О началах жизни - Осипов Алексей Ильич

Подвижников теперь нет почти, а жаждущих быть униженными ради приобретения смирения едва ли мы найдем.

Впритче о хозяине, нанимавшем работников (см.: Мф. 20:1–16), сказано, что пришедшие в единонадесятый час получат плату наравне с проработавшими весь день и даже раньше их. Эта притча применима к нам, современным монахам и искателям Царствия Божия, проведшим весь день земной жизни нерадиво. Однако, по крайнему милосердию Своему, Господь призывает нас в последний период жизни поработать в Его винограднике терпением старости, болезней, потерей близких или их страданиями. Если же безропотно понесем эти тяготы, то и нам вменится это кратковременное страдание, как работникам единонадесятого часа, как будто бы мы подвизались всю жизнь. Более того, Антоний Великий, авва Исхирион и другие утверждают, что спасающиеся в последние времена безропотным терпением скорбей будут прославлены выше древних Отцов.

Есть одиночество Игнатия Брянчанинова. Он был совершенно одинок. В то время! А теперь не нужно быть Игнатием Брянчаниновым, чтобы оказаться таким же одиноким.

Внаше время очень трудно [жить]. Нет руководителей, нет книг, нет условий жизненных. И на этом пути — обращаю ваше внимание, подчеркиваю — на этом сложном пути, как это видно у всех Cвятых Отцов, самое важное, самое трудное — привести человека к смирению, ибо гордость привела и денницу, и Адама к падению.

Обряд (форма)

Что Н[икон] не ценит «всякой формы» — вполнес Вами согласен. Только скажу, что это неценение не исходит из головы, т. е. каких-то рассудочных соображений, и не из гордости (так мне кажется, может быть, ошибаюсь?), а как-то изнутри. Н. слишком отчетливо сознает превосходящую всякое разумение ценность «внутреннего», крохи которого доступны ищущему и без особой формы, если только мы с Вами не понимаем слово «форма» по-разному. Считаю нужным сказать, что Н. безусловно признает необходимость Церкви со всеми Таинствамидля всех, а для многих и всю обрядность, не всегда обязательную для всех. Мне кажется, что мы живем в такое время, когда умение и способность обходиться минимумом внешнего при правильной внутренней жизни не будет минусом, а плюсом, особенно в дальнейшем. Только это труднее, не всем доступно, и надо иметь некоторую способность к этому. Н., может по ошибке, считает именно, что несколько способен обходиться с минимумом форм. (Не пугайтесь, а если хотите, в дальнейшем обсудим подробнее этот вопрос.)

О себе

Сегодня, 5/IV—30 года [письмо написано в 1950-е годы], было Вербное воскресенье. Я получил новое имя. А через три года, тоже 5/IV —33 г., я был verhaften [арестован]. Это было действительно отречение от всего. Наше поколение (их уже мало в живых) буквально было навозом для будущих род ов. Потомки наши не смогут никогда понять, что пережито было нами. Достойное по делам нашим восприняли. Что-то вы воспримете? А едва ли вы лучше нас. Да избавит вас Господь от нашей участи!

Пусть Татьяна Ивановна и не придает полного значения моим словам. Если найдет что верным или полезным, может принять, а если неверно, то я нисколько не обижусь, когда мое мнение будет отвергнуто. Мало ли мы говорим бесполезных слов. Я и сам себе не очень верю.

Жить мне никогда не хотелось и теперь не хочется. Только желание помочь нуждающимся еще поддерживает интерес к жизни. Сам же по себе я, кажется, в любую минуту рад был бы покинуть мир сей. Страшит, конечно, неподготовленность, но и это умеряется надеждой на милосердие Божие.

Ямного досадил Марише и Лизе. Они недовольны мной. Простите меня, дорогая матушка В. Попросите, чтобы Господь дал мне любовь к близким и разум, как обращаться с ними для пользы души их и моей собственной. Я стал вовсе неразумным.

УВас должно было бы напечататься в сознании мое мнение, что я не могу никак руководить в духовной жизни, что не считаю себя ничьим духовным отцом и никого не признаю своими духовными чадами. Почему? Потому, что вижу не только себя не способным к духовному руководству, но за всю жизнь я не видел никого, способного к этому, также не видел ни одного «чада», способного к послушанию и к жизни под руководством духовного «отца». Может быть, потому нет и отцов, что не стало способных детей.

Получил 6 ноября Ваше письмо. Я решительно отказываюсь дать Вам ответ на вопрос о перемене места. Я не знаю Ваших семейных, не знаю, насколько и Вы правы в своих отношениях к ним. Об этом знает хоть что-нибудь Ваш духовник о. Серафим[21]. К нему Вы и должны обращаться за советом.

Если ты уж будешь сомневаться в словах Кати, то напиши мне. Я постараюсь не мое мнение, а мнение Святых Отцов тебе изложить по этому случаю.

Вижу себя не мечтательно преисполненным всякими нарушениями заповедей Божиих, вижу, что «ничтоже благое и николиже сотворих» пред Богом. Неудивительно, что при всех отношениях с ближними сказывается это устроение, даже при желании добра им.

Если в моих словах усомнишься, то не переживай одна, а пиши мне сразу о своих сомнениях. Будь откровеннее в своей духовной жизни со мной, ничего не тая. А если не будет доверия, то и это выскажи, не бойся, я не обижусь. Ведь я не навязываюсь к тебе учителем, ты сама приходишь ко мне и вполне свободна в отношении ко мне: можешь поддерживать духовные отношения, если будешь получать пользу, а можешь и отойти, если пользы не станешь получать. Но и в этом надо быть осторожной. Враг, видя пользу, будет всячески стараться оторвать…

Поблагодари о. Федора за его письмо и попроси его молиться о мне, грешном. Земно кланяюсь ему и прошу не оставить меня без молитв и советов, ибо я совсем одинок, и нет у меня никого, с кем бы я мог посоветоваться или попросить духовной помощи. Вижу себя кругом в неустройстве и непрерывном нарушении всех заповедей. Надо бы плакать непрестанно, а слез нет. Надо идти впереди овец, а сил нет... Прошу его святых молитв и содействия.

Помолись и ты о мне, родная. Прости и понеси мои немощи, а я постараюсь нести твои. Господь да благословит тебя и вразумит на все доброе.

Да вразумит тебя Господь на все доброе. Меня несколько беспокоит твое отношение ко мне. Ты увлекаешься и готова приписать мне такие добрые качества, каких во мне вовсе нет. Это вредно тебе и в дальнейшем может служить для тебя причиной ненужных огорчений. Не увлекайся. Будь спокойна и ровна в отношениях и проси Господа и Матерь Божию, чтобы Они внушали мне ли или другому говорить тебе полезное на спасение души, ибо что значит человек?

Я дал тебе согласие и теперь подтверждаю, что готов поделиться с тобой всеми своими знаниями и опытом, если это угодно Богу. Вернее, помочь найти для нужных случаев ответ не свой, а Святых Отцов. Поэтому ты должна смотреть на меня не как на отца, а, скорее, как на старшего спутника на одном пути. Я не имею дерзновения быть отцом духовным, как это было раньше, ибо сам нуждаюсь в руководстве и только по гордости и самоволию не мог подчинить себя никому. Прости меня.

Как ни странно, а только теперь начинаю познавать, что такое надежда. В шестьдесят пять лет! А молитву мытаря тоже познал только несколько лет назад. Я, как и все прочие, наверно, познавал наружность, а сущность их, познаваемая опытом, не была доступна.

Очень бы хотелось знать, как это происходит у других. Потом надо еще различать понимание, всецелое хотя бы, от овладения им. Для понимания нужно испытать опытом, а овладение есть постоянное владение этим опытом. Так и прочее в духовной жизни.