Триумф великого комбинатора - Борис Леонтьев

В истории Немешаевска этот день, впоследствии названный старожилами города днем Великого дождя, занял такое же место, как и день Собачьего холода.

Так вот, этот самый дождь и поливал почем зря трехэтажное, с колоннами и расписным порталом, здание немешаевского исполкома, построенное в 1912 году на месте снесенного мухоморосжигательного завода и, по придурковатому желанию архитектора, украшенное узорной кирпичной кладкой, вследствие чего исполком издали напоминал одну из газгандских мечетей. Когда же косые и прямые полосы дождя начали сверкать серебром, промокший до последней нитки Петр Тимофеевич Ключников с думой: "Опять придется блином масляным в рот лезти" подвалил к зданию исполкома. В исполкоме было тепло, но пахло сыростью и ватерклозетом. Войдя в приемную председателя, Петр Тимофеевич небрежно поздоровался с секретаршей Зосимой Денисовной, девушкой, с глазами пылкими, которой было всего-навсего 18 лет и 32 зимы, без приглашения вошел в кабинет, шаркнул ногой и сел в кресло возле стола. Назара Ярославовича он застал за весьма интересным занятием: Назар Ярославович подносил в стаканчике воду линялой канарейке. Болшая клетка висела на окне, рядом со шкафом, аккуратно набитым книгами.

– А-а, Петр Тимофеевич?

– Наикрепчайшего вам здоровьица, многоуважаемый Назар Ярославович!

– Не поет птица, не щебечет!

Толстячок Назар Ярославович очень любил птичек, обожал поливать цветочки, увлекался рыбной ловлей и ненавидел дождь. В исполкоме про него говорили так: "Наш председатель такая душка! Наш председатель такая лапочка! Ай да человек, наш председатель!" – Дождь... что ей петь?!

– Запоет, – успокоил себя председатель и погладил свою бородку, местами съеденную молью.

Канарейку звали Вовкой. Вовка на самом деле был самкой, поэтому петь не умел.

Назар Ярославович протяжно свистнул. Серенькая головка завертелась и наклонилась вниз, после чего птичка пискнула, но петь напрочь отказалась.

– Вы по поводу "Немхересплюс"?.. Все уже готово... Вот документы. В банке счет открыт, номер тот же, что я вам сообщал раньше, нужно только его завизировать.

На председателе была тафтяная желтая манишка, на которой красовался жилет канареечного цвета с полосками из бордового бархата.

– Птички – это так прекрасно! – проворковал Назар Ярославович.

Его золотистые без седины волосы нежно перекликались с жилетом.

– Так и есть, Назар Ярославович, удивительно прекрасно! – подобострастно воскликнул Петр Тимофеевич.

Председатель подошел к окну и забарабанил пальцами по подоконнику.

– А гадюка-дождь так и хлещет, – бормотал он, – так и льет!.. Вот и еще одно дельце организовали. Вот, возьмите.

– Да, и вам хорошо, Назар Ярославович, и я в накладе не останусь.

– А что Москва? Нашли пайщиков?

– Сегодня должен приехать курьер и, думаю, с хорошими весточками.

Глаза Назара Ярославовича, как на беду, были маленькие, канареечные. А то можно было бы сказать: "В его глазах птицей летала радость".

– Это же как здоровски! Это же... В нашем городе будет производиться лучшее в республике вино! Правда?

– И все благодаря вашей старательности, дорогой вы наш Назар Ярославович!.. – и тут же польстил: – Яблочко вы наше наливное, Назар Ярославович! Ждите повышения по партийной линии.

– Да уж... А гадюка-дождь так и хлещет, так и льет... Кенар, кенар, канареечка спой мне, лапушка-соловушка!

Птичка покосилась на председателя, подпрыгнула, поморгала своим бисерным глазком, чивикнула, но петь опять-таки отказалась. В ответ на это безобразие Назар Ярославович нервно погладил свою рубашку в просторную канареечную клеточку, поправил галстук, потом его одернул, потеребил усы и ласково сказал через зубы:

– И что им надо, пернатым? Все у них есть: зерна, водичка... Знаете, что я вам скажу, Петр Тимофеевич, горя они не знали. Горя не видели, вот что я вам скажу! Правда?

– Конечно, правда!

– Спой, соловушка!.. Вот же гадство – молчит пернатая. Не щебечет. Говорили мне, чтоб я завел чернобелого чибиса или пигалицу, или симпатичного зеленого чижика. Чижики так весело щебечут, к рукам привыкают. Это не то, что снегири – скрипят да скрипят. Я так и не понял, Петр Тимофеевич, для чего нам нужен "Немхересплюс"?

– На всякий пожарный.

– И это правильно.

– Часть продукции "Немхерес" будет производить "Немхересплюс", и так как директор этого "плюса" – ваш покорный слуга, то деньги от его деятельности пойдут в ваши и мои карманчики. Уж меня ты вы, Назар Ярославович, знаете – я кривить душой не умею. Крошечку себе возьму, а остальное все вам отдам.

– Весьма вероятно, что дождик этот – надолго. Или нет? – Как вам сказать...

– А знаете, что я знаю? Я знаю удивительнейшую историю! Жили-были попугай и канарейка. В вольере жили. В неволе. Но в один прекрасный день улетели. И вот тогда попугай стал принцем, а канарейка принцессой! Ах, как это хорошо вы придумали с "Немхересплюс"! Вы уже посчитали возможную прибыль?

– Не беспокойтесь, Назар Ярославович, сальдо всегда будет в нашу пользу!

– А что же это мы без чая сидим?

Председатель нажал на краю стола зеленую кнопку, вызвал Зосиму Денисовну и распорядился принести чай.

– Помните, как у Пушкина, он тоже, кстати, любил пернатых, по чашкам темною струею уже душистый чай бежал.

Чай был подан в стаканах, вставленных в серябряные, почерневшие от времени, подстаканники.

– Удивительно ароматный у вас чаишко, Захар Ярославович! Удивительно наварист!

– Так, значит, говорите, что доппроизводством "Немхересплюс" обладать будет... А не опасно ли?

– Все схвачено, Назар Ярославович, все в моих руках.

– А ну-ка пой, пернатая! – не унимался председатель.

Назар Ярославович был миловиден и зрелищен со своими птичками. Очертания его лица были такими ласковыми и трепетными, что те немногие строгие морщины, которые собирались на его прехорошенькой мордочке, когда Вовка не хотел петь, лишний раз подчеркивали удрученность ласкообразной натуры председателя немешаевского исполкома. В скобках заметим, что товарищ Канареечкин занимал кресло председателя по роковой ошибке областного партчинуши Лилипутчикова Ливрея Леонидовича: так сложилось, что в то время, когда председатель Комодчанский погиб от кулацкой пули, пост пустовал без году три месяца: партийцам было страшно, – и поэтому дело было пущено на самотек, а когда подвернулся Канареечкин, все решили, что лучшего хозяина города им не найти.

– А цветочек-то я и забыл полить!

И Назар Ярославович полил цветочек. Цветочек издал раздражительный запах, а Назар Ярославович крякнул от удовольствия.

– Вечером, говорите, приезжает?

– Мне киблограммой сообщили.

– Телеграммой? Так, значит, пайщики найдены! Ах, как же это чудно! Немешаевск и лучший сорт хереса!

– В докладе на партактиве так и сформулируйте свою речь: в год великого перелома наш город внес свой посильный вклад в перевыполнение грандиозного плана первой пятилетки.

– Как вы сказали? – засветилась прехорошенькая мордочка городского головы. – Подождите, я запишу!

Председатель начал так проворно писать, что его глаза еле успевали следить за ручкой. – ...планов первой пятилетки. Вот так! Ах, как это прекрасно!

В Немсоцбанк Петр Тимофеевич шел с драгоценной папкой, в которой находились учредительные документы "Немхересплюс". Нужно было завизировать расчетный счет и ждать перевода из Москвы.

Но ждать не пришлось.

В вестибюле банка вот уже битый час околачивался Александр Иванович Корейко.

– Петр Тимофеевич? – бухнул спроста подпольный миллионер, завидев полулысого брюнета с румяным лицом.

– С кем имею честь? – раздраженно спросил брюнет.

– Успокойтесь. Что вы кричите?

– Я не кричу!

– Вы ждете курьера из Москвы? – намекнул Корейко.

– Жду, но к вечеру, – блеснул глазами брюнет.

– Курьер перед вами, здравствуйте!

– Добрый день.

– Документы готовы?

– Вот...

– Торопитесь, по моим сведениям, перевод уже пришел.

– Оперативно! Конторы еще нет, а деньги на ее счет уже поступили! Однако, оперативно!

– Вот вам отношение со спецсчетом Внешторга. Отправляйте немедленно!

И мошенники поднялись по банковской лестнице на второй этаж.

Петр Тимофеевич быстро подписал необходимые бланки, сдал их в окошко бухгалтерии и тут же оформил перевод с плательщиком "Немхересплюс", а получателем "Внешторг". Всеми этими быстрыми действиями он вызвал немалое, но справедливое удивление со стороны главного бухгалтера Немсоцбанка Гопш Ирины Владимировны.

– Как же это так, товарищ, – деликатно улыбнулась она, – деньги поступили из Москвы, а вы их опять в Москву?

– А что вас, собственно, смущает?

– До сегодняшнего дня у вас был счет с очень мизерным сальдо в дебете. А тут на тебе! Не понятно!

– Что вам не понятно?

– Все непонятно.

– С Канареечкиным все согласовано!