Магнолии, девушка, солнце… - Татьяна Тронина

Когда Леонид Урманов попытался классифицировать свою новую знакомую с помощью привычных категорий, то у него ничего не получилось.

Та, которую звали весьма прозаичным именем – Маруся, решительно не желала втискиваться в общепринятые рамки. Может быть, потому, что в ней была какая-то тайна, загадка, драма – пока недоступная ему?

В первый раз он увидел ее утром, после дождя, входящей с веранды в столовую, сквозь лучи пробившегося сквозь тучи солнца. Она была окутана золотистой дымкой – смутный, колеблющийся контур, движущийся прямо на него и к тому же обладающий голосом. Своего рода атмосферная аномалия. О чем она тогда говорила? Кажется, приглашала всех желающих посетить тренажерный зал… Урманов не сразу понял смысл сказанного, его сознание сначала заполнил ее голос.

Каким он был?

Тихим? Нежным? Проникновенным? Нет, не то! Ее голос можно было сравнить только с музыкой или звуками природы – шелестящей на ветру листвой или шумом моря например… Но опять же все эти сравнения грешили земной, чисто человеческой примитивностью. Скорее таким голосом говорили бы ангелы, если б существовали (тьфу ты, какое пошлое опять сравнение!).

Было еще нечто пугающее – в первый момент Урманов не смог смотреть на нее прямо. Только косился. Поскольку чувствовал, что зрение его пока еще не приспособилось к подобному…

Единственное, что для Урманова было ясно, так это то, что он почти пропал. Если он станет смотреть на эту женщину прямо, если он поддастся ее голосу, то сгинет окончательно – поскольку он, Леонид Андреевич Урманов, являлся убежденным, фанатичным холостяком.

А женщина из грозовых туч могла легко заморочить ему голову. Лишить всех принципов.

Урманов, пережив за завтраком эту атмосферную аномалию, твердо решил – не связываться. Даже не думать. Ну ее! Ибо нет счастья в любви и браке, а есть только мифы о нем, об этом счастье. Сказки для романтичных девиц. Все люди – чужие, все – враги и лишь короткое время способны терпеть кого-то другого возле себя, поскольку природа еще не отменяла основной инстинкт… А хотя есть еще и другой инстинкт, который связывает двоих – мать и дитя. Да и то такая привязанность тоже не всех делает счастливыми!

Женщина по имени Маруся (именно так назвали незнакомку тетки за соседним столом, между собой превознося ее тренерские способности и человеческие качества) являлась ловушкой.

Она была слишком трогательной, слишком нежной. Она походила на героинь кинофильмов. Какие-то смутные образы детства, ранней юности… Она слишком напоминала тот идеал, к которому Урманов подсознательно стремился всю жизнь.

Он не являлся анахоретом: в подмосковном Пушкине всегда ждала его некая красавица по имени Регина, а Теплом Стане – добрейшая Гуля Соловьева искренне радовалась каждому его визиту (последнее воскресенье каждого месяца). Кроме того, были мимолетные командировочные романы (а путешествовал по роду своей деятельности Урманов часто). Но ни Регина, ни Гуля Соловьева, ни прочие не могли свернуть его с пути истинного. Он ловко избегал брачных пут и ни одной женщине ничего не обещал.

Леонид с энтузиазмом отдавал себя работе и ценил своих друзей. Он любил машины и футбол. Пиво в хорошей компании – тоже вещь великолепная! Хорошая погода, удобная одежда, уютная квартира, хозяином в которой был только он и никто больше, интересное кино, занимательная книга – все это тоже радовало Урманова.

Словом, он не собирался сжигать свою жизнь на костре страстей, не забивал себе голову иллюзиями, старался избегать ненужных хлопот, не ставил себя в зависимость от кого-то или от чего-то.

И потому с ясновидением закоренелого холостяка он сразу понял – с этой самой Марусей все будет по-другому.

…Урманов держался целый день. Он частично провел его на пляже, частично – в номере, пытаясь заснуть после обеда. Собственно, он и приехал сюда именно потому, что хотел отдохнуть (без отпуска прожил года три, не меньше). Он жаждал одиночества и тишины. Но Маруся! Кой черт она попалась ему на глаза…

Вечером он все-таки пришел в тренажерный зал.

Она была еще милей, еще трогательней, чем показалась ему в первый раз, особенно когда стояла спиной к раскрытому окну, и вечерний сад был виден за ней; лицо, освещенное люминесцентными лампами, казалось слишком прозрачным и бледным, а глаза, зеленовато-серые, – невероятно огромными, точно нарисованными.

Золотисто-рыжие волосы, пушистые и мягкие, вьющиеся на концах – такие прически носили актрисы, игравшие в старых фильмах, – Вивьен Ли, Ингрид Бергман, Валентина Серова…

Она казалась то веселой, то бесконечно печальной – и это было ужасно. Потому что таких женщин обманывать было нельзя.

«Ну ладно… – мучаясь от раздирающих его сомнений, в конце концов решил Урманов. – Будь что будет!»

Они провели остаток вечера вместе, а потом вечер перешел в ночь.

Маруся осталась у него в номере, но никакой радости эта победа Урманову не принесла. Поскольку он оказался в еще большей зависимости от Маруси.

Она была такой тоненькой, такой стройной и вместе с тем такой упруго-плотной, мягкой и твердой одновременно, холодной и горячей, что Урманов почувствовал страх. Ее кожа была слишком гладкой и слишком нежной. Слишком изящная шея, слишком беззащитные ключицы! Да, таких женщин обманывать нельзя. Их нельзя предавать. Их нельзя бросать. С ними нельзя быть грубым и бесцеремонным. Им нельзя лгать.

Каждый их поцелуй – величайшая милость. Прикосновение – награда. Такие женщины превращают мужчин в рабов, в тряпки. Из-за таких добровольно расстаются с друзьями, футболом, пивом, забывают о работе, о самом себе, из-за таких уже невозможно наслаждаться комфортом и уютом, поскольку мысли начинают рождаться совсем другие – «ну я-то ладно, а вот хорошо ли ей, моей душеньке?..» Такие пострашней женщин роковых, женщин-вамп – хотя романы с последними тоже ничем особо хорошим не заканчиваются.

Ну да, если уж вспоминать о романах, то в первую очередь Урманову вспомнились «Три товарища» Ремарка. Патриция Хольман – трогательная Пэт, умирающая от туберкулеза, ради которой главный герой был готов заложить душу… И ведь умерла все-таки, сделала его навеки несчастным, лишила радости жизни! Потому как после таких Пэт все остальные женщины уже не котируются…

И самое-то интересное, эта Маруся тоже палец о палец не ударила, чтобы как-то его, Урманова, приворожить! Она была то покорной, то равнодушной, то молчаливой, то вообще куда-то далеко уплывала своими мыслями, и потому у Урманова не возникло ощущения, что после совместно проведенной ночи Маруся стала хоть на миллиметр ближе.

Урманов был больше чем уверен, что потом она не стала бы сама искать его, напоминать о себе, делать вид, что они, точно липкой лентой, теперь повязаны любовью.