфюмерный магазинчик, иметь дело с недорогими французскими фирмами.

— В Париж желаешь: туда-сюда?

— И в Париж тоже, — не стала открещиваться Тая. — Но я часто думаю о том, что парфюмерный магазинчик с доступными по цене духами, туалетной водой, кремами и прочими штучками, без которых каждой нормальной женщине жизнь кажется черной — дело и выгодное, и, как бы это выразиться, — респектабельное. «Диор», «Л’Ореаль», «Шанель» — все это недоступно большинству… Но у меня пока неясные мысли. Если ты, папочка, согласишься помочь, может, я и не буду ждать окончания университета. Конечно, я могу стать «пивной принцессой» в твоих барах, однако же…

— Угомонись, Тайка, — оборвал её монолог Андрей Иванович, — я ведь пока не возражаю.

«А она не дурочка», — подумал Алексей. Он никак не предполагал, что в этой красивой головке под модной, нарочито «растрепанной» стрижкой роятся такие серьезные мысли. Порывистая, с изящной фигуркой, с резкими перепадами настроения и непредсказуемыми поступками, Таисия на первый взгляд производила впечатление взбалмошной доченьки богатеньких родителей, привыкшей поступать так, как ей самой хочется. Чего стоило её решение остаться ночевать у него, Алексея! Но ведь не сиюминутная прихоть — на следующий день притащила свои чемоданы, словно провозгласила: «Я поселилась здесь всерьез и надолго!» И Андрей Иванович, которого жизнь научила маленьким и большим хитростям, своими вопросами помог Таисии приоткрыться, показать себя с выгодной стороны.

А сейчас, вдруг подумалось Алексею, происходит нечто вроде семейного совета, не хватает лишь Марины Степановны. И в этом совете главный голос принадлежит Андрею Ивановичу.

— Твоя идея с парфюмерным бутиком мне нравится, — сказал Андрей Иванович. — Достойное занятие. Помогу…

Для таких, как он, было важно, чтобы их дети ушли подальше от того, чем они сами занимались. Это для банкира завлекательно увидеть своего сына тоже банкиром, а Юрась будет из кожи вон лезть, чтобы его любимая дочь пивбары видела лишь издали. Но надо было ответить Юрасю, на кой ляд ему, Алексею, «Харон» и кладбища.

— Знаешь, Андрей Иванович, я и сам об этом много думал… И есть для меня в таком вопросе две стороны. Убиты Ставров и Брагин, которых я не знал, но по рассказам Ольги понял, что это были достойные люди. Убита Моя супруга Ольга, беззащитная, безгрешная юная женщина, которой бы жить и жить… Разве можно прощать такое? Я тебе никогда не говорил, из-за чего ушел из прокуратуры… Я доказал, что один из известных банкиров — мошенник и вор…

— Тоже, открыватель Америк, — пробормотал Юрась.

— …Но его вывели из-под удара, зло осталось ненаказанным. Я швырнул им заявление об уходе, потому что не мог ни понять, ни простить такое.

— Хорош, — снова прокомментировал Андрей Иванович.

— А тем, не известным мне пока убийцам Ставрова, Брагина, Ольги я ничего не прощу. И заявление мне писать некому и не о чем. Разве что: «Прошу освободить от собственной совести».

Андрей Иванович согласно покивал головой:

— Возмездие — дело святое и серьезное. Обрати внимание, я сказал: не месть — это ведь мелочное чувство, а возмездие. Продолжай, зять дорогой…

— За эти месяцы я много узнал разного о погостах, кладбищах. На Руси их издавна берегли все: от властей до горожан, до последнего нищего, который кормился подаянием. Опекала церковь, московская городская Дума до революции, в которой были одни коммерсанты и банкиры и ни одного политика…

— В самом деле? — удивился Юрась.

— …Точно. Так вот, та Дума отламывала щедрые куски от городского пирога на благоустройство кладбищ. А уж о криминале и речи быть не могло, наши предки в таких случаях были скоры на суд и расправу. А сейчас? Кладбища облепили, обсели обиралы, мошенники, нечистоплотные дельцы и просто бандиты. Расчет простой: убитые горем люди продадут последнее, лишь бы их покойному хорошо спалось вечным сном. А городским властям, у которых сотни тысяч бездомных, нищих, смертельно больных, не до мертвых…