Том 2. Драмы - Виктор Гюго

class="p1">Пажи не вызваны, борзые не готовы

На псарне.

Пьен

(в сторону)

Дьявол!

(Прямо в глаза дворянину, гневно)

Речь моя вполне ясна:

Сегодня никого не примут.

Трибуле

(внезапно, громовым голосом)

Здесь она!

Там, с королем, она!

Придворные поражены.

Горд

Сошел с ума несчастный!

Трибуле

Что я сказать хочу, всем вам должно быть ясно!

Вы скверно сделали, сказав мне: прочь, дурак!

Вы все, Косе и Пьен, весь сатанинский мрак,

Брион, Монморанси, сознайтесь: не вчера ли

Из дома моего вы женщину украли?

И Пардальян и вы там были. И сейчас

Вы прячете ее здесь, в Лувре. Знаю вас!

Пьен

(хохочет)

Его любовница! Звезда среди красавиц

Или уродина.

Трибуле

(грозно)

Там дочь моя, мерзавец!

Все

Дочь!

Общее изумление.

Трибуле

(скрестив руки на груди)

Это дочь моя! Посмейтесь, господа!

Что ж онемели вы? Странна моя беда?

Был шут — и вдруг отец! И дочерью гордится!

У волка дикого волчонок ведь родится.

И у меня могла родиться дочь. Ну что ж!

(Повышая голос)

Вам шутка нравилась. Конец ее хорош.

Эй вы, отдайте дочь! Пускай себе бормочут,

Пусть шепчут на ухо об этом иль хохочут.

А мне плевать на вас. Вы победили, мстя.

Эй вы, придворные! Отдать мое дитя!

(Бросается к двери.)

Ведь там она!

Дворяне становятся перед дверью, преграждая ему путь.

Маро

Сошел с ума и лезет драться.

Трибуле

(в отчаянии отступает)

Придворные льстецы! Орда лакеев! Братство

Бандитов! Все они украли дочь мою.

Что женщина для них? О, я их узнаю!

Но, к счастью, наш король такой увенчан грязью,

Что жены всех вельмож во всем разнообразье

Ему принадлежат. Девичья честь — ничто!

Столь глупой роскоши не признает никто.

Любая женщина — угодье, вид оброка,

Что королю мужья выплачивают к сроку,

Источник милости, — не очень ясно, чьей, —

И путь разбогатеть в любую из ночей

И в люди вылезти, достоинством торгуя!

(Глядя пристально им в глаза)

Найдется хоть один, кто бы сказал, что лгу я?

Все правда, господа! В беспутном дележе

Готовы вы продать — иль продали уже —

За титул, за кусок, за дрянь любого рода

(де Пардальяну)

Ты — мать,

(де Бриону)

а ты — жену,

(де Горду)

а ты — сестру бы продал!

Один из пажей

(наливает стакан вина и пьет, напевая)

Бурбон, Марсель увидя,

Своим солдатам рек:

«О боже, кто к нам выйдет... »

Трибуле

Кто выйдет, Обюссон, не знаю, — но вобью

Я в горло твой стакан и песенку твою!

(Ко всем)

Вельможи, герцоги, чей старый титул громок, —

О стыд!.. Вермандуа, династии потомок;

Брион, чьи прадеды миланский знатный род;

Де Горд и Пардальян, которых чтит народ;

Монморанси — вы все, всей знати средоточье,

Вы дочь у бедняка украли этой ночью!

Но не пристали вам, сынам таких родов,

Презренные сердца под вывеской гербов.

Иль вы не рыцари? Иль мать вас не рожала?

Иль с конюхом она в постели полежала?

Ответьте, выродки!

Горд

Эй, шут!

Трибуле

Где серебро?

Король ведь заплатил вам за мое добро?

Почем на каждого?

(Рвет на себе волосы.)

Все вместе с ней теряю!

А если б захотел?.. Она дороже рая.

Он заплатить бы рад!

(Глядя на всех)

Или хозяин ваш

Воображает, что возьму я, что ни дашь?

Он в силах титулом покрыть мое уродство?

Или убрать мой горб, даря мне благородство?

Смерть! Он купил меня живьем! Его дела

Жестоки и низки. Его игра подла.

Убийцы, рыцари больших дорог, сеньоры,

Мучители детей и женской чести воры!

Где дочь моя? Она нужна мне! Я хочу

Знать наконец, когда ребенка получу!

Смотрите — вот рука: она не знаменита,

Орудье бедняка... мозолями покрыта...

И вот вам кажется, что безоружна месть?

Нет шпаги у меня — но когти все же есть!

Я ждал достаточно. Всему есть мера, право!

Откройте эту дверь! Сейчас же!

Снова в ярости бросается на дверь, но его оттесняют. Несколько мгновений он борется, потом отходит к авансцене и падает на колени, измученный, без сил.

Всей оравой —

На одного меня!

(Заливаясь слезами)

Я плачу наконец!

(К Маро)

Маро, ты разыграл меня. Ты молодец!

Есть у тебя душа, живое дарованье,

И сердце бедняка есть под ливрейной рванью...

Где спрятали ее? Что с нею? Как узнать?

Она ведь тут? Скажи! Нас окружает знать,

Но побеседуем по-братски — это можно.

Ведь ты же умница средь челяди вельможной!

Маро! Добряк Маро! Но ты молчишь!

(Ползет на коленях к вельможам.)

И вы

Простите мне за все! Я ползаю, увы!

Я болен, я устал. Молю, имейте жалость!

Бывало, я острил. Была обидна шалость.

Но если б знали вы, какая боль в спине!

Как скрючен я горбом! Но это в стороне...

Плохие дни у всех бывают, — а уродам

Они простительны. Служил я год за годом.

Я шут заслуженный. Прошу я, наконец,

Пощады. Вам нельзя ломать свой бубенец!

Над глупым Трибуле смеялись вы так часто.

Мне нечего сказать и больше нечем хвастать.

Отдайте, господа, сокровище мое!

Тут, в спальне короля, вы заперли ее.

Где девочка моя? Пощады! Ваша милость!

Мне делать нечего, когда не сохранилась

Она, мое дитя. Судьба моя горька.

Все разом отнято сейчас у старика.

Все продолжают молчать. В отчаянии он поднимается.

Смеются иль молчат! И это все? О боже!

Вам весело смотреть, как с содранною кожей

Оплакивает шут погубленную дочь,

Как рвет он волосы, что поседели в ночь!

Внезапно дверь королевской спальни отворяется. Оттуда выходит Бланш, растерянная, с безумным взглядом; одежда ее в беспорядке; с отчаянным криком она бросается к отцу.

Бланш

Отец!

Трибуле

О, вот она! Вот счастие! Вот горе!

Вот девочка моя! Мое семейство в сборе.

Столь невиновная в несчастии сама!

(Его душат слезы и нервный смех.)

Не правда ль, господа, легко сойти с ума?