Lavondyss_Rus - РОБЕРТ ХОЛДСТОК

— Вперед. Нет времени... Ты уже открыла великолепные ворота. Смотри!

Он закинул ее на узкую спину самой маленькой из лошадей. Джагутин, расплескивая воду, быстро переправлялись через речку вслед за оленем. Таллис устроилась в седле, одной рукой держа маски, а второй вцепившись в поводья. Скатах возбужденно закричал, радостно и торжествующе, и с такой силой хлопнул лошадь по заднице, что Таллис подпрыгнула в седле; потом проехала через занавес из веток.

И тут же увидела, о каких «воротах» говорил Скатах: пустой путь, который она создала при помощи животного-проводника. Здесь, в мире ее отца, он выглядел как ограда из высоких деревьев и густых кустарников. Но в мире Таллис земля между высокими, заросшими кустами откосами резко опускалась в лощину, загадочную и лесистую, которая, казалось, уходила в самое сердце земли; солнечный свет сверкал впереди, прорываясь через плотную крышу нависшей над лощиной листвы.

А вдали крутился белый вихрь, заставивший ее вздрогнуть; первый знак зимы, преследовавшей ее с рождения...

Холодное место. Запретное место. В котором странствует Гарри. В котором потерянная песня мистера Уильямс стала мелодией ледяных ветров.

Границы Лавондисса…

Скатах ударил лошадь ногами и поскакал вниз, в лощину, в потусторонний мир. Джагутин последовали за ним; только Дженвал повернулся и поманил за собой Таллис, его лицо сморщилось от улыбки. Дружеской улыбки. Он крикнул что-то на родном языке; вперед, без сомнения.

Таллис почувствовала, как ее лошадь тоже поскакала галопом, как если бы хотела поскорее вернуться в мир, так долго закрытый для нее. Скача вперед, Таллис увидела камни, ограничивающие пустой путь, и подумала о дедушке и о пути, который он нашел, сидя на сером камне и глядя в том направлении; возможно он даже мельком увидел мир, который не позвал его. На его мертвом лице застыло довольное выражение.

Перед тем, как плеск воды заглушил все остальные звуки, она услышала голос отца, выкрикивающий ее имя, скорее настойчиво, чем печально, очень далекий, как если бы он был в миле от нее, в сотнях лет.

Она оглянулась и увидела его. Он стоял в ручье, его промокшая ночная рубашка повисла на плечах; он смотрел на нее, тянулся к ней. В последнее мгновение перед тем, как расстояние и потусторонний мир поглотили ее, она увидела, как он нагнулся и подобрал маску, которую она уронила.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В Неведомом Краю

Все пусто перед нами.

И во сне не приснится, что ждет нас

в том неведомом краю.

Уолт Уитмен

ЗЕМЛЯ ПРИЗРАКА ПТИЦЫ

Домик Мертвых

В мир пришло новое воспоминание; произошло изменение. И должно было остаться на несколько недель. Оно подействовало на все: лес, реку, поляны духов с гигантскими деревянными статуями, домик мертвых на холме... Оно подействовало даже на тутханахов, неолитический клан, живший в этой части лесной страны.

Вначале старик, известный в клане под именем Уин-райятук, думал, что изменения произошли из-за его дел — последняя рябь генезиза от первозданных частей его сознания, все еще связанных с первобытным лесом. Но скоро сообразил, что это невозможно. Он нашел покой, и его подсознание освободилось от неясных древних грез. Уже много лет он жил в покое.

Нет, это сверхъестественное неуловимое изменение произошло из-за чего-то другого.

Он пришел на поляну духов, побродил среди гигантских идолов, изучил каждое мрачное лицо и послушал их голоса. По охотничьей тропе прошел через удушающий лес и вышел на усеянный боярышником склон низкого холма. Сквозь плотную поросль деревьев, усеянных красными ягодами, виднелась стена из меловой земли, возведенная вокруг верхушки холма; ее покрывала ограда из колючего терновника. Уин-райятук прошел через густой подлесок, отодвигая в стороны колючие ветки, и добрался до разрушенных ворот, чьи деревянные столбы упали, не выдержав натиска земли и камней.

Потом он протиснулся за ограду, на травянистую лужайку.

Еще вчера ворота стояли, а через кусты вела широкая дорога.

Он забрался на земляную стену и посмотрел на север. Солнце только что взошло, красноватый туман покрывал лес. Листва казалась темным морем, бесконечно вытянувшимся к горизонту. Ветер, дувший из сердца леса, стал ледяным; в воздухе пахло зимой, времена года смешались.

Уин спустился на землю и пошел вдоль полукруга высоких изваяний, которые стерегли дорогу в домик мертвых. Ровно десять и на их лица было трудно смотреть; за ним неотступно следили древние глаза.

Наконец он остановился и мрачно улыбнулся. Лицо одной из статуй изменилось, и очень значительно. На мертвом дереве выросли молодые ветки. В молчаливом тотеме появилась новая жизнь, прорвавшаяся наружу через черную гнилую кору.

Он должен был знать. Ну конечно! Он должен был понять. В конце концов, он не только Уин-райятук: Уин-голос-из-земли. Он чужак. Ученый. Единственный человек, изучавший живые мифологические образы собственного подсознания... здесь, в лесу мифаго.

Он насладился мгновением иронического самоунижения, потому что видел только кусочек магии, которая жила, скрывалась и выходила наружу — обнаженная и вонючая — из опавших листьев этого странного мира.

Тем не менее он должен был распознать причину изменения намного раньше.

Тутханахи называли этот тотем Тень-невидимого-леса. Создатель-Холмов. Но у него было и древнее имя, которое Уин обнаружил давным-давно; оно содержало в себе силу, благодаря которой запечатлевалось в молчаливой части сознания: скоген.

Скоген шел внутрь, в сердце леса, и он пришел снаружи. Из мира, который Уин-райятук помнил очень смутно.

Он шел к земле тутханахов, и вся земля, весь лес сжималась перед его безумием.

* * *

— Уин! Уин-райятук!

Девичий голос прилетел издалека. Он потревожил его покой, нарушил ход его размышлений о лесе. Какое-то время он не обращал на него внимания. Потом сообразил, что сидит на холодном дерне уже несколько часов, и его семидесятилетние кости болят. Солнце стояло намного выше. Ближе к сердцу леса еще стоял туман, но на испещренной тенями земле уже играл яркий свет.

Уин неловко встал, сбросил с себя насекомых и отряхнул грязь с пятнистых штанов, сделанных из шкуры волка, потом растер сведенные мышцы. И обратил внимание, что тени от тотемов собрались вместе: одна тень, один голос. Повернувшись, он посмотрел на большой полукруг сломанных и гниющих идолов: райятуки. Все разные, они уже стояли здесь, когда он пришел в эту землю. Кто-то побывал здесь перед ним, создал тутханахов, тотемы и поляны духов. Он живет в сне другого человека. Но он знал имена тотемов, всех: Скоген (тень леса), Соколица (полет птиц), Оолеринница (открытие старого тракта), Морндун (призрак, который ходит)... и всех остальных; знакомые имена, знакомые функции, и все-таки странные, даже ужасные.

Оказавшись здесь, среди тутханахов, он стал Уин-райятуком. Теперь эти тотемы принадлежали ему, и он влиял на них, менял их по-своему. Управлял ими. Он слушал их голоса и узнал, что они говорят одним голосом. Они стали его оракулом. Так они действовали в мифах, так работала магия этого мира, работала для него. Но ученый, стоявший за шаманом, давно распознал в каждом из раскрашенных лиц бессознательный механизм высвобождения символов, находящихся в первозданных областях его сознания; десять тотемов, собравшихся вместе, обеспечивали могучее высвобождение видений как внутрь, так и наружу.

Его оракул. 

Стоя между деревянными монолитами, он мог видеть то, что они охраняли. Домик мертвых. Краиг-морн, на языке тутханахов: кожа-холодный-земля-место. Он всегда думал о нем, как о пристанище для костей.

Насколько он смог судить, тутханахи были кланом из позднего неолита, приплывшими сюда с запада Европы: они строили домики мертвых; резали дерево и камень; охотились больше, чем выращивали; были не жестоки и обладали развитой концепцией потустороннего мира: они запускали в большие водовороты маленькие лодки и уходили по спирали внутрь земли, в «море-света». Он исследовал их легенду, которая превратила этот конкретный клан в миф. Безусловно они были теми самыми легендарными строителями гигантских мегалитических могильников, разбросанных по Ирландии, Британии и Франции. И ими правило божество — дух реки.

Конечно тутханахи были мифаго, но их создавал не он. Кто-то побывал здесь до него, усеял этот мрачный лес осколками своих снов. Но среди тех, кто вышел из его «первоначального эха», нейромифологической зоны первозданного подсознания, был ребенок. И этот ребенок зачаровал Уина. В высшей степени. И вселил в него ужас.